– А ты без глупых идей, – парировал он.

Как раз в это время Никиту вызвали на комиссию. Забрав у Тани стопку документов, приготовленных ранее, он вкатился в кабинет. Интуиция подсказывала: ждать придется долго. Голодный живот заурчал. Таня мысленно прикинула, что вернуться домой к обеду они не успеют. Ей и не хотелось возвращаться. Она уже давно жила в Самаре, но до сих пор не устроила себе полноценную вылазку в город: все не было времени. Сейчас Таня собиралась восполнить потерю и насмотреться вдоволь. Вдобавок она считала, что прогулка пойдет Никите на пользу. Он точно будет рад развеяться после тоскливой МСЭ. И не дело это – сидеть, запершись в четырех стенах! Она быстро набрала Валентина Никандровича спросить разрешения на маленькую авантюру и предупредила Галину Ивановну, что на них с Никитой обед можно не готовить. Она уже знала, куда его повезет. Чтобы скоротать время, Таня открыла «Критику чистого разума» Канта: именно из-за него она завалила философию. «Да уж, коренная калининградка», – ехидно усмехнулся в голове голос профессора философии, будто то, что они с Кантом земляки, обязывает ее знать и понимать его идеи.

_______________________________________________

[1]Под термином радикулопатия (или корешковый синдром/корешковая боль) понимается комплекс симптомов, которые проявляются при сдавливании корешков спинномозговых нервов. Это не самостоятельное заболевание. Оно возникает и прогрессирует на фоне иных болезней позвоночника.

Корешковая боль – это сильная боль в основании нервов или в самих пораженных нервах. Возможно, вы привыкнете жить с этой болью. Многие параплегики и тетраплегики утверждают, что, как только они начинают выходить из дома и возвращаются к работе и развлечениям, боль понемногу теряет интенсивность и, по их мнению, даже проходит совсем. К счастью, во многих случаях корешковая боль достигает максимума иногда через несколько недель, иногда спустя большее время, а затем приступы становятся не такими частыми.

Они припарковались на Ленинградской улице – прогулочной зоне Самары – на той ее части, где еще можно было ставить машины.

– Что ты задумала? – повернулся к ней Никита.

– Развеяться, – бесхитростно ответила Таня. – Согласись, после МСЭ хочется подышать свежим воздухом. Сейчас время обеда, а я знаю отличное место.

– Я рассчитывал есть дома, – вздохнул Никита.

– Ничего не случится, если мы один раз сходим в кафе, – парировала Таня. – И ты сам говорил, что чувствуешь себя превосходно. Давай, я уже предупредила Галину Ивановну и твоего дядю.

Никита молча посмотрел на нее долгим взглядом. Точнее, в ее сторону: черные глаза-угольки глядели будто бы сквозь.

– Пожалуйста, – предприняла последнюю попытку Таня и заглянула прямо в его глаза, подбадривающе улыбнувшись.

Для нее эта прогулка была важна, и не только потому, что Таня обожала Ленинградку больше, чем любую другую улицу города. Даже ребенок знает, как полезно бывать на свежем воздухе. Никита же был лишен даже этого из-за травмы и собственных комплексов. Таня собиралась исправить это. Еще она хотела, чтобы Никита немного отвлекся от своих пессимистичных мыслей, которые отражались на его лице после экспертизы. Таню всегда расслабляла прогулка, и она надеялась, что так же она подействует и на него.

– Тебе очень хочется? – спросил Никита тоном, каким задают обычно очень важные вопросы. – Хорошо, уговорила, – согласился он, когда Таня кивнула.

– Славно, – улыбнулась она и вышла из машины.

Самарский Арбат по красоте нисколько не уступает столичному собрату. Многие находят его даже более живописным. Таня в Москве никогда не была, поэтому не могла сравнить. В теплый день субботы Ленинградка полнилась людьми: казалось, все самарчане гуляли по любимой улице, но больше было, конечно, туристов. Они сновали туда-сюда, захаживали в магазины и кафе, фотографировали красивые здания XIX века, делали селфи с дядей Степой. Церетели постарался над ним на славу: сделал советского великана настолько забавным, что дети гурьбой вились вокруг него. Таня не удержалась и потерла нос пристроенной у ног милиционера собачке – на счастье. Прохожий попросил ее сделать фото, и она с удовольствием принялась ходить вокруг них, выбирая лучший ракурс.

