Помощник профессора смущенно покраснел, прямо поверх своей бледности. Но у Кайлена было не то настроение, чтобы беречь хрупкую гордость напуганных юношей.

— Хорошо, как скажете. — Профессор устало потер переносицу.

— И проследите за тем, чтобы тело оставалось в морге, а сердце — в банке, в целости и сохранности, покуда я не выясню, куда его нужно возвращать для упокоения. Если этого не сделать, или сделать это неправильно, избавиться от призрака станет намного сложнее.

— Я прослежу, — пообещал профессор таким тоном, будто ему приказ на поле боя отдали.

— Хорошо, — Кайлен кивнул. — Если те, кто продал вам тело, появятся снова, немедля сообщите мне. И постарайтесь их задержать под любым благовидным предлогом до моего появления. Делайте что угодно, хоть в карты с ними играйте.

— Мы… постараемся, — на сей раз куда менее решительно ответил профессор. Видимо, представил себя играющим в карты с проходимцами, разоряющими могилы, и ему не понравилось.

— Я не стану сообщать в полицию, — пообещал Кайлен. — Это не в моих интересах. Весь разговор останется между нами. И к поимке достойных господ, торгующих трупами, полицию тоже привлекать не стану. — Он защелкнул саквояж поднялся на ноги. — Не затягивайте с оберегами, сделайте это прямо сейчас, пока ваш беспокойник чего-нибудь еще не учудил.

Франц на последней фразе побледнел снова, но Кайлен сделал вид, что ничего не заметил, вежливо попрощался и вышел из профессорского кабинета, сразу направившись на улицу, где его уже наверняка поджидал капитан Фаркаш.

— Это человек, — коротко сообщил Кайлен, когда они с Фаркашем отошли от ворот Академии и направились вниз по улице.

— Слава тебе, матерь Божья! — воздев глаза к небу, воскликнул самый набожный в Семиграде представитель Надзора, в котором обычной человеческой набожностью, как правило, не отличался никто.

— Я пообещал профессору Лукачу, что не буду сообщать в полицию о том, что они нелегально трупы покупают. Так что не был бы ты так любезен, Шандор, считать, что услышал это как надзиратель Пакта, а как капитан Фаркаш — не слышал никогда?..

Шандор молча бросил на него очень мрачный взгляд. Кайлен поддернул рукав сюртука и ткнул пальцем в синяк на запястье.

— Мне, между прочим, призрак чуть руку не отгрыз, за взятые на себя риски я имею право попросить о небольшой услуге в пользу своего клиента.

— Удивительно, Неманич, что вы с ним еще и целоваться не полезли… — проворчал Фаркаш, имевший свои представления о взаимоотношениях Кайлена с рисками. Следовало честно признать, как минимум отчасти верные.

— Это призрак мужчины, — на всякий случай уточнил Кайлен.

— Да кто его знает, чего от вас, чудесных господ, ожидать… — ни на секунду не растерялся Фаркаш.

— Отвратительно, — Кайлен скривился. — Стоит родиться со смешанной кровью — и ты собираешь на себя все предрассудки: и о людях, и о народе холмов… Так вот, капитану городской полиции Фаркашу сообразить, что какой-то труп попал в Академию нелегально, неоткуда. А я бы ему, разумеется, ни за что не сказал. Посему…

— Ла-а-адно, — без особого воодушевления отозвался Фаркаш. — Но если найдете тех, кто могилы почем зря раскапывает…

— …я найду и способ упечь их за решетку, не приплетая к этому столь уважаемое заведение, как Академия натуралистических наук. И принесу его тебе на блюдечке, прямо как сведения о призраке. Потому что я безмерно щедр и добр к тем, кто в равной мере щедр и добр ко мне.

— Прекратите вы эти ваши господские штучки-дрючки, Неманич! Знаете же, что они на меня не действуют…

— Помимо эбед существуют еще и обычные человеческие обаяние и обходительность…

— Помимо чего?..

— Шандор, скажи, ты принципиально слова на высоком наречии не запоминаешь, чтобы продолжать называть все подряд штучками-дрючками, или?..

