Со второго взгляда все вставало на свои места. Это артисты. Ну, в смысле, певцы, танцоры и прочие жаждущие внимания широкой публики. И все они нервно ждут своей очереди в кабинет высокого начальства.

— Юноша, вы далеко собрались? — истерическим тоном сказала мне в спину мама двух девочек. — Здесь прием по живой очереди.

— Я только спросить, — машинально ответил я и фыркнул.

— А ты что, особенный какой-то? — хмуро полюбопытствовал бард с гитарой.

Очередь взорвалась гневными воплями. Акустической волной меня чуть в стену не вдавило. Куда там бабкам в поликлинике по сравнению с деятелями культуры с их поставленными голосами и творческими натурами.

В ответ на шум распахнулась дверь кабинета, выпустив наружу унылого прыщавого юношу с продолговатым чехлом за спиной. На пороге показалась молодая секретарша с короткой стрижкой и умопомрачительно деловым видом. «А вот и та самая Мария, — подумал я. — По телефону я ее как-то так себе и представлял». Она так обрадовалась, когда я позвонил сегодня утром. Защебетала, что мне немедленно нужно прийти к Роману Ильичу, очень-очень срочно!

— Что за шум, граждане? — спросила она, оглядывая строгим взглядом очередь.

— Да этот хам вперед лезет!

— Я со вчерашнего дня занимал!

— Безобразие, кто сюда впустил его!

— Правил не знает!

— Мария, добрый день! Я Владимир Корнеев, — быстро сказал я, втиснув приветствие в короткую паузу.

— Володя! — глаза Марии просияли. — Это замечательно, что вы пришли! Заходите немедленно!

С трудом подавив злорадную улыбку, я прошел мимо очереди к двери. Вокруг повисла гробовая тишина. Мои шаги в ней звучали прямо-таки киношно. И такая искренняя ненависть была написана на лицах тех, кто только что поднимал тут хай до небес. Не люблю, блин, когда орут. Собственно, поэтому и порадовался, что именно так все сложилось, а не из-за собственного какого-то там превосходства. Я до сих пор понятия не имел, что там за дело ко мне у этого Романа Ильича.

— Маша, много там еще народу? — раздалось из приоткрытой двери в основной кабинет. — До обеда не управимся?

— Роман Ильич, к вам Корнеев, — объявила Мария с таким победным тоном, будто она самолично сгоняла по-быстрому за мной на самолете и доставила пред светлы очи своего начальника.

— Ну наконец-то! — хлопнул по столешнице Роман Ильич. Он оказался довольно молодым для такого стола и кабинета, лет, может, тридцать пять. Зачесанные назад волосы, прилизанные гелем. И щеголеватый такой костюм в тонкую полоску. Вроде бы скучного конторского стиля, но чуть уже, чем здесь было принято. Образ довершали тонкие усики, из-за которых Романа Ильича хотелось назвать «денди». Вообще какое-то дремуче-старомодное слово, откуда-то с уроков литературы в старших классах.

— Здравствуйте, Роман Ильич, — сказал я.

— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь! — Роман Ильич кивнул мне на стул для посетителей. В этом конкретном кабинете стола для заседаний не предусматривалось.

— Роман Ильич, сделать чай или кофе? — спросила Мария.

— Мне кофе, — отозвался хозяин кабинета. — А вам?

— Чай, — не задумываясь, ответил я. Мне стало любопытно. Как-то меня не по статусу принимают. Такое искреннее радушие на лицах, будто я меценат, которого собираются уговорить раскошелиться. И всячески облизывают.

— У меня к вам очень серьезный разговор, Владимир, — Роман Ильич подался вперед. — В этом году мне поручено очень ответственное дело — организация концертной программы в честь празднования первого мая. И мне бы очень хотелось, чтобы вы там выступили.

— Я выступил? — я приподнял бровь и усмехнулся. — В качестве кого, извините?

— Что значит, в качестве кого? — удивился Роман Ильич. — В качестве рок-группы. Это ведь ваша песня «Темные тени» в последнее время так много звучит на радио!

— Я понял, вы про группу «Ангелы С», — кивнул я.