– Ты говорила, что знаешь, где можно пообедать, – напомнил Никита.

На самом деле, на улице было множество кафе и ресторанов, но Таня обещала показать проверенное место. Оно как раз было недалеко от дяди Степы.

– Мы уже пришли, – Таня иронично указала рукой на здание.

«Вилка-Ложка» – гласило название. Выглядело уютно: желто-красные тона, деревянный заборчик, из-за которого задорно выглядывали зонтики. На террасе Таня и собиралась устроиться. Все портили четыре несчастные ступени, ведущие к кафе.

– Ты меня не затащишь. – Никита сложил руки на груди и скептически уставился на Таню.

– Тут есть пандус, если ты не заметил, – она ткнула пальцем влево. Наличие заезда было еще одним поводом, по которому она выбрала это место.

– Эти железяки, которые ты гордо именуешь «пандусом», не годятся, – съязвил он. – Мои колеса просто не поместятся на них.

– Не такие уж и жирные у тебя колеса, – фыркнула Таня. Она и сама уже поняла провальность идеи.

– Колеса, может, и не жирные, но широки для вот этого, – заметил он.

– О’кей, – нерешительно протянула Таня. – Я пойду в соседнее, там есть навынос. Ты ешь сэндвичи?

Получив согласие, она забежала в «Gellert». Никита остался ждать снаружи, вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Тане было ужасно неловко, что она обещала ему отличное место, которое оказалось для него недоступно. Возможно, она бы могла попытаться затащить Никиту по этому ненадежному пандусу, но… Оставалось надеяться, что на нее не сильно обиделись и еще есть шанс реабилитироваться.

– Тут, конечно, готовят не как Галина Ивановна. – Таня протянула Никите сэндвич с жаренным беконом, помидорами, сыром и яйцом, обильно смазанный майонезом. Сама уселась прямо на ступеньку, разворачивая такой же.

Таня была готова к возмущениям и требованию сейчас же ехать домой. В этом случае она не станет возражать: клубок вины бурлил на дне желудка, к нему примешивалась грусть от испорченной прогулки. Оказалось, Таня сильно недооценила Никиту: он не упрекнул ее ни словом, ни взглядом.

– Я бы добавил больше сыра, но так тоже сойдет, – резюмировал он, откусив кусок от бутерброда. Таня чуть не поперхнулась, ведь ожидала от него совсем другого поведения.

– И никакого сарказма? – она вопросительно уставилась на него.

– Устал от диет и правильного питания, – пожал плечами он. – Давно хотел вредного.

Минут пятнадцать они молча ели: хлеб с начинкой – большое препятствие для разговора. Таня подумала о том, что прогулку можно еще спасти. Мимо шагали люди. Некоторые с интересом поглядывали: Таня догадывалась, что объектом внимания был Никита. Некоторые проскакивали по ступенькам в кафе, стараясь идти подальше от парочки. Незнакомый малыш тыкал в них пальцем и дергал разговаривающую по телефону маму за платье, очевидно, желал спросить про «дядю в колясочке». Таня приветливо помахала малышу, когда он посмотрел на них, и тот улыбнулся в ответ. Никита, явно замечая столь нетактичный интерес, нервно смотрел в плитку под колесами и жевал.

– Ты знала, что Гавайи называли Сандвичевыми островами? – спросил Никита так внезапно, что Таня на секунду замерла, не донеся булку до рта. – В тысяча семьсот семьдесят восьмом году, когда Джеймс Кук наткнулся на нынешние Гавайи, он дал им название в честь своего покровителя, графа Сандвича. – Никиту охватил редкий энтузиазм. Казалось, он соскучился по тому, что его слушают, не смея вставить даже полслова. – Он тогда был Первым лордом адмиралтейства. Видимо, Кук считал, что человек такой должности достоин двадцати четырех островов. Кстати, чиновник из него бы так себе, раз уж его запомнили по бутерброду, – он усмехнулся.