В противостояние со своей природой впрягались обычно те наги, у которых что-то удерживало во внешнем мире: карьера, отношения, поставленные и не достигнутые цели.

Я ни во что подобное влезать не рассчитывала, и планировала, ощутив, что урок выполнен, упорхнуть в родные пенаты без отягощений любого рода.

А возвращение… возвращение было не за горами: моя сила прибывала рывком, и за последнее время я дважды отмечала скачкообразный рост возможностей. Истинное пророчество и предсказание для соседки-иной явно выходили за пределы того, что было доступно мне совсем недавно.

Так что все я сделала правильно.

Все равно потребность в эгрегоре может встать в полный рост в любой момент, и отношения развалятся — так зачем нам обоим увязать в них еще сильнее?

Я и за две недели успела в Сокольского с головой вляпаться…

На полу тихо шелестела чешуей Татьяна, подыскивая себе место поукромнее, сквозь приоткрытую створку окна с улицы доносился шум машин и детские радостные крики, а я лежала на дурацкой кровати в дурацкой съемной квартире, свернувшись в позу эмбриона, и хотела просто перестать чувствовать.

Ну ее нахрен, эту вашу любовь, если к ней такое привыкание!

Пожалуй, сейчас я могла бы понять Оксану Ивашуру. Вот только повторять ее путь мне не хотелось — а значит, нужно взять себя в руки и встать.

Встать, я сказала!

Молодец, Червона, встала, ты умничка.

А теперь быстро придумала себе занятие, которое позволит, как минимум, отвлечься, а как максимум — повысить настроение.

Что, значит, не хочется? Я сказала, быстро! Бегом!

И вот тут мне стало как-то прям чертовски обидно.

То есть, мало того, что мне сейчас ужасно плохо — так я еще и сама на себя ору, как сержант на плацу!

И это вместо того, чтобы поддержать! Что за свинство такое со мной происходит, а? Как можно с собой так обращаться?

Да, мне плохо! И еще долго будет плохо! Это же не повод спускать на себя всех собак!

И… и… и вообще! Сейчас психану, и пущусь во все тяжкие! И буду сорить деньгами! И творить безумства! И куплю, наконец, те проклятые туфли из голубого питона, и плевать, плевать, плевать вообще на все!

Пнув в порыве возмущения домашние тапочки (Татьяна осуждающе зашипела и переползла подальше от мягкого снаряда), я заметалась по комнате, пытаясь разом одеться, побросать в сумку все нужное для загула и накраситься.

Стук в дверь раздался в самый неподходящий момент: от внезапного грохота у меня дрогнула рука и щетка для туши за малым не попала в глаз.

Да твою дивизию! Кого там черти принесли?

Вспомнив, как около двух недель назад в мою дверь точно также грохотали, я кровожадно загадала: пусть это снова будет Василина Никаноровна! Пусть она пришла сказать, что ее кота Мурзаила все же кто-то порешил, и теперь она ищет виновных!

На волне питавшей меня ярости к самой себе и всему миру в придачу, я метнулась в прихожую и рывком распахнула дверь…

Чтобы уткнуться взглядом в Ивана.

Слова присохли в горле. Я замерла.

Осторожно, словно боясь спугнуть, Иван поднял на уровень груди букет, который держал почему-то опущенным вниз, пока колотил в двери. Протянул его мне.

— Иван… Ваня, я не могу. Я правда не могу.

— Почему? — Знакомый и так быстро ставший родным голос звучал глухо. — Потому что я — человек?

Я резко замотала головой:

— Нет, Вань. Я просто не хочу, чтоб было еще хуже.

Он устало вздохнул. Посмотрел на меня, как на маленькую.

— Не будет хуже.

— Будет! — Упрямо отозвалась я, чувствуя, что и вправду веду себя по-детски.

— Ну, будет — так будет, неожиданно легко согласился Иван. — Вань, а, Вань… у нас с тобой столько всего уже было — секс, знакомство семьями, и даже драка с общим врагом была — а свиданий не было. Пойдешь со мной на свидание, а? В конце концов, это твое “рано или поздно” когда еще наступит, а сейчас — уже есть!

Я задохнулась от боли.

Я набрала в грудь воздуха, чтобы ответить “нет”...

— Я тебя люблю, Вань.

И дурацкое правильное “нет” застряло у меня в груди.

Потому что… потому что…

Иван шагнул вперед, и обнял меня, стоящую в дверях, прямо вместе с букетом, который я у него так и не забрала.

— Я тебя очень-очень люблю, Вань, — прошептал Иван, целуя мою макушку.

И я не особо-то сопротивлялась, когда мои руки сами собой обняли его в ответ.

В конце концов, какого черта?! Я ведь уже нацелилась творить безумства!

…а капитан Сокольский — это намного безумнее, чем какие-то там туфли из голубого питона!