– Ты далеко от Неаполя, дон Д'Агостино.
– Я хочу его увидеть.
– Он рассказал тебе, что произойдет, когда он найдет тебя снова
– Неужели вы думаете, что я настолько глуп, что пришел сюда без ничего? — Я жестом указал на охранников, которые направили на меня свои пистолеты.
Марко уставился на меня так, словно я был головоломкой, которую он пытался расшифровать.
– Признаюсь, мне любопытно.
Несомненно, Раваццани наблюдал за происходящим. Я перевел взгляд на камеру.
– Выходи сюда. Пришло время все уладить.
У Марко зазвонил телефон. Он достал его из кармана и ответил. Через несколько секунд он положил трубку и нажал кнопку. Ворота начали открываться.
– Проверьте его на наличие оружия, — приказал он.
Один из охранников подошел, и я поднял руки в стороны, давая ему возможность осмотреть меня. Я вздрогнул, как только он дотронулся до меня, но я знал, что дальше будет хуже.
Я оказался прав, когда охранник надел на меня наручники, что вызвало во мне все виды ужаса. Я пытался дышать сквозь панику, даже когда начал потеть. Мне нужно было сохранять спокойствие.
Когда меня вели в поместье, я думал о Джии, о ее широкой улыбке и остром языке. О том, как она пахнет, как звучит ее смех. Эти воспоминания помогли отогнать самый сильный страх.
Вместо того чтобы вести меня к парадному входу, они начали обходить castello - замка сбоку.
– Куда мы идем? — спросил я.
– Dai - Давай, ты же не думал, что я отведу тебя в дом? Туда, где живут его жена и дети? — Марко покачал головой. – Ты мог бы засунуть бомбу себе в задницу. Кроме того, что может быть лучше для встречи выпускников, чем это место?
Cazzo madre di Dio - Матерь божья, блядь. Я знал, куда мы идем, но не был уверен, что смогу это сделать. Мой желудок бурлил, желчь поднималась по горлу. Я должен был знать, что Раваццани не сделает это легко.
У меня нет выбора. Мне нужно добраться до нее. Мне нужно, чтобы она вернулась.
Марко потянул на себя тяжелую металлическую дверь в подземелье, и первым на меня обрушился запах. Я втянул воздух, затхлый запах смерти вернул меня в то время, когда я был сломлен и избит. Я сглотнул и сосредоточился на том, чтобы поставить одну ногу перед другой. Я не позволю им увидеть меня слабым.
Темнота окутала нас, когда мы спускались по каменным ступеням. Это было похоже на возвращение в прошлое, в прямом и переносном смысле. Здесь ничего не изменилось. Без сомнения, моя кровь, пот и моча все еще покрывали пол задней камеры.
Если я и надеялся, что Раваццани поместит меня в другую камеру, то эти надежды развеялись, когда мы продолжили путь к задней части. Садистский сукин сын. Я слышал, как мое сердце стучит в ушах, нарастающая паника звучала какофонией в моей голове.
Когда они втолкнули меня в знакомую камеру и отстегнули наручники, края моего зрения дрогнули. Они заперли меня и ушли, а я стоял там, один, утопая в воспоминаниях. Я метался, напоминая себе, что это не то же самое. Я не был скован и не истекал кровью. Я мог двигаться и дышать, не испытывая агонии.
Ничего не получалось. Нарастающая чернота грозила поглотить меня, вернуть в адскую яму.
Я должен был сохранять спокойствие. Прислонившись к камню, я отгородился от всего. Свои мысли, свое окружение. Я начал делать технику дыхания, которой Джиа научила меня во время нашей последней ночи вместе. Я втягивал воздух через нос, затем выдыхал, издавая тихий звук в горле. Я считал и продолжал, радуясь, что никто больше не видит и не слышит меня. Я не очень любил мистические практики и верования, но однажды это сработало. Может быть, сработает снова.
Минуты тянулись. Раваццани мог держать меня здесь так долго, как ему заблагорассудится, несомненно, надеясь, что это запустит меня в спираль воспоминаний. Чтобы помешать ему, я сосредоточился на своем дыхании и не думал ни о чем другом.
Когда металлическая дверь наконец открылась, я уже не потел, а сердце билось с нормальной скоростью. Я был готов встретиться с ним лицом к лицу.
