Полина невольно вздрогнула, ассоциативно вспомнив, что именно при схожих обстоятельствах состоялось ее знакомство с Камышом. Правда, было это еще в позапрошлой жизни. Интересно, как он? Что он? Да и жив ли вообще с его-то характером и бурной биографией?…

– Хорошо, тогда поступим так, – прервал ее воспоминания Игорь. – Севка отвезет меня на встречу и сразу вернется за тобой. Надеюсь, часа для удовлетворения ностальгических потребностей тебе будет достаточно? Равно как то, что в течение часа тебя никто не похитит.

– Я тоже надеюсь. Тем более, что с новым кольцом моя номинальная стоимость резко подскочила.

– Ох и язва ты, Полина, – вздохнул Ладонин, вынимая из бумажника кредитку.

– Так сразу и язва? Всего лишь маленькая болячка.

– Ну-ну, не скромничай.

– А почему бы и нет? Помнишь, у Шварца? Любую девушку украшают две вещи: скромность и прозрачное платьице.

– Неплохо сказано. А Шварц – это кто? Вице-президент из Райфинзербанка?

– Игорь! – возмутилась Ольховская. – Как можно быть таким дремучим человеком?

– Почему сразу дремучим? Ты вот знаешь Шварца, а я, к примеру, знаком с творчеством Бадри и Мирыча. А знаешь, какие малявы недавно рассылал из «Крестов» Паша Рязанский, который прямо оттуда собирался баллотироваться в Думу? Это ж не малява – песня! Былина!

Ладонин задумался на секунду и принялся цитировать по памяти:

– Все, хватит, – перебила Полина. – Не желаю слушать этот бред. Давай, поезжай в свою Лахту, к своим «утюгам», а я направляюсь в театральную кассу и беру любые билеты, в любой театр на ближайшие выходные. И не вздумай отвертеться! Давно пора взяться за твое духовное воспитание.

– Попробуй, – примирился Ладонин, – Но очень тебя прошу: всё что угодно – только не балет. Ну не могу я смотреть на этих педиков в трико. Со школьных культпоходов на дух не переношу. Сразу блевать тянет.

– Господин бизнесмен!

– Понял-понял. Я хотел сказать: сразу тянет к самоочищению организма. Но согласись как филолог: «блевать» в данном случае звучит гораздо сочнее…

Через несколько минут «броневик» Ладонина, рыкнув по-звериному, сорвался с места и, распугивая прохожих, вырулил на Невский. Полина еще не успела дойти до памятника Гоголю, как невесть откуда взявшаяся скромная «десятка» пролетела мимо нее тем же макаром. «Крутых нынче развелось! Плюнуть некуда – обязательно в крутого попадешь, – подумалось Ольховской. – Наплевать на знаки, на гаишников, ни черта не боятся. Пешеходная зона… Скоро для несчастных пешеходов особые резервации придется делать. Дабы люди могли попастись в относительной безопасности. За колючей проволокой».

Полина не спеша добрела до канала Грибоедова, застыла было в нерешительности – куда свернуть? – но, вспомнив о местонахождении ближайшей театральной кассы, двинулась прямо, на угол Михайловской и Невского. Толкнув перед собой дверь, она вошла в увешанное рекламными плакатами помещение и была остановлена грозным окриком:

– Куда претесь, девушка? Мы уже закрылись!

«Вот тебе и духовное воспитание. Культурная, блин, столица», – подумала Ольховская. Ей стоило немалого труда сдержаться и ответить показавшейся в кассовом окошечке вздорной тетке как можно спокойнее:

– Во-первых, я не прусь, а вхожу. А во-вторых, дверь была открыта.

– А читать вас в школе не учили? Русским языком написано: «Часы работы с 10 до 20».

Полина автоматически оглянулась на дверь. Она собиралась ответить тетке более доступным русским языком, однако ее взгляд неожиданно выхватил из общей массы мельтешивших на Невском прохожих отпрянувшего от витрины парня. Никаких сомнений – это был тот самый «студент», с которым час назад она столкнулась на лестнице в «Капитане Куке». В подобные совпадения бывшая «грузчица» Ольховская не верила.

