Июль 2018 г.

Таня уже неделю работала у Ховричевых и привыкла, что к ее приходу Никита бодрствовал. Когда бы она ни постучала в дверь его спальни, он всегда курил у окна. Порой казалось, что он вообще не ложился. Однажды она даже специально нарушила график и пришла в семь, но он не спал. В тот день она впервые увидела, как из его комнаты выходит Кристина. В руках она несла букет люпинов и выглядела расстроенной. Таня не стала лезть не в свое дело: они пока были недостаточно знакомы, чтобы она могла утешить Кристину, вместо этого она заглянула к Никите. Он же просто-напросто выгнал ее и настоятельно попросил не входить к нему раньше восьми. И даже было не оправдать ранний визит желанием помочь ему с утренними процедурами: Никита едко заявлял, что «не бесполезное бревно» и в состоянии справиться сам. Больше Таня распорядок не нарушала.

Сегодня ей все же удалось застать его в кровати. Согнутый буквой зю, Никита лежал и не шевелился. На нее он внимания не обратил. Поднос на комод, так удачно стоявший совсем близко, Таня поставила не глядя. Секунда – и она у его кровати. И без того не смуглый, Никита побледнел, зажмурил глаза, тяжело и часто дышал. Простынь зажал в кулаке. Таня поняла: Никите плохо и больно.

– Никита. – Таня легонько тронула его за плечо. Ею двигало желание облегчить страдание, дать лекарство, принести плед. Она не знала, что случилось и как помочь. Только он мог дать ей ответ. – Я рядом. Ты только скажи, что нужно.

– В тумбочке. Синяя пачка. На немецком. – Никита открыл один глаз, взглядом указал на тумбочку возле кровати. После каждого слова – вдох, долгий, почти судорожный.

В выдвижном ящике оказался филиал аптеки. Синяя упаковка нашлась по соседству со шприцами. Маленькая инструкция-комикс для тех, кто не знает по-немецки, заботливо вложена в коробку. Следуя указаниям, Таня набрала нужное количество лекарства в шприц и вколола Никите. Он ослабил хватку на простыни, но глаза все еще продолжал жмурить.

Когда Таня застала его, она работала на адреналине и в голове крутилось только: «Помочь, помочь, помочь». Сейчас, когда беспокойство оставило, она вновь заглянула в Никитину аптечку. Надо же знать, что там есть. Иностранные лекарства и русские лежали вперемешку. Некоторые без коробочек, просто заклеенные фольгой блистеры: видимо, Никита слишком хорошо знал, от чего эти таблетки, и в пояснительных надписях не нуждался. В куче препаратов выделялись цветные антидепрессанты – сложно не зацепиться за них глазом. Таня мысленно составила алфавитный список препаратов и цель на вечер – перенести на бумагу и залезть в Google: большинство названий были ей незнакомы.

Этим можно было заняться позже – сейчас важнее Никита. Он все еще был бледноват, хотя уже не напоминал предобморочного. Руки мелко тряслись – остаточный эффект. Нужно было успокоить его, расслабить напряженное тело.

– Я знаю массаж, – Таня наклонилась к нему. – Тебе станет легче.

Она помнила, как мама разминала папины ноги, когда тому было больно. После папе становилось лучше, может, и Никите поможет. Не дождавшись ответа, Таня все же решила действовать и осторожно надавила на спину – не сильно, только чтобы размять деревянные мышцы, которым это было так нужно. Давила и тут же разглаживала. Никита снова открыл глаз, но ничего не сказал, только слегка кивнул, то ли поддерживая инициативу, то ли благодаря. И опять зажмурился, продолжая неподвижно ждать, пока обезболивающее сработает и снова вернет способность нормально существовать.

Руки работали машинально. Таня заметила, что Никита был без любимой им голубой рубашки. На нем были только серые хлопковые штаны. Видно, боль скрутила его, когда он только проснулся, или же разбудила. Вдоль позвоночника по спине тянулся рубец, длинный и прямой, будто его чертили под линейку. Извивался по хребту границей между прошлым и настоящим. «Старый, нелеченый», – определила Таня.

