– Им нужен еще час или два, ― наконец сказал он.

– Скажи им, чтобы поторопились, блядь.

Мой брат передал сообщение, затем положил телефон в карман.

– Ты собираешься рассказать мне, что ты планируешь с ней делать?

Предвкушение ползало по моей коже, как армия насекомых. Что же мне предстояло сделать? Я собирался сломать ее, унизить и уничтожить. К тому времени, как я закончу, она превратится в оболочку женщины, после чего я покажу ее Фаусто и Фрэнки. Они дадут мне все, что я захочу, в обмен на возвращение Джии.

Но будет поздно. Джиа навсегда перестанет быть прежней.

Я посмотрел на свою руку, где Раваццани отрезал конец моего пальца. Каждый день это напоминало мне о том времени, которое я провел в его темнице, закованный в цепи и избитый. Голодный и голый. Они относились ко мне не лучше, чем к животному, убивая во мне всю человечность, которой я обладал.

Это было как раз то, что я хотел сделать с Джией.

– Вот увидишь, ― сказал я Вито.

– Не хотелось бы мне видеть, как ты превращаешься в него.

Я понимал, что он имеет в виду нашего отца, который не задумывался, прежде чем надругаться над женщиной, включая нашу мать. Не было ни одного из его сыновей, которые были зачаты по любви, и я поклялся себе в детстве никогда не брать женщину против ее воли. Никогда не нарушу это обещание.

– Тебе не стоит беспокоиться. Я уничтожу ее, но не таким способом.

В это время зазвонил мой телефон, номер я узнал. Я нажал на кнопку, чтобы ответить.

– Figlio, come stai - Сынок, как дела??

– Papà - отец, они вынуждают меня позвонить тебе.

В свои двенадцать лет Лука был моим старшим. Внешне он был похож на свою мать, но вел себя точно так же, как я, каким-то образом унаследовав мое безрассудство и амбиции. Это было опасным сочетанием, которое я хорошо знал.

– Что случилось?

– Один мальчик приставал к Нике.

Ника - это Никола, младшая сестра. Лука сделал паузу на мгновение, невысказанные слова повисли между нами.

Никому не удается подшутить над Д'Агостино и избежать наказания.

– И? ― спросил я.

– Я разобрался с этим, но они хотят, чтобы я извинился.

Я издал презрительный звук в горле.

– Слишком мягкая английская школа.

– Я так и сказал. ― Намеки на британский говор теперь перекликались с итальянскими звуками в его голосе, и это огорчило меня до глубины души. Мои дети слишком долго находились вдали от своей родины. Лука продолжил: – Он сын какого-то заносчивого аристократа. Отец угрожает привлечь школу к ответственности.

– Хорошо. Они должны лучше защищать своих учениц. Она ранена?

– Нет, я так не думаю.

– Я хочу поговорить с ней. Скажи ей, чтобы позвонила мне. Дай мне поговорить с тем-то из школы.

Послышалось какое-то шуршание, когда Лука передал телефон.

– Мистер Перетти, ― сказал мужчина с шикарным английским акцентом, обращаясь ко мне по фальшивому имени, которое Анжела и дети взяли, когда бежали из Италии. – Это мистер Пейн, руководитель подготовительной школы. Я искренне надеюсь, что мы сможем прийти к приемлемому решению...

– Мистер Пейн, ― резко сказала я, прервав его. – Мой сын не будет извиняться, никогда. Вам повезло, что не приду туда лично, чтобы разорвать вас на части за то, что вы позволили моей дочери страдать под вашим присмотром. Если я выясню, что кто-то там - взрослый или ребенок - издевался над любым из моих детей, я сожгу эту школу дотла. Вместе с вами.

– Н-но, сэр, ― заикался Пейн. – В больнице находится другой мальчик. Он сын графа, так что вы понимаете мою дилемму.

Я поднялся со стула, так как внутри меня разгорался гнев.

– Вы намекаете, что какой-то завзятый аристократ важнее моих детей?

– Конечно, нет, но, несомненно, вы в состоянии понять, что это деликатная ситуация.

Он думал, что я дурак? Просто тупым богатым итальянцем?

