– А если бы предложили?

– Лямк, ну чего ты привязался? Если бы да кабы. Вот когда предложат, тогда и думать буду. Все, хорош, наливай…

Обсасывать наболевшую тему далее не стали: по выражению лица приятеля Козырев догадался, что конспективно изложенная им информация о злоупотреблениях в «грузчицкой среде» стала для кабинетного аналитика Лямина неприятным открытием. Но вскоре Паша совершил другую промашку – случайно сболтнул про телефонный диалог Ирочки и Ольховской. Лямка сделался чернее тучи: он подозвал официантку, мрачно повторил заказ в части его алкогольной составляющей и, как результат, под занавес вечера порядочно поднабрался. Распрощавшись с Пашей, Иван в категоричной форме отказался от сопровождения. Поймав тачку, он двинулся домой, полный решимости учинить молодой супруге классический домострой.

Полувыйдя, полувыпав из лифта, Иван выгрузился на лестничную площадку и, собираясь с мыслями, закурил. Странное дело, но двух оставшихся в смятой пачке сигарет на то, чтобы они, мысли, собрались, почему-то не хватило. Приходилось возвращаться таким, как оно есть. Неуверенной походкой Лямка подошел к двери. Несколько раз (чуть больше, нежели, это требуется по технике йоги) вздохнул, после чего с силой надавил дверной звонок.

Щелкнули замки, и на пороге возникла сердитая Ирина. Как всегда, в домашнем халатике, как всегда, запачканном чем-то детским.

– Совсем обалдел?! Чего трезвонишь-то? Своими ключами открыть не мог? Сашка спит!

Иван молча отодвинул ее от двери и, не раздеваясь, прошел на кухню. «Как в плохом кино», – промелькнуло у него в мозгу, но отступать было поздно. Ирина от такого поведения традиционно покладистого мужа даже рот открыла, но тут же своим женским чутьем уловила – «у нас проблемы». А посему решила напасть первой:

– И как это понимать? В доме, между прочим, ребенок, а ты на кухню в одежде.

– А что мне теперь на кухню – голым заходить?

– Очень смешно. Просто обхохочешься. Ты лучше посмотри на часы. Где ты был?

– Пиво пил, – неоригинально отозвался Лямка, пытаясь зажечь газ под чайником.

– Ну-ка, ну-ка… – Ирина углядела разбалансированную моторику не справляющихся со спичками пальцев супруга, подошла вплотную и принюхалась, – Ф-фу, гадость какая! Несет, как из помойного ведра. Что за дрянь ты пил?

– Коктейль «Субмарина».

– Чего-чего?

– Тебе рецепт продиктовать?

– А тебе не кажется, что ты хамишь?

– Не, я не хамлю. Пока. Но скоро начну.

– Так, приехали… Ну и с кем ты сегодня изволил нажраться? Опять со своими сисадминами? Мало вам будней, так еще и по выходным собираться стали? Понятно, их ведь дома жена с ребенком не ждут…

– Ни черта тебе не понятно. С Козырем я был, с Пашей Козыревым. Надеюсь, помнишь еще такого?

– Помню. Хотя какая разница? Хрен редьки не слаще, – опрометчиво заявила Ирина и тут же инстинктивно отшатнулась в сторону, поймав на себе очень недобрый…

Да что там недобрый – просто-таки ненавидящий тяжелый мужний взгляд. ТАК он на нее еще никогда не смотрел.

– Что ты сейчас сказала?!

– Я сказала, что сегодня суббота, которую ты вполне мог посвятить дому, сыну, – малость пошла на попятный Ирина. – Про себя я просто молчу… Вот ты сегодня весь день пропьянствовал, а завтра вечером у тебя, видите ли, поезд. Конечно, ты ведь у нас на работе устаешь, тебе нужно уехать, расслабиться. Это только мне отдыхать не надо. Каждый день, как свадебная лошадь: морда в цветах, жопа в мыле.

– А ничего, что я полтора года родителей не видел?

– А ничего, что дядя Костя третью неделю просит приехать помочь ему по даче? Участок такой травой зарос, что в ней Сашку уже не видно.

– Хорошо, завтра с утра поеду и всю траву… скурю на фиг.

– Я всегда говорила, что чувство юмора – не самое сильное твое место.

– А какое тогда самое сильное?

