Сначала шорох прокатился по листве, а потом кроны дрогнули от неожиданно налетевшего порыва ветра. В ресторане неожиданно оборвалась музыка, на улицу выплеснулся вал возбужденных голосов.
Корсаков поежился и от греха подальше спрятал карты в футляр, а его сунул во внутренний карман плаща.
Из-за угла показалась фигура грузного человека в милицейской форме.
— Накаркал! — проворчал Корсаков.
Место, где он сидел, в местной географии обозначалась как «Пьяный дворик». К скамейке у веранды ресторана «Арбатский дворик» с Арбата приходили по-быстрому распить бутылочку, иногда отсюда же посылали за второй и последующими. Если отделению милиции требовалось выполнить план по штрафам за распитие в неположенном месте, то не было ничего проще — подходи в «Пьяный дворик» и пакуй нужное количество клиентов.
— Мужики, я предупреждал! — грозно прорычал мент, вглядываясь в темноту.
— Сергей Семенович, это я, Игорь.
— А ты, артист, — сбавил обороты участковый. — Один?
— Один.
Бутылка коньяка стояла рядом на скамейке, Корсаков снял с головы «стетсон» и накрыл ее. Бутылка спряталась под шляпой целиком.
Участковый свернул с тротуара и, шаркая ногами по траве, подошел к скамейке. Бросил взгляд на веранду ресторана, где еще не затих скандал.
— А там что сегодня?
— Вроде, свадьба, — ответил Корсаков.
— Надеюсь, не твоя?
— Не дождетесь, — хмыкнул Корсаков.
Участковый положил ему руку на плечо.
— Такие дела, Игорь, — невпопад, выдал Сергей Семенович.
Грузно осел, не убирая руки с плеча Корсакова. Корсаков покосился на него и увидел, что участковый тяжко пьян. Форменный китель распахнут, рубашка расстегнута на груди, галстук болтался на защелке. Крупное, мясистое лицо блестело от алкогольной испарины.
— Такие дела, — повторил Сергей Семенович и сербнул носом.
Корсаков решил не лезть с вопросами, и так ясно — у человека проблемы, достойные того, чтобы нажраться прямо в форме.
— Ты-то как, артист? — спросил Сергей Семенович.
— С переменным успехом.
— А у меня, Игорек, полный штопор. Была жизнь так себе, а стала вообще ху… К-хм. — Он покачал Корсакова за плечо. — Прощаться будем, Игорек. Доставай, если что есть.
Он выудили из кармана пакетик орешков, бросил на скамейку.
— Вместо закуси, — пояснил он.
Корсаков покосился на шляпу, под которой пряталась бутылка раритетного коньяка.
— А повод какой? — Он решил, что при всем уважении к участковому вполне можно ограничиться водкой из ларька.
— Сожрали меня, Игорек.
Сергей Семенович, наконец, убрал лапу с плеча Корсакова и, подперев щеку кулаком, замер в позе роденовского «Мыслителя».
— Надеюсь, не дело шьют?
По мнению Корсакова, участкового можно было сажать просто за саму должность, неотъемлемой частью которой были мздоимство, использование служебного положения в корыстных целях, сокрытие преступлений и нанесение легких телесных повреждений.
Сергей Семенович зло зыркнул на него, но, очевидно, под влиянием выпитого быстро обмяк.
— Хрен меня посадишь, не на того напали! — проворчал он. — Подсидели, суки.
— Не из-за меня?
Участковый отмахнулся.
— За всех сразу.
Он вспорол пакетик, метнул в рот горсть орешков. Захрупал, тупо вперев взгляд в землю.
После тягостной паузы он неожиданно спросил:
— Ты видал, Игорек, что с трупом бывает, когда он неделю на солнцепеке лежал? — И не дождавшись ответа, продолжил: — А я видал. Целую улицу навалили, и ни одна жопа не оторвалась собрать и похоронить по-людски.
— Это в Чечне? — догадался Корсаков.
Участковый кивнул.
— Сводный отряд ГУВД. Три месяца, — пробормотал он. — Потом три месяца пил. До сих пор колбасит. Тебе не понять… Лежит пьянь какая-нибудь, обоссался уже от счастья. Подхожу пинка ему дать. Умом понимаю, что алкаш это обычный. А вот тут… — Он стукнул себя в грудь. — Страх. Мыслишка ворочается, пну, а он — в кашу гнойную растечется. Или отвалиться у него что-нибудь. Как с этим жить, знаешь?
Корсаков, выдерживая паузу, закурил.
— Не знаю, Сергей Семенович.