— У меня в башке, Неманич, и так вперемешку болтаются родной онгурский, румельский и ошметки фрезского, еще и ваши штучки-дрючки в нее не вмещаются…

— Как скажешь, — смиренно ответил Кайлен, не без оснований подозревая Шандора в неискренности: липовские ругательства ему в голову вполне себе влезали, даже трамбовать и упихивать не приходилось. — Ты сейчас в Надзор или в полицейское управление?

— Да что я там, в Надзоре, забыл? Все равно вы туда придете и все им расскажете, а я пока делом каким займусь…

— Подвезти тебя до управления? — продолжая быть очень добрым и щедрым, предложил Кайлен. Но его жест не был оценен.

— Вы ж, небось, на своей повозке треклятой…

— А то как же!

— Я тогда лучше пешком…

— Как знаешь, — пожал плечами Кайлен, не став ни на чем настаивать. На том они и распрощались.

Самоходки Шандор не любил, даже побаивался их. Кайлен как-то на этот счет пошутил, что на самоходках, выходит, хорошо в сарматскую глухомань ездить, волков распугивать. На что получил в ответ парочку крепких липовских выражений, прекрасно вмещающихся Шандору в голову.

Для подавляющего большинства жителей Кронебурга в проходной арке, ведущей в один из дворов в центре города, не было ничего, кроме глухих кирпичных стен. Однако Кайлен Неманич, оказавшись там и на всякий случай еще раз оглядевшись по сторонам, чтобы удостовериться, что вокруг никого нет, безошибочно, протянув руку, ухватился за массивный дверной молоток в виде конской головы, который до того был абсолютно невидим обычным зрением. Он постучал трижды, как посетитель со срочным делом. Фаркаш обычно стучал пять раз, или три и еще два через паузу, если было что-то безотлагательное.

Пришлось подождать совсем немного, прежде чем в глухой стене образовалась щель, из которой лился свет, а потом вокруг молотка-лошади проявилась массивная обитая чугунными полосами дверь и распахнулась шире, впуская Кайлена внутрь.

В приемной царила глухая, мягкая, как пуховое одеяло, тишина, нарушаемая только бумажным шорохом и редким скрипом пера. Эти звуки издавал маленький лохматый корриган Лиан, единственное, помимо Кайлена, живое существо в комнате. Он взгромоздился прямо на письменный стол и рылся в стопке каких-то документов, изредка делая пометки на клочке бумаги. Часть бумаг уже валялась на полу, будто листья по осени, остальные были хаотично раскиданы на столе. На здоровенном черном носу корригана красовалось пенсне, золотисто отблескивающее в луче падающего из окна солнца. Что смотрелось вдвойне нелепо, учитывая, что его глаза, как и большую часть остального тела, почти полностью скрывала черная шерсть.

— Ты сегодня за секретаря, Лиан?.. — весело поинтересовался Кайлен на высоком наречии, том самом, которое красовалось у него на табличках у входа вместо обычного латенского.

— Дык ить… — пробормотал корриган, не отвлекаясь от своего дела. — Во всякой вещи должон иметься надлежащий порядок!

Манера его речи, как и у большинства его соплеменников, представляла собой нечто среднее между ближайшим советником какого-нибудь легендарного правителя прошлого и древним латенским крестьянином, который книжку видел один раз в жизни мельком у проезжавших через деревню ромеев.

— Мне кажется, мы тут имеем, скорее, беспорядок, — весело возразил Кайлен. Привычка корриганов разводить еще больший бардак, обнаружив, что где-то отсутствует устраивающий их «порядок», была ему, разумеется, прекрасно известна: Берта с их домашним корриганом Нивеном переругивались на эту тему не реже раза в неделю. И это притом, что Берта содержала дом в идеальном, с человеческой точки зрения, порядке.

— Дык ить… — задумчиво повторил Лиан, почесал длинную лохматую шерсть на макушке и швырнул со стола очередной лист, который, мерно покачиваясь, осел на пол рядом с остальными.

— А вот и ты, — раздался у Кайлена за спиной знакомый мелодичный голос, и он обернулся к вошедшей в приемную Эйлин.

— Я бы предпочел вместо «а вот и ты» что-нибудь вроде «я так рада тебя видеть, Кайлен», ну или хотя бы «доброго дня, Кайлен».