– У нас в экипаже парень есть. Так он на почве любви к пиву окончательно свихнулся. У него даже прозвище Балтика-три. Мы тут на днях шутканули, что японцы палочками едят все, включая пиво. Так он на это дело купился и пообещал, что скоро тоже научится.

– Из «Балтики-три» хороший моряцкий «Ворошилов» получается, – задумался о своем Смолов.

– Вы хотели сказать «шило»?

– Э-э, брат, это до дерьмократической власти на флоте «шило» гнали. А вот после нее – сплошь и всюду «Ворошилова».

– А это как?

– Да, в принципе, рецептура прежняя. Вот только раньше на кораблях спирт без проблем доставали. А теперь – исключительно воруют. Потому и «Ворошилов»… Кстати, я не наблюдаю на горизонте нашу очаровательную работодательницу.

– Полина в курсе, где и во сколько мы встречаемся, – пояснил Козырев. – В принципе, уже должна была подъехать. Мы договорились, что, как только она доберется до поворота, сразу отзвонится. А дальше я ее встречу.

– Ну раз такое дело, малость подождем. Давай, Павлентий, накатим, пока не нагрелось. Катьк, а ты чего? Присоединяйся к мужской компании.

– Спасибо, не хочется. Если не возражаете, я лучше пока немного позагораю.

– Еще бы мы возражали, – усмехнулся Смолов и заговорщицки подмигнул Паше.

Катерина непринужденно сняла футболку, под которой обнаружилась предусмотрительно надетая верхушка купальника, поднялась и, отойдя в сторону, с наслаждением вытянулась, подставляя солнцу зажмуренное лицо. Глядя на Востроилову, а в первую очередь на ее правильной, полуокруглой формы и достойную во всех остальных отношениях грудь, туго прихваченную невеликим кусочком материи, Козырев невольно замечтался, вспоминая события недавней ночи. В эту минуту заниматься делом, хотя бы и столь благородным, как спасение друга, абсолютно не хотелось. Хотелось неги, хотелось безделья. В конце концов, дико хотелось секса. Но в этот момент Пашу совсем некстати обломал Смолов:

– Браток, ты варежку-то малость прикрой. А то слюна на песок капает, – беззлобно порекомендовал Катин начальник. И, высосав до последней капли свою банку, добавил: – Что, хороша девка?

– Ага, – автоматически согласился Козырев.

– Самому нравится… Слушай, а чего вдруг тебя сегодня подорвали? Я утром дежурному звонил, вроде никакого ЧП в городе не приключилось. Даже все эти пидорасные-несогласные, и те стройным маршем на пляжи отправились.

В ответ Паша вкратце пересказал Смолову историю вчерашнего «елдового побоища» за место парковки под солнцем. Выслушав, Виктор Васильевич отработанным движением лишил невинности вторую банку и, весомо глотнув, констатировал:

– Н-да, есть такая буква в этом слове. Народ нынче совсем с глузду съехал. Причем поголовно. Крутые буквально все. Амбиции буквально амбарные. В нашей фирме, кстати сказать, с неделю назад нечто похожее приключилось. Сотрудник у нас есть, Генка Пеззнер. Давно работает, неплохой паренек, даром что еврейских кровей… Кстати, ничего, что я малость нетолерантно выражаюсь?

– Да все нормально, – отмахнулся Паша. При чем тут «еврейский вопрос», когда в непосредственной близости от тебя маняще выгибается навстречу солнечным лучам такая… Такая, выражаясь словами старика Паниковского, «фемина»?

– Так вот. Ехал он на работу по Фонтанке. Там, как водится, вечные пробки. Ну, пригорал, туда-сюда… Прикинул, попробовал втиснуться меж двух сосен и своими диоптриями малость просчитался. Короче, царапнул крылышко иномарке. Хотя, какое царапнул? Так, слегонца лизнул шершаво… Оно фигня, конечно, но Генка как честный человек остановился, вылез: дескать, готов принести извинения и удовлетворения в удобной для вас форме и валюте.

– И что?

– А то, что из иномарки вываливается потерпевший, весь такой из себя распальцованно-параллелепипедообразный тушкан, и безо всяких приветствий-прелюдий достает из барсетки «Осу» и шмаляет. Прямо в грудину. Хорошо не в лоб. Хотел и второй раз шмальнуть, да Геша, падая на проезжую часть, успел засветить ксиву. Вот такой вот «ченч» – царапина на крыле супротив трещины в ребре. Нефиговый обмен, а? Кстати, для справки: цена вопроса крыла при данном столкновении и при страховке – ноль рублей ноль копеек.