Участковый покачал головой.
— И я не знаю. А они — знают! Три дня на сборы — и в Дагестан.
— А там, что, своих ментов нет? — вставил Корсаков.
— Начальству виднее.
— А отмазаться?
— Не тот случай. — Сергей Семенович поморщился. — Разнарядка аж из министерства пришла. Комплексная проверка туда едет. А нас — до кучи. У начальства свои планы, а мне главное с кровниками не встретиться.
— А есть они, кровники?
Сергей Семенович поджал губы.
— Опять война там будет, сердцем чую. — Он поскреб грудь. — Не к добру туда наши зачастили. И если подумать, не бывает так… Столько крови пролить, а потом — абзац. Типа мир. Хрен там!
— Надолго?
— Пока на два месяца. Только уже намекнули, если вернусь, дадут майора — и под зад пинка. На пенсию, значит. — Он повернулся к Игорю. — Получается, без крыши ты остаешься, парень. Капитана Немчинова тоже гонят в командировку. Версия есть, Галька, сука, подставила нас. Дознавательница, хренова. Дело у нее в суде развалили из-за неправильно составленного протокола. Она стрелки на Немчинова перевела, типа, он даже грамоте не обучен. Немчинов прилюдно ее послал. А Галя сосет у кого-то в ГУВД. Ну и вложила она нас между миньетами по полной программе.
— А вас-то за что?
— До кучи. Всю нашу команду, сука, на этап поставила. Вот такая чистка рядов вышла!
— М-да, у вас, оказывается, интриги.
— Чем же мы хуже других! Думаешь, если менты, то уже не люди?
— Почему же… Вы, Сергей Семенович нормальный мужик. Дерьма от вас я не видел.
— Тогда, выпей со мной, Игорек. А то настроение у меня, прямо слово, боевое. Я уже успел со своей крысой до развода дособачиться. Никакого сочувствия. Вернусь, квартиру делить будем. — Он сплюнул. — Вся гадость от баб. Правильно говорю?
— Ну, бывают и приятные моменты, — мягко возразил Корсаков.
— Именно, что — моменты. Типа этого праздника души. — Он ткнул пальцем через плечо, указав на гуляющую свадьбу. — А потом будет пожизненное похмелье.
Участковый снял фуражку, взъерошил прилипшие к лысине прядки. Взгляд его упал на «стетсон» Корсакова.
— О! Дай-ка, примерю твою ковбойскую. Сколько хожу, столько завидую.
Он отложил свою фуражку, сграбастал «стетсон» и водрузил себе на голову.
Бутылка при этом скатилась со скамейки, Корсаков выбросил руку, и успел подхватить ее в сантиметрах над землей.
— Ковбой! — похвалил его Сергей Семенович.
Он с аппетитом сглотнул.
— Давай ее сюда, красавицу.
— Сергей Семенович!
— Что, уже со мной и выпить западло? — обиделся участковый.
Он, не принимая возражений, вытащил бутылку из напряженных пальцев Корсакова. Посмотрел на этикетку.
— На коньячок перешел? Богато живешь.
Корсаков мысленно взмолился всем богам, демонам и чертям сразу. Но, знал, судьбу бутылки уже ничем не изменить. Стоило только посмотреть на алкогольно-жадный блеск, в глазах Сергея Семеновича.
— Вообще-то Лени Примака коньяк.
У Сергея Семеновича мысли шли своим путем.
— О, а ты на друга баллон катил, — заключил он. — Ты за него штраф заплатил, а он — коньяком проставился. Все по-людски. — Он взболтнул бутылку. — Вроде бы, не фальшак. Как по-русски называется?
— По-русски — «Хеннесси».
Участковый передал бутылку Корсакову, выложил на скамейку австрийский ножик.
— Ты расколупай пробку, Игорек. А я за стаканом схожу, — сказал он, вставая. — Не бомжи же мы, такой напиток из горла сосать.
Тяжко переваливаясь, он побрел к ресторану.
Первым желанием Корсакова было сорваться с низкого старта с бутылкой, как с эстафетной палочкой, в руке. Даже судорога по икрам пошла. Потом пришла мысль, что глупо бегать от судьбы. Хоть она и явно мухлюет, сдавая карты.
И сразу на душе стало легче.
«Если верить рассказам бабушки, у нас в роду гусарили все мужики без исключения. Кровь ордынских князей, видимо, покоя не давала. Куролесили так, что небу жарко было. Но чтобы двухсотлений коньяк с околоточным пить… Такого еще не случалось», — усмехнулся Корсаков.