– В этом нет ничего деликатного. Сын этого графа приставал к моей дочери, и мой сын положил этому конец. По моему мнению, этот мальчишка должен быть благодарен за то, что получил только побои.

Пейн сделал короткий удивленный вдох.

– Мы не одобряем насилие, мистер Перетти.

– И все же вы одобряете издевательства над десятилетней девочкой? ― Когда он не ответил, я ужесточил свой голос. – Лучше позаботьтесь о моих детях, Пейн. Если я услышу, что вы заставили Луку извиняться или что у моей дочери была еще одна стычка с другим учеником, я лично приеду туда, и вы будете моей первой остановкой. А теперь верните моему сыну его гребаный телефон.

Последовала какая-то потасовка, затем я услышал веселый голос Луки.

– Ты заставил его чуть не обделаться, папа, ― сказал он по-итальянски.

– Хорошо. Я горжусь тобой, Лука, ― сказал я. – Я знаю, что это было нелегко для тебя и твоей сестры, но это ненадолго.

– Ты привезешь нас домой?

Мое сердце сжалось, когда я услышала надежду в его голосе. Я так сильно хотел увидеть их обоих.

– Скоро, figlio mio - сын мой. Очень скоро.

– Слава Богу. Здесь не ужасно, но еда отвратительная. Мы скучаем по тебе.

– Очень скучаю по вам обоим. Ti amo, Luca - Я люблю тебя, Лука.

– Ti amo. Я попрошу Нику позвонить тебе. ― Линия оборвалась.

Чувства бурлили в моей груди, в большинстве своем это была досада на то, что мои дети так далеко. Они должны находиться рядом со мной. А какой-то пакостный английский сопляк посмел издеваться над моей милой принцессой.

Я наклонился и прижал ладони к столу, а руки тряслись от ярости. Я горел потребностью отомстить, уравнять чашу весов и вернуть себе свою жизнь. Время пришло.

Вдруг я услышал крики двумя палубами ниже.

Рот мой искривился, а в голове закрутились идеи, из которых каждая была развратнее предыдущей. Я собирался унизить Джи. Манчини, использовать ее, для того чтобы обеспечить свое будущее, и заставить ее пожалеть о том, что она родилась.

– Что ты планируешь? ― спросил Вито, с опаской глядя на меня.

Распрямившись, я показал на его телефон.

– Скажи им, что я перевожу ее сейчас, независимо от того, готова комната или нет.

– Энцо..

– Блядь, сделай это! ― приказал я, хлопнув ладонью по столу. – И больше никогда не задавай мне вопросов. Я - капо, а не ты.

Он развёл руками в знак капитуляции и достал свой телефон. Я направился к двери, с большим нетерпением ожидая возможности спуститься под палубу и разобраться с моей маленькой уличной кошкой.

□

От крика у меня саднило горло, но я не сдавалась. Только если этот псих не спустится сюда и не выпустит меня.

Он не мог держать меня взаперти вечно. Прежде всего, я бы задушила его голыми руками. Я понимала, как он ненавидел Фаусто, но не стоило втягивать меня в их мафиозные войны. Просто я была случайным свидетелем. В основном, просто невиновной. Я заходила в темницу Фаусто, когда там держали Энцо, но я ничего не сделала этому человеку.

Обнажённый пленник в этой темнице не был похож на красивого и обаятельного мужчину, который пригласил меня выпить. Он был в крови и отеках, в синяках и грязи, его руки висели под странными углами, а плечевые суставы определенно были вывихнуты. Из его растрескавшихся губ со свистом вырывался воздух, его лицо было неузнаваемым. Конечно, он страдал, но я не испытывала к нему никакого сочувствия, тем более после того, как он похитил мою сестру и засунул ей в рот пистолет.

Так что Энцо Д'Агостино мог сразу же убираться на хуй. Если он подумал, что может запереть меня, и я буду молча подчиняться, то он будет жестоко разочарован.

Я снова принялась орать и колотить, создавая как можно больше шума.

Я выломала одну из ножек у тумбочки и била ею по стене, как барабанной палочкой. Если бы кто-то наконец пришел отпереть меня, я бы тоже воспользовалась ею как оружием.