– Всяко не чувство меры. Вон, сегодня хорохоришься, а завтра опять полдня будешь с унитазом обниматься… Ладно, «грузчики» пьют как лошади: у них работа дерганая, да к тому же еще и на улице постоянно. Но тебе-то чего неймется? Устроили на нормальный график, в теплый кабинет. Сиди на заднице ровно да возись со своими ненаглядными компьютерами. Так нет же – обязательно надо со старыми дружками по кабакам ошиваться! Бойцы вспоминают минувшие дни…

– Про то, что устроили, это ты верно сказала. Устроили вы мне со своим папочкой и дядюшкой веселую жизнь. В два счета схомутали, даже пискнуть не успел, – перешел Рубикон Лямка.

– Ах, вот так ты теперь поворачиваешь! Ну, знаешь, любезный супруг, после таких слов мне с тобой говорить не о чем!.. Всё, выпивай свой чай и стели-ка ты себе на кухне. Я тебя с таким выхлопом в спальню к ребенку не пущу.

Ирина развернулась и с оскорбленным видом направилась в комнату.

– А ну стой! – грубо окликнул ее Лямка.

– Не ори, Сашку разбудишь. Белье возьмешь в диване. И на всякий случай подставь себе тазик. Я за тобой убирать не собираюсь.

– Иди ты знаешь куда со своим тазиком?! Я сказал: вернись и сядь. Я еще не договорил.

– А я не собираюсь общаться с тобой в таком состоянии. Вот завтра проспишься и поговорим.

– Нет, сегодня.

– Хорошо, – презрительно кивнула головой Ирина и опустилась на табурет. – И о чем будем говорить? О том, что тебя никто не ценит и не понимает?

– Успокойся. Как раз по этой части у меня все окей.

– Да что ты?! Никак утешитель нашелся?

– Ага, нашелся. Вернее, нашлась, – нахально соврал Лямка.

– Короче, чего тебе от меня нужно? – посуровев, проглотила последнюю фразу Ирина. – Только скорее, я спать хочу.

– Тебе Полина звонила? Меня позвать просила?

– Ну, допустим, звонила, – осторожно ответила супруга, наконец сообразив, что послужило причиной столь андеграундной реакции мужа.

– Ты почему меня не позвала?

Мгновенно перебрав в уме возможные тактики дальнейшего поведения, Ирина остановилась на доселе безотказной. И уже пару секунд спустя на ее красные от бессонницы глаза начали наворачиваться постановочно-театральные слезы.

Но на сей раз не сработало. Давно привыкший к моноспектаклям со слезами, Лямка в ответ лишь слегка прищурился:

– Я тебя русским языком спрашиваю: какого черта ты не позвала меня к телефону?

– Потому!

– Почему?!!

– Потому что тебе какая-то там Полина дороже жены, – заверещала Ирина. – Что она, что твой Козырев… Они вечно впутывают тебя в какие-то темные дела. А потом…

– Что потом?! – не на шутку завелся Лямка.

– Не ори на меня! А то ты сам не знаешь, что потом! Рядом с этой твоей Полиной люди мрут. Как мухи – Антон ваш, потом Нестеров… Вот и теперь: вроде как нашла наконец мужика нормального, богатого, настоящего…

– Так богатого или настоящего?

– Это одно и то же.

– Ну-ну, продолжай. Нашла – и что?

– А то, что его тут же взяли и посадили! И еще неизвестно, чем все закончится.

– То есть ты считаешь, что Игорь и вправду вазочки из Эрмитажа тырит?

– Ничего я не считаю. Хотя нет… Я считаю одно. Что тебе при таких обстоятельствах и при твоей работе не надо влезать в эту историю. Если наплевать на себя, подумай хотя бы о дяде. Или ты действительно не понимаешь, как это может на нем аукнуться?

– Ир, ты вообще себя слышишь? Ты слышишь, что ты сейчас говоришь? Полина, Игорь, Пашка – это мои друзья! Хоть это ясно?

– Хоть это – мне ясно. А вот тебе не пора ли определиться в приоритетах? Кто для тебя дороже – семья или друзья? Лично я не хочу, чтобы мой ребенок остался без отца.

– Ой, вот только не надо приплетать сюда Сашку!.. Что за манера такая: при любом удобном случае, в каждую ерунду обязательно приплетать сына?

– Ну, если сын для тебя – это ерунда, о чем тогда говорить? И вообще, чего ты от меня хочешь?

– Я хочу понять, с каких это пор и с каких это щей ты решила, что имеешь право определять, что и как мне делать? – Лямка с размаху ухнул кулаком в стену. Наверное, впервые за все время их совместной жизни. Ухнул так, что на кухонном столике жалобно звякнули чайные ложечки.