– Ты шутишь? Думала, они сразу были Гавайи. – Таня не понимала, чему больше удивилась, столь странному факту или тому, что его знал Никита.

– Они стали Гавайями только в начале девятнадцатого века. А до этого спокойно были Сандвичевыми островами, – ответил Никита и улыбнулся, удовлетворенный Таниной реакцией. – Сейчас такое же название носит архипелаг в Южной Атлантике, почти у самой Антарктиды.

– Бутербродная география, – хмыкнула Таня. Она и подумать не могла, что сушу всерьез могут назвать как еду. Ей стало интересно, сколько подобных фактов знает Никита.

Он как раз разобрался с едой, но про напитки вряд ли собирался рассказывать. Никита попросил Таню достать из кармана на спинке коляски таблетки и выпил несколько штук, запив чаем из кафе.

– Все нормально? – спросила Таня. Мало ли от чего эти лекарства: может, ему стало плохо. В таком случае оставаться в городе нельзя.

– Нормально, – кивнул Никита.

Вид он имел вполне здоровый, насколько это возможно в его ситуации, и Таня поверила на слово.

– Как насчет прогулки до речного вокзала? – предложила она, когда с обедом было покончено. Краем уха Таня услышала, как группа туристов обсуждает речные экскурсии, и решила, что прогулка до Волги – захватывающее времяпрепровождение.

– Тогда тебе придется держать меня: дорога тут под наклоном, – согласился Никита. Судя по голосу, настроение его стало гораздо лучше, чем утром.

«Когда человек голодный, он всегда ершится», – вспомнила Таня слова бабушки. Сегодня она в очередной раз убедилась в их правдивости.

– Буду, не беспокойся, – уверила она его и покатила коляску по улице. – Вредная еда на тебя хорошо влияет: ты даже перестал ворчать, – прокомментировала она, тихонько хихикнув.

– Неприятно, что ты находишь меня букой.

– А разве ты не производишь такое впечатление?

– Еще и осмеливаешься говорить мне это в лицо, – фыркнул он.

– Если я не буду говорить тебе про твои негативные стороны, это буду уже не я. Человек, в отличие от машин, обычно сообщает, если ему что-то не нравится. Мне показалось, тебе больше по душе общаться с личностью, а не с роботом.

– Может, в твоих словах и есть зерно истины, – тихо проговорил Никита, будто самому себе.

Прогулка прошла даже лучше, чем Таня подозревала. Она и подумать не могла, что Никита станет ее персональным гидом. Он рассказывал интересные факты почти о каждом здании, мимо которого они проходили. И это была не просто информация, доступная в любом буклете. Никита знал множество подробностей и курьезных историй, о которых Таня даже не догадывалась. Об именах, которые носила Ленинградская улица раньше, и причинах их изменений. О семейной истории знаменитого самарского чаеторговца и бакалейщика Жукова. О том, как в доме №20 сходил с ума от любви к американской танцовщице Фанни Лир великий князь Николай Константинович Романов. Разве что СамГМУ, главное здание которого было как раз на Ленинской, стал исключением: тут уже Таня поведала о забавных случаях студенческой жизни. Из Никиты получился отличный повествователь. Начитанный и умный, он не только знал факты и подробности, но и рассказывал их так, будто все происходило с ним лично. Впечатление угрюмого буки, которое он произвел в первые дни знакомства, сильно пошатнулось. Таня задавалась вопросом, было ли то его поведение специально разыгранным спектаклем или им явилась сегодняшняя разговорчивость.

Время от времени Таня ловила заинтересованные взгляды прохожих. Привлекали их явно не невольно подслушанные рассказы. Люди шли мимо. Кто-то ускорял шаг и опускал глаза, не желая смотреть на человека в коляске. Кто-то, наоборот, старался замедлиться и с любопытством разглядывал. Никита, казалось, их игнорировал, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.

– Извините, – внезапно к Тане обратился совсем неприметный мужчина в сером полупальто. Только оно и привлекло внимание: какой чудак будет носить полупальто в жару? – Как его зовут? Хочу поставить за него свечку в храме, – открытой ладонью мужчина указал на Никиту.

Таня раскрыла рот и собиралась было сказать мужчине, что ему лучше обращаться к тому, о ком он спрашивает: как минимум некрасиво говорить о человеке в третьем лице, когда он присутствует при разговоре, – но не успела.