— Ну разумеется! — подчеркнуто весело всплеснул руками Роман Ильич. — Извините, Владимир, просто времени совсем мало осталось. Понимаете, в чем дело, программа уже была давно составлена, но времена сейчас очень быстрые, и нам нужно, так сказать, держать нос по ветру, быть гибче…

Роман Ильич прервался, когда в кабинет снова вошла Мария с подносом, на котором стояло две фарфоровых чашки и вазочка с конфетами.

«Хорошо, что не попросил кофе, — подумал я. — Не люблю растворимый».

— В общем, очень хорошо, что вы пришли сегодня, — сказал Роман Ильич. — Значит завтра вы сможете поучаствовать в финальной репетиции…

— Я вроде еще не сказал, что согласен, — улыбнулся я.

— Что? — удивился Роман Ильич. — Вы серьезно сейчас?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Я понимаю, что это большая честь, и все такое. Просто это как-то… неожиданно немного. У нас были другие планы…

Я сделал задумчивый вид, блуждая взглядом по кабинету. Мне было интересно посмотреть, насколько этому Роману Ильичу реально нужно, чтобы мы выступили. Ну, в смысле, это его конкретно жареный петух в задницу клюнул, или опять какая-то директива свыше, как с тем концертом в «котлах»?

— Владимир, конечно же, я дам вам время подумать, но, честно признаюсь, у нас с вами его немного, — покачал головой Роман Ильич и тревожно стрельнул глазами мне за спину. — Вот смотрите, у нас на празднике будет три площадки. На площади Ленина, на площади Свободы и на крыльце театра драмы. Было решено площадку у театра драмы сделать более молодежной, протестной, если хотите. И задействовать там популярных исполнителей, кумиров, так сказать, нашего времени. В том числе и местные таланты. Ваша группа вне всяких сомнений — открытие этого года. И если вы не выступите, то картина молодежной культуры нашего города будет, в каком-то смысле, неполной…

Он плел словесные кружева, то выражаясь витиевато и художественно, то переходил на казенный канцелярит. Вроде и не уговаривал, разговаривал с позиции сверху, но словам и поведению четко было понятно, что ему очень нужно, чтобы «Ангелы» участвовали. Прямо кровь из носа. Будто за его спиной маячила грозная тень кого-то более высокого и гундосила ему в ухо: «Вынь да полож нам „Ангелов С“, Ромашка. А не справишься — вылетишь пулей из удобного креслица, у нас тут таких желающих…»

Ну, то есть, я преувеличил, конечно. Вряд ли имела место конкретно наша протекция, но ощущалось что-то в таком духе в этом Романе. Нервное.

Что-то вроде:

«Это кто еще такие? Кого ты наприглашал вообще?»

«Так они же всегда на праздниках раньше выступали!»

«Раньше и страна была другая! Ты радио слушаешь вообще?»

Я подавил лезущую на лицо улыбку. Роман Ильич говорил долго, так что от нечего делать и я конструировал мысленные диалоги и строил догадки.

«А может еще Грохотов подсуетился, фиг знает…» — подумал я.

— Все-все, Роман Ильич, — сказал я, когда он вопросительно-выжидающе уставился на меня. — Я подумал. Мы согласны, конечно. Свои планы мы подвинем ради такого случая. Во сколько завтра репетиция?

— В десять ноль-ноль, — живо отчеканил Роман Ильич. — Я знаю, что среди участников группы есть студенты и школьники. Поскольку это мероприятие городского масштаба, мы обеспечим им документ, освобождающий от занятий, кроме того, включено еще и горячее питание. Один раз. Или два, в случае, если репетиция затянется.

— Затянется? — приподнял бровь я. — А сколько песен нам нужно спеть?

— Две, — отозвался Роман Ильич. — Ну хорошо, три. Но больше никак, расписание уже составлено, понимаете? Вы даже не представляете, сколько на нас свалилось в связи с… новыми обстоятельствами.

«Черт, теперь мне даже любопытно, кто на него надавил и нафига», — подумал я.

— Хорошо, подготовим три, — кивнул я. — И еще один вопрос. Участие бесплатное, или нам полагается какой-то гонорар?

На лице Романа Ильича мелькнула досада. Так и читалось: «Блин, надеюсь, ты не спросишь!»

— Разумеется, полагается! — всплеснул руками он. — Мы уже вступили в рыночные отношения, а значит любой труд должен быть оплачен. Вас внесут в ведомости, и в конце месяца вы сможете получить деньги в нашей кассе.