— Во! — Иван сложил пудовую фигу. — Свой пусть отдает, коли из ума выжил. А мой — во! — Он сложил вторую фигу.

— Фи, папа! — Корсаков встал в позу. — Как это не… Не демок-г-ратично!

— Зато — практично! — сурово отрезал «папаша».

Бесов захохотал, сбежал с крыльца, обнял Корсакова.

— Здорово, Игорек!

Корсаков, задохнувшись от боли, не смог вымолвить ни слова.

Иван отстранился, заглянув в его перекошенное лицо.

— Крепко на этот раз досталось? — спросил он.

— Еле уполз, — признался Корсаков.

— Сюда дополз — и ладно. Считай, жить будешь. — Иван подхватил пакеты. — Жратвы-то сколько!

— Лишней же не будет.

Иван кивнул и первым пошел в дом.

Антиквариат в дом завозить еще не пришел срок, и Бесов пользовался самолично изготовленной мебелью. «Гарнитур „Три медведя“», — в шутку назвал это произведение искусства Корсаков. Все было мощным, надежным, но не лишенным своеобразного изящества.

Они расположились в вольтеровского стиля креслах, сработанных из оструганных бревен. Столешницей служил круговой спил большого дуба, положенный на четыре пенька диаметром поменьше.

Под спальню, кабинет и прорабскую Бесов приспособил комнаты на «людской» половине дома. Рабочие у него жили в двух вагончиках, «чтобы дом не загадили», как объяснял он.

— А где народ? — поинтересовался Игорь.

— Расчет пропивает, — угрюмо ответил Бесов, сосредоточенно пережевывая кусок колбасы.

— Запили?

Бесов отрицательно затряс головой, сглотнул и ответил:

— Два месяца их в узде держал. Закончили работу, деньги получили — и ура. Прямо в поселке начали, даже до станции, паразиты, не дошли. — Он пожал плечами. — Что за народ, не пойму! Ну нет уже социализма, детский сад кончился, а они, как дети малые. Звери, а не люди. Работают, как быки, пьют, как лошади, и живут, как свиньи.

— Еще тырят, как хорьки, — подсказал Корсаков.

— Не, у меня этот номер не катит. Тырят они только, чтобы на водку поменять. — Он подлил себе духовитого чая, настоянного на травах. — А я пить не даю.

Корсаков рассмеялся.

— Ты, как Горби, сам не буль-буль, и народу — ни-ни.

Бесов сыграл обиду.

— Нашел, с кем сравнить! Он — дурак, потому что пить не давал в масштабах страны. А я умный, потому что порядок блюду в пределах границ частной собственности. И не из принципа, а для пользы дела.

— Как, кстати, хозяин. Не ворчит?

— С заказчиком повезло. Мужик, чувствуется, с великим гонором, но с этим домом… Ладно, только между нами, ладно? — Бесов дождался, пока Игорь не кивнет. — Мужик, как я понял, в этом деле подневольный. Кто-то ему приказал, а он и возразить не посмел.

— Нормальное дело. Он кого-то — того, кто-то — его. — Корсаков жестом пояснил, какой процесс имеет ввиду.

— Не. — Бесов покачал головой. — Я думаю, тут что-то семейное. Он же по жене Белозерский. А сам — тот еще дворянин. Его родовое гнездо где-то в «черте оседлости». И явный комплекс по этой части. Его кто-то из Белозерских сподвиг на подвиг. Думаю, какая-нибудь бабуленция с характером. Зыркнула барским глазом, он и потек. Прикинь, за свои бабки чужое имение восстанавливать!

— Карма. — Корсаков усмехнулся. Поднял кружку с чаем и произнес тост:

— За историческую справедливость в границах отдельно взятого имения!

— Присоединяюсь!

Они чокнулись.

Судя по блюдам, выставленным на стол Бесовым, где-то поблизости обитала женщина. Но спрашивать Корсаков не спешил. День клонился к вечеру, и, если Бесов завел себе пассию, к ночи она должна была показаться сама.

— И где ты сейчас новую бригаду искать будешь? — продолжил беседу Корсаков. — Сейчас из непьющих шабашников только узбеки, а они на анаше сидят.