– Я поклоняюсь Зевсу, вы вряд ли найдете его приход в этом городе, – ответил Никита, чем заставил мужчину вздрогнуть: тот, кажется, не ожидал, что человек на коляске умеет разговаривать.

Мужчина снова вытаращил глаза и дрожащей рукой перекрестил Никиту, Таню, перекрестился сам и ушел, бурча под нос про еретиков и мракобесов. Таня все еще переваривала в голове происходящее.

– Ты, кажется, хотела к речному вокзалу. – Никита вывел ее из ступора напоминанием. Раздражение, вызванное нетактичным прохожим, чувствовалось в каждом слове.

– Ты правда поклоняешься Зевсу?

Ребенком Таня обожала мифы Древней Греции. Истории о богах, героях и чудовищах питали ее фантазии, давали сюжеты для игры и просто увлекали. Но Таня воспринимала истории о Зевсе, Афине и Геракле не более чем красивые и старые сказки. Многие из них уже стерлись из ее памяти.

– Сказал первое, что пришло в голову, – безразлично ответил он. – Никому я не поклоняюсь.

– Кое-кто говорил, что не любит ложь, – поддела его Таня.

– Я говорил, что не люблю, когда лгут мне. Не перевирай мои слова, – раздраженно поправил он и дернул плечом будто в попытках отогнать неприятные ощущения. – Просто уже невозможно терпеть таких сердобольных прохожих без малейшего чувства такта.

– Ну, он же не со зла.

Таня догадывалась, что прохожий хотел сделать доброе, по его мнению, дело, но и Никиту она тоже понимала: мало кому понравится, когда люди предлагают непрошеную и, скорее всего, ненужную помощь, тем более когда этот альтруист не воспринимает тебя как личность и разговаривает о тебе с другим. Таня предполагала, что именно это взбесило Никиту.

– Это все равно раздражает. Закрыли тему, – резко бросил он и, не дожидаясь Таню, покатил по улице.

Они как раз достигли спуска. Никита проигнорировал тротуар и поехал по краю шоссе. К счастью, машин на дороге сегодня не было. Помня о том, что по покатой улице на коляске без сопровождающего спускаться может быть опасно, Таня побежала его догонять. Как назло, раздраженный Никита крутил колеса слишком быстро, словно пытался убежать от неприятной ситуации и ее свидетельницы. Телефон завибрировал совсем не вовремя. На дисплее был мамин номер.

– Мамуль, прости, занята. Я перезвоню. – Таня уже хотела бросить трубку, но мама помешала ей это сделать, начав отчитывать дочь за несколько пропущенных вызовов. К причитаниям прибавились упреки в невнимательности и стенания, что, если умрет, дочери будет плевать. Таня трижды прокляла себя за то, что в МСЭ выключила звук на телефоне и совсем об этом забыла. – Мамуль, я не наплевала на тебя, – начала оправдываться Таня, но безрезультатно.

В силу привычки, которая зачастую опережает мозг, она зажмурила глаза: мамины придирки жалили словно осы. Они сыпались градом – ей даже слово вставить некуда было. Выключить телефон, пока мама говорила, не позволяла совесть. «Никита», – осознание молнией вспыхнуло в мозге, и Таня распахнула глаза. Сейчас ее мало волновала мамина тирада. Нехорошее предчувствие подтвердилось, когда она нашла Никиту глазами: он летел вниз.

– Я немного занята. Обещаю позвонить вечером. – Она выключила телефон и побежала быстрее, чтобы поспеть за Никитой. Не успела.

Никита не справился с управлением. Коляска, не смея противиться гравитации, скатилась вниз и завалилась на бок. Благодаря ремням безопасности Никита из нее не вылетел. К счастью, машин поблизости не было. Таня подбежала и упала на колени, осматривая его. Никита потерял сознание: видимо, сильно ударился головой. Таня нащупала пульс, убедилась, что он есть, и вызвала скорую. Только потом, когда паника немного улеглась, она заметила вокруг людей. Они столпились рядом и шушукались, обсуждая ситуацию. Несколько подростков снимали происходящее на телефон. Тане толпа была на руку: у них можно попросить о помощи.