– Ну да, до боли знакомая ситуация, – согласился Козырев.

Смолов говорил все правильно, все по делу. Вот только вступать в полемику и поддерживать разговор абсолютно не климатило. Хотелось молчать, подставлять морду солнцу и смотреть на Катю. И хотеть Катю.

– То-то и оно, что знакомая. И до боли, – продолжил развивать свою мысль Смолов. – Вот ты мне скажи… Ты, который оперативный водитель. Что такое в этом мире происходит? Что такое с нами случилось? Почему водителям образца двадцать первого века вдруг резко стало по душе исключительно одно – чтобы им всем уступали место на дорогах, а в случае ДТП падали ниц, независимо от вектора виновности. При этом, разумеется, отделываясь испугом неподдельным.

– Так ведь подобная метаморфоза, она не с одними только водителями произошла.

– Согласен. Не только. Но в данном конкретном случае объясни ты мне, почему дорожные амбиции кратно превосходят все эмоции вне проезжих частей? Почему все несут себя на сиденьях автомобилей, словно в кресле верховного распорядителя? При этом – юмора ноль. Управляющихся с рулем задниц терзают всего лишь маленькие пузырчатые комплексы. И ладно бы рядом с ними дивы длинноногие находились. Здесь вопросов нет, понты хотя бы в мотивации. Одна беда – див на всех категорически не хватает. А в результате имеем омерзительные сцены рядом с местами ДТП.

– То что омерзительные, это точно!

– Вот ты как-нибудь сугубо этнографически присмотрись: тучные и хлипкие, характерные и интеллектуальные – все тут же выскакивают из салонов с оскорблениями. И тут же получают филологическую сдачу как минимум. Далее – неловкая потасовка, так как драться 99 процентов не умеют, а 99 процентов из 99 никогда и не пробовали. Со стороны это либо нелепо, либо смешно, но полно идиотских рисков. Скажешь, не так? По-твоему, я что-то не то вкуриваю?

– Да нет, все правильно, – подтвердил Паша. – Просто…

– Ни хрена не просто, – не дал ему завершить Смолов. – Современные мужики поражены сокровенными представлениями о своем скрытом внутреннем герое. Это не рыцарь и не мушкетер. Это… догадываешься, кто?

– Бандит?

– Он самый. Заметь, о бандитах знают в основном исключительно по ТВ, но точно чувствуют, как натуральные бандиты ведут диалог и поступают. При этом подражания выглядят чудовищно! Редкие оставшиеся в живых и в здравой памяти гангстеры, видя эти шоу остроклювиков, вздрагивают от карикатур на самих себя: «О как!» Отсюда те, кто бандитов вынужден высокомерно презирать, благодаря недавно приобретенному статусу менеджера, обязательно прикупят себе ружье охотничье импортное (заметь, не побывав в лесу за последние десять лет ни разу), пистолет для самообороны или нож метательный вьетнамского подводного спецназа. Последнее, как правило, для «случайной» демонстрации пришедшему гостю в его рабочий кабинет. Как факт принадлежности к спецназу российскому.

Здесь Козырев немного смутился, поскольку как раз такой вот «понтовый» нож в прошлом году Лямка подогнал ему на день рождения.

– Так вот скажи мне, Паш, отчего же мы тогда гневаемся на наркоманов, у которых мотивации абсолютно логичные: ломка – убил – добыл – доза – тюрьма? А?!.. Понять нельзя внешне адекватных галстучных мужчин. Откуда в них такое космическое отношение к своим персонам, мгновенное отупение, мелкотравчатая ярость, а после – бездеятельное раскаяние возле халата жены и в кабинете милиционера? Возможно, это мои фантазии, но думается, что дело здесь – в тотальной неуверенности, в превышении пределов своей компетентности. В обнимку с завышенной самооценкой и неудовлетворенностью как следствие.

Паша не успел ответить, так как именно на этой смоловской коде у него засигналил мобильник. Звонила Полина. Решив, что та подъехала к условленному месту, Козырев подскочил и направился в сторону дороги. Однако, на ходу обменявшись несколькими фразами, притормозил и, отойдя в сторонку, принялся о чем-то ее распрашивать.