Дитрих сделал круг над столом, сбросив на него письма из лап, потом приземлился на настольную лампу, буквально выплюнул из клюва все, что было в нем зажато, и пронзительно заорал. Лиан, не будь дураком, шмыгнул под стол, а оттуда — в дальний угол приемной, чтобы успешно скрыться от гнева секретаря Надзора в стене. Дитрих встряхнулся и, захлопав крыльями, перескочил с лампы на свое кресло, по пути перекидываясь из совы в лупоглазого бледно-рыжего мужчину с крючковатым носом.

— Я хоть какие-нибудь вещи могу на своем столе спокойно оставить?! — возмутился он, с размаху плюхнувшись в кресло после обращения, и поймал пальцами собственное маленькое белое перо, кружащееся у него перед носом.

— Только когда поймешь, какой именно надлежащий порядок должон на этом столе иметься, согласно представлениям Лиана, — усмехнулся Кайлен.

— Это невозможно постичь ни человечьими, ни совиными мозгами! Ни обоими сразу… — проворчал Дитрих и, поднявшись с кресла, принялся собирать с пола бумаги.

— Скажи мне, любезный друг Дитрих, успел ли ты до этого погрома выяснить, каковы наши кандидаты в призрака, держащего в страхе всю Академию натуралистических наук? — поинтересовался Кайлен, надеясь, что ему все же не придется дожидаться окончания уборки.

— Ты выяснил, кто это?

— Выяснил, конечно, — кивнул Кайлен. — Человек, мужчина.

— И то хорошо! — с заметным облегчением изрек Дитрих. — Тогда у нас есть два варианта. Третьего, в городе, я проверил, пока с почтой разбирался, он жив и здоров.

— О, и кто же из драгоценных постоянных покупателей моего магазина совершенно здоров, но почему-то не появлялся пред ваши очи так долго, что даже пришлось выяснять, жив ли он?.. Неужели Конар Перрик?..

— И как ты только догадался! — Дитрих выразительно воздел руки.

— Это все оттого, что мне неизвестно других настолько брюзгливых стариков-затворников, которых раздражает решительно все и вся. Ты ему даже в совином облике не нравишься, что совсем уж невообразимо.

Дитрих польщенно усмехнулся и грохнул все собранные с пола бумаги на стол одной большой стопкой.

— Где-то здесь должны быть адреса оставшихся двоих, помимо Перрика, наизусть я их не помню, — сказал он, махнув рукой на груду бумаг. — Так что Лиан сейчас вылезет из своего чулана и сделает тебе чаю, раз уж тебе придется так долго ждать из-за него.

На этих словах, Кайлен сразу заметил, из теней в углу боязливо высунулась лохматая голова с длинным носом.

— Кофе, пожалуйста, Лиан, — обратился он к корригану и достал из кармана портсигар.

— И мне, — поддержала его Эйлин.

— Набираетесь от людей дурных привычек, благородная эйрина? — хмыкнул Кайлен.

— Это не дурные привычки, а исключительно благостные, в отличие от твоего табака, — возразила Эйлин с обычным своим видом нежной овечки. Но запрещать ему курить, разумеется, не стала.

Машина бодро тарахтела по петляющей как змея горной дороге. Ехать тут было трудно, и Кайлен сосредоточился на управлении самоходкой, не обращая внимания на кислую физиономию Фаркаша. А недовольные возгласы и воззвания к Господу и святым, которые тот выдавал, когда они слишком уж сильно подпрыгивали на ухабах, большей частью заглушало тарахтение самоходки, особенно громкое из-за усыпающих дорогу мелких камней. Так что ехал Кайлен, можно сказать, спокойно, невзирая на все недовольство своего спутника.

Уговорить Шандора, разумеется, было непросто: он был свято уверен, что любая самоходка взорвется, или, по меньшей мере, загорится при малейшей оказии. А в горах — еще и в пропасть улетит непременно. Тогда как «лошадь — скотина умная, она к обрыву не полезет». «А я, по-твоему, скотина глупая?» — весело возразил ему Кайлен, на что Шандор только раздраженно махнул рукой: мол, не понимаете вы, Неманич, ничего в зловещем самоуправстве современной техники.