– У меня случается радикулопа́тия[1], – пояснил Никита, когда препарат подействовал. – Она почти не беспокоила в последнее время, но сегодня вернулась.

– В следующий раз звони, у тебя есть мой номер, – укорила Таня, все еще разминая ему ноги.

– Обычно я сам справляюсь, но… – Никита оборвал фразу на середине.

– Сегодня тебе было больно двигаться, – закончила за него Таня. – Не люблю смотреть на чужие страдания, – невпопад призналась она.

– Поэтому пошла в доктора́? – Никита ехидно усмехнулся. Ухмылка получилась слабой: кажется, боль забрала все его силы.

– Это была мамина идея. – Таня продолжала гладить Никиту. – В моей семье все женщины врачи – я должна была продолжить традицию.

Рядом с Никитой язык будто развязывался: слишком легко говорить с тем, кто тебя слушает. Тане приходилось следить за собой, чтобы ненароком не выболтать секрет. Узнай Никита, что у нее нет медицинского образования, сразу расскажет дяде, и с работой придется попрощаться. Таня не могла позволить этому случиться: она и так просрочила несколько платежей по кредиту, и маме нужно было помогать. Вторую такую же хорошую работу найти будет почти невозможно.

– Может, выйдешь? Мне нужно одеться, – проговорил Никита через некоторое время. Судя по всему, он уже достаточно отдохнул и окончательно отошел от утренней боли.

– О, да, конечно, – Таня кивнула и вышла из комнаты. Спрашивать, нужна ли ему помощь, она не стала: он точно скажет, что справится сам.

Таня вернулась спустя два часа. Именно столько Никите требовалось, чтобы привести себя в порядок, а Тане, чтобы почитать лекции. К этому времени завтрак уже успел остыть, но на предложение Тани разогреть еду Никита ответил отказом: он совсем не был против есть холодное.

– У тебя есть права? – спросил Никита. Только что выкуренная сигарета лежала в пепельнице.

– Да, – честно ответила Таня, не понимая, зачем он спрашивает. Надеясь когда-нибудь накопить на собственную машину, естественно, она получила права.

– Отлично. Ключи от машины возьмешь у Галины Ивановны, – скомандовал Никита. – Мне сегодня нужно на медико-социальную экспертизу, поэтому будет лучше, если меня отвезешь ты.

– Уверен? – Таня удивленно приподняла бровь. – Я, конечно, не светило медицины, но тебе точно не лучше отлежаться?

Всю неделю Никита не вылезал из комнаты, а тут он собирался куда-то. В любое другое время она сама бы с радостью заставила его выйти на улицу, но не сегодня. Никита выглядел вполне бодрым и ничем не отличался от себя обычного, но Таня переживала, что через несколько часов боль вернется.

– Я бы тоже не хотел, но мне назначили на сегодня, – пожал плечами Никита. – Не переживай, я чувствую себя вполне сносно, – успокоил он и на всякий случай взял некоторые лекарства с собой для подстраховки.

Галина Ивановна отдала ключи и доверенность на управление автомобилем только после того, как тщательно проверила Танины права и знания ПДД. Она настолько пытливо опрашивала Таню, что невольно напомнила профессоров в СамГМУ. Тане стало неловко на таком экзамене, но вскоре она поняла, почему простая просьба взять ключи превратилась в допрос.

В гараже стоял серебристый «майбах», дорогущий, как крыло от самолета, и роскошный, как резиденция заморского принца. Таня присвистнула. Она помнила, с каким восторгом папа рассказывал ей о достоинствах этой марки, желая когда-нибудь купить ее. У папы так и не получилось. Знал бы он, что Тане выпадет возможность водить эту машину.

– Там уличное кресло. Погрузи в багажник, – скомандовал Никита.

Он подъехал к машине. Таня хотела сначала помочь ему сесть, но Никита уже открыл дверь и поставил коляску на тормоз. Откинув подлокотник, он ловко перекинул левую ногу в салон, почти прыжком перелез на переднее сидение, куда тут же подтащил вторую ногу. Все действия заняли не больше минуты.