— Не совсем.

— Что ж, доспорим в другой раз, а сейчас, — Юрий Евгеньевич посмотрел на часы, — до построения на увольнение осталось сорок минут, прошу приналечь на приборку и не опаздывать в строй.

Через двадцать две минуты запыхавшийся Карпенко доложил:

— Приборка окончена.

— Пусть БЧ готовится к увольнению.

— Есть. — И уже в дверях растерянно: — А вы принимать не будете?

— Я занят. — Доватор уткнулся в схему, — Надеюсь, вы меня не подвели.

За две минуты до построения Юрий Евгеньевич вышел в коридор. Столбов уже в форме первого срока старательно протирал подоконник. Сделав вид, что ничего не заметил, инженер-лейтенант повернул обратно.

Дверь распахнулась без стука. В комнату влетел чемодан и шлепнулся на постель. Доватор улыбнулся недоверчиво: так входить мог только Клемаш… «Здесь? Любитель асфальта? Или его уже поперли из управления?» Точно на чемодан легли перчатки.

— Клемаш, бродяга, входи!

— А откуда ты знаешь, что это я? — раздался веселый голос из коридора, и Клемаш вошел. Шинель в талию, плечи как влитые. На такие плечи можно сразу класть погоны капитана третьего ранга как минимум. А фуражка, а козырек! Интересно, куда патрули в Москве смотрят, или они насчет морской формы некомпетентны? Доватор пошел навстречу, растопырив руки.

— Ну и шикарным ты мариманом в Москве стал. Тебя что, на флот отправили? У меня тут место для второй койки имеется.

— А я распорядился.

И действительно, два матроса уже вносили койку. Старшина шествовал с одеялом и бельем. Старшина шествовал почтительно.

«Ну и ну, — подумал Доватор, — меня так не встречали».

— Слушай, почему к тебе наш старшина проникся такой любовью?

— Знает, прибыл представитель из центра. Сначала он опешил, увидев мои погоны, а потом решил, что я переодетый капитан первого ранга…

— Шику от тебя, Клемаш, как пыли от… — Доватор запнулся.

— Хорошо, что тебе в голову не сразу приходят непочтительные сравнения. Ты как-то забываешь — перед тобой представитель центра. Мы еще посмотрим, кто раньше адмиралом станет.

— Брось. Ты настолько любишь жизнь во всех ее проявлениях, что ни на какие самоограничения не способен, хотя бы того требовала карьера.

— Да, в адмиралы я не собираюсь. Тут нужна слишком большая целеустремленность. А устроился ты шикарно. Какой вид из окна!

— Пойдем в сопки?

— Думаешь, что лежит в моем шикарном чемодане?

— То ли коньяк, то ли водка.

— За кого ты меня принимаешь? Там свитер, лыжная шапочка и стриксы. Между прочим, две пары, финские к тому же. Сейчас помрешь от восторга.

— Ну, Клемаш, спасибо! Умных офицеров держат у нас в управлении. Но самое мудрое, что сам приехал… Подожди, тут один человек в доме есть, я у него мигом лыжи возьму.

— А у человека случайно не тридцать пятый номер ботинок?

— Нет, Клемаш, у человека сорок второй, если не сорок третий. Он из десятого класса, очень, я должен сказать тебе, симпатичный человек.

— У него, конечно, сестра есть.

— Есть. Прелестное к тому же существо. Глаза серые, огромные серые глаза.

— Ну я, кажется, вовремя приехал. Познакомишь?

— Не знаю.

— Смотри не зажимай, а то на свадьбу прилечу, но пить не буду. Ну ладно, пошли добывать лыжи. Как девушку зовут?

— Ляля. Если настаиваешь, пошли вместе, только ты учти, у нее злая собака и строгая мама.

— Переживем.

— И Ляле пока пять лет.

— Серьезно? Нет, серьезно? — Клемаш придвинулся вплотную, посмотрел на Доватора, махнул рукой. — Ладно, иди один добывать лыжи. Я с ней потом познакомлюсь. Когда она подрастет, ты как раз повзрослеешь настолько, чтобы думать о домашнем очаге. Только учти, ты уже станешь старым осьминогом, покрытым плотным слоем плесени, и девушки на тебя смотреть не захотят.