Решающим аргументом стало заявление Кайлена, что самоходки нынче быстрее упряжных лошадей, и если они поедут в двуколке, до первой деревни доберутся уже затемно, а до второй — и вовсе ночью, там все спать уже лягут. Так что если Фаркаш желает ехать на лошади, это следует делать либо уже завтра с утра, либо верхом. На последней фразе Шандор крайне выразительно скривился: не пугать лошадей он умел, но взобраться себе на спину они ему все же не позволяли, так что верховая езда была ему совершенно недоступна.

Еще немного подумав и все-таки не пожелав откладывать дело на завтра, Фаркаш наконец согласился ехать на «дьявольской машине», и теперь они, по расчетам Кайлена, были уже почти возле нужной им деревни, а солнце только начинало клониться к горизонту, едва позолотив далекие макушки Сарматских гор. Если во второе место ехать не придется, так и вовсе быстро управятся.

Самоходка нырнула за очередной поворот дороги, огибая холм — и они действительно увидели деревеньку, разлегшуюся в низине между нескольких холмов. С ближней к ним стороны крайние дома забирались на склон, будто бежали встречать оказавшихся возле деревни путников. Ровно один из этих домов и был им нужен: колдуны традиционно жили на окраинах селений. Даже сам Кайлен так жил в Кронебурге.

Он заглушил машину возле первого же дома, съехав на обочину, снял очки и шлем и, аккуратно достав Мариуса из лежащей на заднем сиденье шляпы, пересадил его к себе на макушку. Мариус издал недовольное ворчание, вполне слышимое обычными ушами, и неловко расправил кожистые крылья, устраиваясь у Кайлена на голове поудобнее.

— Ну извини, если бы я тебя с собой не взял, ты бы потом еще сильнее ругался, — ответил Кайлен и, когда Мариус наконец угнездился, надел поверх него шляпу, чтобы лишний раз не пугать деревенских необычным зрелищем: обычно Мариус сидел прямо на полях шляпы, или свешивался с них вниз головой, как и положено летучей мыши.

— Слава Пресвятой Деве! — воскликнул Фаркаш, выбираясь из машины.

— Вот видишь, ни в какую пропасть мы не сверзились.

— Нам еще, по меньшей мере, обратно ехать! А то и во вторую деревню…

— Ладно, в ближайшие минут пятнадцать-двадцать я тебя, в любом случае, убивать самоходкой не собираюсь, можешь спокойно ходить пешком. Нам нужен третий дом вниз по улице.

— Да помню я, — проворчал Шандор и устремился вперед с такой резвостью, будто самоходка собиралась за ним погнаться и все-таки изничтожить. Кайлен за ним едва поспел.

В садике возле нужного им дома сосредоточенно играла маленькая девочка лет шести, катая по траве деревянную лошадку на колесах, оседланную тряпичной куклой.

— Добрый вечер, — поздоровался с ней Кайлен, перегнувшись через забор.

Девочка подняла на него взгляд, вытаращила глаза, а потом во весь голос завопила: «Мо-о-ор-о-ой!» — и унеслась в дом, с перепугу оставив лошадку и куклу на растерзание жуткой нечисти в лице Кайлена и Шандора.

— Ебем ти жарко, — охарактеризовал сложившуюся ситуацию Кайлен. — Вероятно, нам все же не придется ехать во вторую деревню… Но, вполне возможно, в этой нам придется непросто…

В окне дома показалось мрачное старушечье лицо и, зыркнув на них, тут же исчезло, задернув занавеску. Кайлен уже собирался решительно зайти в калитку и не менее постучаться в дом, но женщина все же появилась в дверях, прижимая к груди деревянный крест в локоть длиной — видимо, только что снятый со стены.

— Вы от Ливиу пришли?.. — сощурившись, спросила она.

Ливиу Кэпряну был тем самым подпактным колдуном, к которому они приехали. И, видимо, тем самым, призрак которого громил Академию, раз уж его предположительная вдова такие вопросы задает, отмахиваясь от них крестом.

— Нет, я из полиции, — ответил Фаркаш, доставая свою бляху, главный аргумент, что они — не морои, который имелся у них в наличии.

— А чего вам тогда нужно? — не слишком приветливо поинтересовалась хозяйка дома.

— Мы расследуем похищение тела… — начал объяснять Шандор.

— Так он что, не поднялся, выходит?! — искренне изумилась женщина, даже крест наконец-то опустила.