«Так, Валерьевна, похоже, у вас образовались проблемы… Угодно было вам других в объект рядить – извольте на себя примерить… Черт, Игорь как накаркал. А вдруг меня и вправду собрались похитить?… Глупости, кому я теперь-то понадобилась?… Ладно, спокойствие, только спокойствие. Никто на Невском на меня нападать не станет. В конце концов, возможно, у меня всего лишь приступ дежавю. Но проверить надо».

Полина, так и не вступив в полемику с грубиянкой-кассиршей, вышла на Невский и, как ни в чем не бывало, двинулась в сторону Пассажа. Не будучи асом наружки, почувствовать затылком слежку она не могла, а посему, пройдя метров тридцать, украдкой бросила взгляд в большое витринное стекло – парень шел за ней. «А может, просто поклонник? Такая, знаете ли, любовь с первого взгляда?… Щас, размечтались, Полина Валерьевна! Не слишком ли много вы о себе воображаете?»

Самоуничижаясь, она добрела до Пассажа и, резко сменив курс, вошла в гигантскую стеклянную вертушку главного входа. Дверь оборачивалась автоматически, так что нехитрым маневром Полина немного увеличила дистанцию между собой и преследователем. Ускорив шаг, Ольховская метнулась в секцию нижнего белья и заняла позицию у стеллажей таким образом, чтобы вполоборота видеть фланирующих по общему залу посетителей. Финт удался – парень явно потерял ее из виду. Дойдя до центра зала, он остановился у цветочного киоска, растерянно поозирался по сторонам и, чуть склонив голову влево, принялся шевелить губами.

Уф-ф! У Полины немного отлегло от сердца. Выносной мобильной гарнитуры у парня она не заметила, и это означало, что в данный момент тот общается по скрытоносимой станции. Следовательно, никакие это не похитители – наши. В смысле, родная наружка. Минуту спустя ее догадка подтвердилась: рядом с парнем остановился и перебросился парой фраз ничем не примечательный с виду мужик. Если бы не одно «но» – однажды Ольховская видела этого мужика на точке, когда они совместными усилиями нескольких отделов НН выявляли неблагонадежных элементов на некоем несанкционированном народном шествии. Так что все в масть, все правильно – при работе за бывшими коллегами «прошлых своих» стараются не ставить. Слишком велик риск расшифровки.

В общем, отлечь-то оно отлегло, но тоже, знаете ли, не подарок. Осознавать, что за тобой поставили «ноги», мягко говоря, радости мало. В принципе, Ольховская была в курсе, что периодически за уволившимися из наружки проводят комплекс оперативных мероприятий – мало ли к какой сфере деятельности мог применить свои профессиональные знания гражданский «грузчик»… Но сейчас, припомнив столь раздражившую ее «десятку», которая стартовала на Малой Конюшенной вслед за машиной Игоря, она была уже не вполне уверена, кому именно посвящается сия песня – персонально ей или все-таки Ладонину? Предположение о том, что ее тащат как связь объекта, Полину почему-то задело и даже оскорбило. Как-то это унизительно – ощущать себя «связью». Хотя… Без пресловутого штампика в паспорте кем она ему приходилась? Именно что «связью» – «Нету связи никакой, кроме связи половой…»

Однако срочно следовало что-то предпринимать. Ибо назойливая продавщица, оценив цепким профессиональным взглядом кредитоспособность Ольховской как «очень высокую», тут же принялась впаривать ей кружевные сорочки, бюстгальтеры и прочую атрибутику интимно-альковной жизни. Между тем «грузчики» расположились в зале таким образом, что шансов выйти из секции незамеченной у Полины практически не было. Если б не прокол «молодого», который умудрился дважды попасться ей на глаза, следовало признать, что ребята работали на твердую «четверку».

И тут в голову Ольховской пришла не лишенная остроумия идея: «Ладно, господа бывшие коллеги! Раз вы со мной так, то и я вам покажу, где здесь хунд беграбен!» Для начала, сделав вид, что поддалась уговорам продавщицы, она приобрела более-менее приличные, хотя и непомерно дорогие, трусики. С фирменным пакетиком в руках, не таясь, Полина вышла из секции: мол, смотрите, вот она я, никуда не прячусь, делаю покупки, а вас не вижу и знать не знаю. Она прошла в конец зала, поднялась на третий, административный этаж, без особых проблем миновала ресепшен (Ольховскую здесь знали) и зашла в кабинет, на котором красовалась чуть скошенная, потому как «музейная» табличка «Главный товаровед».