На этом вечер закончился, и драконам пришлось отойти ко сну: повадки местных были вполне обычны для селян, и ночью они уже мало на что годились, мечтая лишь о том, чтобы успеть выспаться до рассвета.

Всю ночь Сира и Каси провозились с бумагами пиратов, и легли спать лишь под утро. По счастью, никто их не беспокоил аж до полудня, когда у местных наступала сиеста. Так что, пустотные офицеры смогли продолжить свои изыскания. И, да, вчера псы сказали все верно, не соврав: колония была одним безумным экспериментом, целью которого было взглянуть на то, возможно ли «вернуть живость и силу, а потом и улучшить деградировавшие в цивилизации виды». И, что было болезненно для обеих драконесс, под многими из этих документов стояла подпись Абисари Орли из клана Орли. Да, он не был им родственником, но, все же, дракон благородной крови и из такого некогда уважаемого рода! Это позор… Стоит ли потом показывать эти бумаги матери? Она, конечно, сильная драконесса, но Абисари был для нее довольно близок и, в целом, она питает к нему почтение. Надо будет обсудить с отцом.

Ближе к полудню мастер Вафр посетил гостей, и попросил у них о продолжении беседы. Сира и Каси были только рады этому, и с удовольствием последовали за далматином в тот же конференц-зал, что был переделан жителями Форта Главного в общую столовую.

В этот раз разговор был не столь прост, как вчера. Местные хотели помощи. Нет, не эвакуации: уплыть обратно к цивилизации, конечно, кое-кто хотел, но большинство колонистов или родились на Верном Пути, или уже постарели, и прекрасно понимали, что на своей Родине места им теперь не найдется (даже если они до той Родины доберутся, что далеко не факт: космос велик). Колонии было нужно снабжение: старейшины прекрасно понимали, что оставаясь отрезаны от цивилизации колония деградирует и скатится в варварство — хоть какая-то торговля ей была жизненно необходима. Но тут, увы, Сира мало чем могла помочь. Она, конечно, заверила старейшин в том, что Дракис получит полный доклад о Верном Пути, и пообещала переговорить с главами семьи насчет установления семейного протектората над колонией. Но, если говорить серьезно, она сама не верила в то, что эти фурри дождутся хоть какой-то торговли: слишком удалена система от освоенных маршрутов. Кто сюда поплывет? Какой тут может быть барыш, чтобы оправдать столь затратное и рискованное плавание? А колония была немаленькая: мастер Вафр сказал, что тут живет не менее тридцати шести тысяч фурри, а, скорее всего, и сильно больше. Сам далматин считал, что верна цифра где-то около восьмидесяти тысяч, а его коллеги давали оценки от сорока до двухсот тысяч собачьих хвостов. И, в общем-то, неудивительно: никакого учета популяции не было, а фурри жили, в основном, в разбросанных вдоль рек деревнях — попробуй это население посчитай. Собственно, не было известно даже точное число поселений: после того, как колонисты захватили пиратские форты, они оставили не только эти укрепления, но и селения в зоне влияния двух из них, мигрировав на куда более удобные земли вокруг и юго-западнее Форта Главного. Ну, и, соответственно, никто не мог сказать о том, что теперь с заброшенными поселками: они по-прежнему заброшены? там кто-то поселился? То же самое касалось и свежеосновываемых деревень: молодежь-основатели ставили в известность о своих начинаниях лишь родню и старейшин собственной деревни, а те, зачастую, не считали нужным сообщать об этом хоть кому-либо («Вот обоснуются толком — сами о себе заявят. Чего волков добрых зазря беспокоить?»).

— Мастер Вафр, а как вы оказались тут? — наконец задала давно терзающий ее вопрос Сира, — Вы стоите гораздо дороже любого капитана. Даже если учесть то, что «Придурки» — фанатики, то они могли бы найти вам другое применение, а не гноить в идиотском эксперименте.

— Госпожа, это грязная история, и, раз вы снова начали этот разговор, то… — далматин тяжело вздохнул, и вперил взгляд в доски столешницы, — Я, в какой-то степени, сам — пират.

— Хм? — приподняла бровь Сира, прося собеседника продолжить: мастер корабельных разумов, и пират? Это звучит примерно так же, как «аристократ-вивернух».