Потом он стоял перед камерой, сняв пиджак и закатав рукава на предплечьях. Таким я запомнил его здесь, внизу; не бизнесменом, а человеком, готовым пытать и убивать.
– Ты, должно быть, желаешь смерти, — огрызнулся Раваццани. Марко стоял в стороне, сложив руки, с нечитаемым выражением лица.
– Как я уже сказал, пришло время все уладить.
– Значит, ты готов согласиться на все мои условия?
– То, что ты предложил, просто смехотворно.
Он ухмыльнулся.
– Тогда я не знаю, почему ты здесь, кроме как для того, чтобы покончить с жизнью. Возможно, ты скучал по моей темнице?
– Я готов сказать тебе, кто пытается убить твоего старшего сына.
Раваццани был абсолютно неподвижен. Я не был уверен, дышит ли он вообще. Было ясно, что он этого не ожидал. Информация была моей единственной картой, но я был готов разыграть ее ради Джии.
– Cazzata - Дерьмо, - прорычал он. – Ты тратишь мое время и выводишь меня из себя.
– Если ты убьешь меня, ты ничему не научишься.
Одна из его темных бровей высокомерно приподнялась.
– Я мог бы пытать тебя за это.
– Однажды ты уже постарался, а я все еще живу. Я никогда не скажу тебе, пока не получу то, что хочу.
– Возможно, я только разогревался.
– Не будь дураком. Ты знаешь, что это не сработает.
В его глазах вспыхнула чистая ненависть. Сжав челюсти, он оглянулся через плечо на Марко. Кузен Раваццани сказал:
– Почему мы должны тебе верить?
Я приподнял одну бровь.
– Я знаю, что Джулио Раваццани четыре раза менял свою личность. На него было совершено три покушения, последнее – в Амстердаме. Сейчас он находится в Малаге под именем Хавьер Мартин.
Раваццани подошел ближе к решетке, его голос был низким от ярости.
– Возможно, ты знаешь эту информацию, потому что именно ты пытаешься убить его.
– Это был не я. — Попытки были небрежными, выполненными дилетантами. Мои планы должен был осуществить профессионал, но я не собирался говорить об этом Раваццани.
– Но ты следишь за ним, даже после того, как я четко проинструктировал всех не делать этого.
– У меня много свободного времени, — сказал я, пожав плечами.
Он зарычал во все горло, и я знал, что если бы я не был за решеткой, он бы набросился на меня.
– Что ты хочешь в обмен?
– Я хочу получить твое слово, что все кончено. Я хочу возобновить свою жизнь и выйти из укрытия. Я хочу, чтобы мои дети были в безопасности.
– Ты похитили мою беременную жену, — рычал он. – Засунул ее в багажник и засунул ей в рот пистолет. Я должен застрелить тебя прямо здесь и сейчас.
Я поднял руку с отсутствующим кончиком пальца.
– Я заплатил за этот проступок много раз.
– И все равно этого недостаточно.
Я засунул руки в карманы и расслабил плечи.
– Ты должен знать, что мои братья находятся в Малаге. Если они не получат от меня вестей в течение часа, твой первенец умрет. — Пусть Раваццани верит, что в Испании меня ждут Вито и Массимо, а не Алессандро Риччи. Информацию о снайпере я пока оставлю при себе.
– Ты смеешь угрожать моему сыну? — Он практически прорычал это.
– Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы нагнуться и позволить тебе трахнуть меня? — крикнул я в ответ. – Я ждал четыре года, чтобы сделать это!
– Скажи мне кто.
– Ты согласен? Прошлое забыто, и мы будем жить дальше?
Раваццани провел рукой по волосам – редкое проявление недовольства. Но его семья была его единственной слабостью. Это был мой единственный шанс.
– Я согласен, — рявкнул он. – Это забыто. Теперь расскажи мне.
– А я забираю Джию.
– Figlio un cane - Сукин сын! Не понимаешь, что пора завязывать, Д'Агостино.
– Я не прошу твоего одобрения. Я говорю тебе. — Мне было наплевать, согласится он или нет. – Джиа – моя.
Одна сторона его рта искривилась.
– Последнее, что я слышал, она жаждала отрезать тебе яйца и скормить их моим свиньям. Конечно, ты можешь попытаться взять ее. Но я бы на это не ставил.