Бесов разложил по тарелкам жаркое и лишь после этого ответил:

— Мужики больше здесь не нужны. Нулевой цикл закончили, сейчас начнется чистой воды реставрация. Мастеров я хозяину порекомендовал в «Купине» и «Софрино» нанять. Ребята там православные, с руками золотыми и не пьющие. А то студент нынче пошел: кто не торчит на игле, тот задницей на кое-чем сидит. И в башке у них полный бред: один бесов вызывает, другой чертей зеленых гоняет. Постмодернисты, гни их через коромысло!

Он посмотрел на Корсакова.

— Если надолго и работа нужна, считай, нанят.

— Я подумаю, — уклончиво ответил Корсаков.

— Ешь! — Иван кивнул на его тарелку.

Бесов никогда не задавал лишних вопросов, чем и был ценен. Таких друзей природа всегда производила поштучно.

— А твой брат не объявлялся?

Корсаков задал вопрос вскользь, но все равно нарвался на пристальный взгляд Ивана.

— Славка? Открытку из Франции присылал. — Бесов опустил глаза. — Три года назад. Когда из Иностранного легиона сдернул. С тех пор — ни слуху, ни духу.

Иван и Славка были детьми кадрового военного, но по стопам папы пошел только младший — Славка. Но не просто пошел, а порысачил, и с такими фортелями и закидонами, что в спецназе, где мало кого можно чем-то удивить, быстро заслужил кличку Славка-Бес.

Советская армия терпела выходки Славки, пока не развалилась. Правда, без его личного участия. А Славка-Бес продолжил индивидуальные боевые действия. Он успел отметиться в большинстве «горячих точек», вспыхнувших на теле планеты с развалом СССР, и даже облагородить своим присутствием Иностранный легион, чего, судя по усмешке Ивана, легион, в который слетались бесы со всего мира, долго вынести не смог. В каких краях сейчас звучал позывной «Бес» неизвестно. А может, пуля уже успокоила Беса. Хотя, кто его знал, в такой исход верили мало. Славка был любимчиком Афины-Паллады, еще со времен Эллады имеющей патологическую склонность именно к такому типу мужчин.

Славка-Бес и был тем добрым человеком, который, по первой же просьбе и не задавая вопросов, снабдил Корсакова человекоубийственными сюрпризами. Он же подарил максиму — «Вечная жизнь — это когда ты всех вокруг перестрелял, а сам остался жив». Пожелав Корсакову жить вечно, Бес опять растворился в пороховом дыму.

— Ешь! — коротко бросил Бесов, дав понять, что тема закрыта.

После шашлыка, которым позавтракал в дороге с водителем, аппетита у Корсакова не было никакого, но, чтобы не обижать Ивана, он принялся за жаркое.

Бесов закончил первым, отвалился в кресле.

— Давно замечено, друг мой, кто как ест, тот так и работает, — с послеобеденной философичностью изрек он, глядя, как Корсаков ковыряет вилкой в тарелке.

— А не наоборот: кто как работает, тот так и ест? — спросил Корсаков.

— Не-а. Это коммунисты так считали, на том и погорели. А когда мужик в теле, — он похлопал себя по тугому животу, — то он — зверь в любом деле.

— А как на счет кочета, которых хорош, когда худой?

Бесов презрительно хмыкнул.

— Кур топтать — не работа.

— А что же это тогда?

— Суета одна. А вот поле вспахать, а потом кобыле вду…

Корсаков посмотрел через плечо Ивану и, упреждая дальнейшее развитие темы, привстал.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — мелодичным голосом ответила молодая женщина, замершая на пороге.

Одета она была просто: джинсы и белая майка на выпуск, и Корсаков не смог понять, то ли она случайно забредшая в дом туристка, то ли жительница поселка, то ли кем-то приходится заказчику.

«Фигура хорошая, формы античные, правда, далеки от совершенства. Личико простое, но не плебейское. Кисть тонкая. Глаза умницы. Но не без комплексов. — Наскоро осмотрел он гостью и заключил: — Бывшая учителка или мышка музейная».

Иван оглянулся.

— Мариш, входи!

По тому, как потеплел голос Ивана, Корсаков понял, что женщина зашла не случайно и в жизни Бесова она не случайный человек.

Мария сделала шаг и остановилась, положив рук на спинку кресла Ивана. На Корсакова она смотрела с плохо скрытым удивлением, что и понятно, если учесть весьма помятый вид гостя.

— Позвольте представиться. Игорь Корсаков.