— Я связался с корабелом Грайшнуром, уже тогда прекрасно зная, что он замыслил нечто противозаконное. Хотя, конечно, узнал я о том, что он работает на пиратов уже гораздо позже. Но это меня не извиняет. Тем более, что и обратил на меня свое внимание мэтр кораблестроения из-за того, что я сам уже был замечен в том, что не подобает членам моего цеха: я пытался оживить погибшую корабль. Конечно, у меня ничего не вышло, и, в итоге, получилась совершенно юная корабль, мучимая грузом воспоминаний и боли своей предшественницы. В общем, косые взгляды со стороны коллег были вполне заслужены — теперь я уже не буду пытаться оправдать себя благими побуждениями, которые, на самом деле, не испытывал, — пожилой далматин спрятал морду в ладони, но тут же, сообразив о том, как его жест выглядит, убрал руки от лица, — Грайшнур предложил мне создавать корабли для его собственных проектов, не согласуя работу с коллегами по цеху — только с ним самим. Кто бы на моем месте мог устоять? Прославленный корабел предлагает тебе работу без оглядки на цеховые правила и ограничения — только вольное творчество. К тому же, мне была предложена собственная лаборатория: да, еще толком не организованная, но снабженная — можно было создавать ее так, как видится мне, и самому писать устав. Я устоять не смог.

— Вполне понимаю: корабли руки мастера Грайшнура известны, и вызывают зависть у офицеров и корабелов многих наций, — поощрила собеседника согласием Сира (и, заодно, подметила то, как его морда на мгновение скривилась на слове «наций»: ну, да, мастера — для них цех куда выше нации или созданной ею страны), — Но чем вы так разозлили пиратов, что они сослали вас в эту глушь? Не могли же они не знать о вашем звании и ваших навыках.

— Конечно, госпожа, не могли не знать. Они и знали. И ничего плохого со мной не делали. Я оказался здесь по приказу корабела Грайшнура. Я не знаю, что ему нашептали мои завистливые коллеги, но после умопомрачительно удачного начала он переменился в своем мнении и о нашей совместной работе, и обо мне, и о моих собственных трудах. По его приказу я и мои творения были перевезены сюда «на вечное забвение», а мои труды он назвал «проклятием», и поклялся, что никогда больше не притронется к ним и никогда больше не отойдет от традиционного способа создания разума корабля, — на лице пса пронеслась целая буря эмоций, вызванная воспоминаниями. Но, все-таки, Сира просто всеми своими фибрами ощущала, что пожилой далматин недоговаривает что-то важное, — Также я должен сказать вам, госпожа, что на этой планете находятся три корабля, мои последние творения, что проклял корабел Грайшнур…

— Я уже слышала об этом, мастер Вафр. Продолжайте, — благосклонно кивнула далматину Сира, — Я хочу больше знать о ваших сыновьях.

— Дочерях, госпожа. Корабелу Грайшнуру были нужны самки — у него был большой проект по созданию круизеров для его новых патронов-пиратов. И он потребовал от меня создать, хм, такие разумы, в которых легко было бы воспитать вольность мысли и тягу к самостоятельности, — пес снова потупил взгляд: он сам прекрасно понимал то, в чем сознается…

— Оба эти деяния — серьезные проступки. И если работу на пиратов я еще как-то могу оправдать желанием выйти из тисков цеховых правил (я далека от ваших цехов, но наслышана о непростом отношении в них к тем, кто не полностью согласен с уставом и традицией), то вот то, что вы создавали корабли, по природе своей склонные к преступной мысли… Мастер Вафр, вы понимаете, что ваше признание хоть и не преступление, но серьезная заявка на то, чтобы быть исторгнутым из уважаемого общества? — Сире было неприятно слышать это признание мастера рукотворных разумов, но удивления оно не вызвало. Наоборот, звучало закономерно: такие ценные ремесленники просто так не лишаются права заниматься своим ремеслом.

— Госпожа, я и так исторгнут из уважаемого общества. И не скрою, нахожу это справедливым. По факту, я испортил жизнь своим творениям: они вкусили пустоты, и полюбили ее, но потом были лишены тел по приказу корабела Грайшнура, и теперь их капсулы находятся здесь, на планете. А корабли вовсе не предназначены для планет. И я даже не могу попросить вас спасти их: заложенная мной их особенность, пиратское воспитание и то, что они уже годы лежат здесь, неподвижно, увы, не могут не привести к тому, что как только они вновь получат тела, так сразу же и бросятся в омут острых ощущений и неправедных дел, — пожилой мастер совсем посмурнел, — Они находятся тут, под этим зданием: лежат в отдельной камере нашего подвала, рядом с помещениями электростанции. Но заверю вас, госпожа: мы их не бросили. Они тоже вносят свой вклад в жизнь колонии: занимаются расчетами, помогают нам с разными решениями, где нужны вычисления и знание инженерии, иногда учителя привлекают их к обучению щенков (в основном, математике).