Снега было еще мало, но наст лежал прочный, спрессованный морозом и ветром. Клемаш и Доватор шли рядом, пружинили палки. Над пологими белыми сопками то тут, то там подымались черные обломки скал. За ними в лощинах ветра совсем не было. Остановились. Клемаш ловко раскурил трубку и, прислонившись к скале, с удовольствием оглядел друга:

— А ты поджарый, как хорошая борзая.

Доватор снял лыжи, примял ботинками снег и повторил медленно:

— Ты очень мудро поступил, Клемаш, что приехал.

— Не я мудрый, а начальство. — Клемаш постучал трубкой по скале, словно проверяя прочность камня. — Что, жизнь у водопада оказалась сложнее, чем думал? Сложнее и скучнее?

— Не в этом дело. Понимаешь, на лодке среди офицеров я самый маленький и по возрасту, и по званию. Тут есть свои плюсы и минусы, но отношения на равных пока не сложились. Личный состав БЧ… Это система уравнений со многими неизвестными.

— Не усложняй жизнь. Ты был вполне приличным помкомвзвода в училище. Как-то в гальюне я даже слышал, как первокурсники слагали оду в твою честь.

— Насчет оды ты изобретаешь. А первокурсники совсем другое дело.

— Ода не изобретение, а гипербола. А ребята здесь такие же самые, хотя у них на полупогончиках нет ни якорей, ни белого канта. Они кончали те же школы или техникумы, но пролетели на конкурсе в институт и теперь с первого дня считают, сколько времени осталось до демобилизации.

— В том-то и дело, что они дни считают.

— А ты не считал дни до отпуска?

— Считал, но по-другому! Я не могу еще толком сформулировать, но по-другому. Есть у меня такой Чернилов, невысокий крепыш. Бывает, вхожу в кубрик, всех вижу, а его нет, не вижу. Зато Миша Карпенко — фигура, тут у меня контакт с первого дня. Столбов — красавец парень и эрудит к тому же. Смотрит на меня снисходительно с высоты своего роста… Была тут у нас одна петрушка: небольшой авральчик недельки на две. Все работали любо-дорого. Я уже думал, что из меня флотский Макаренко выработается. Только кончился аврал, и начались сложности.

— Опять все усложняешь. На флоте есть устав, и он регламентирует человеческие отношения. Не жди жизни у водопада.

— Уже не жду, а веду жизнь Диогена.

— Диогена?

— Да, только бочка у меня металлическая, и по ней все время лупят кувалдой.

— Понятно. Идет сборка ладьи великого викинга.

— Ты удивительно догадлив, Клемаш… Ты посмотри на здешние березы, почти над землей стелются, и какой ствол гнутый.

— Я-то думал, пойдем в сопки, и мне командир БЧ с господствующей высоты покажет оперативный простор, на котором предстоит действовать его лодке. А он про березы… Знаешь, чему я рад?

— Чему?

— Что лодка пока еще стоит на стапелях.

— А как мы устаем…

— И все-таки хорошо, что лодка на стапелях. И хотя я, как представитель центра, должен бы мечтать о том, чтобы она как можно скорее ушла в свой первый поход, хочу, чтобы она здесь простояла подольше.

— Почему?

— А вдруг ты за это время повзрослеешь?

Наст прихватило морозом и слегка припорошило свежим снегом. Юрий и Клемаш скользили рядом, не связанные лыжней. Длинный пологий склон тянулся, казалось, до самой бухты. Перехватив посредине палки, они, словно два конькобежца на огромных коньках, начали разгон. Доватор вырвался вперед и, не сбавляя скорости, резко затормозил у высоких валунов у самого края берега. Клемаш подлетел следом, и они остановились, прислонившись друг к другу плечами, и смотрели, как вздрагивает вода от винта пробегающего катера.

— Так ты думаешь, мне нужно повзрослеть? — задумчиво спросил Доватор.

— Думаю, нужно.

Ночью раздался стук в дверь. Доватор вскочил.

— Через десять минут вы должны быть на пирсе, — сказал оповеститель и исчез в темноте.

Выскакивая из подъезда, Юрий Евгеньевич заметил, как впереди мелькнула серая шубка Татьяны Сергеевны. На пирсе офицеры подлодки стояли плотной группой. Доватор подошел к ним и только тут увидел, что недалеко от воды стоит еще одна группа. Скользнул прожектор, блеснуло золото адмиральских звезд на погонах.