— Володя, да не слушайте вы его! — засмеялась завклубом. — Степан, если надо, я ссужу твоему старшому денег на билет. Потом у меня на огороде отработает.

— Так он же сказал, что подумает! Может за картошку получится! — упрямо набычился Степан.

— Степа, да что ты как маленький, право слово! — завклуба покачала головой и с извиняющимся видом посмотрела на меня. — А свои гитары и барабаны они за картошку что ли будут покупать? А деньги на билеты, чтобы досюда добраться?

— Так другие за деньги купят, вот и будет им, — Степан шмыгнул носом и сдвинул кепку на затылок. — А картошечку-то поди все наворачивают.

Ева до этого момента стояла молча, а тут издала какой-то сдавленный писк.

— Простите, — сказала она, прикрыв рот рукой и сделала вид, что чихнула. Но по глазам было видно, что она просто смех не может сдержать.

— А картофан прямо свиньи, да? — с заговорщическим видом спросил я.

— От такие! — Степан радостно растопырил пальцы, показывая размер картошки. Со средних размеров арбуз, судя по жесту.

— Значит, вот как мы поступим, — сказал я вполголоса. — Мы громко об этом объявлять не будем. Но для вас, Степан, я сделаю исключение. Вот, держите два билета сразу. Куда за картофаном подъезжать?

— Ну вот! Я же говорил, что с нормальным мужиком всегда договориться можно! — Степан с победным видом посмотрел на завклуба. Та вздохнула, посмотрела на меня осуждающе и снова покачала головой.

— А гостиница у вас есть? — спросил Жан, глянув в окно, за которым уже неспешно сгущались сумерки.

— Да какая здесь гостиница, что вы! — всплеснула руками завклуба.

— Тогда нам, наверное, ехать надо, да? — Жан посмотрел на меня. — К трем ночи до Новокиневска доберемся. Или даже раньше.

— Вот еще удумали, ехать в ночь! — возмутился Степан. — Найдем поди, где приютить.

— Можно здесь в клубе переночевать… — несмело предложила женщина. — Там в задней комнате есть диван. И можно от меня раскладушку еще принести. И матрас… Степа, у тебя же есть запасной?

— Ты бы еще сеновал предложила! — Степан возмущенно упер руки в бока. — Вот правильно говорят, что городские никогда не меняются! Она же у нас москвичка, вы знаете? Закончила в семьдесят первом институт культуры, ее сюда и распределили. Уже двадцать лет тут живет, а замашки все одно городские. В клубе! Ха. А кормить их бутербродами будешь?

Степан развил бурную деятельность, и буквально за десять минут перекрикиваний через заборы, ночлег был найден. Мы погрузились в машину, заехали к Степану за мешком картошки. Которая, кстати, оказалась, конечно, чуть меньше, чем он на пальцах показывал, но все равно весьма внушительных размеров. Хранил он ее неожиданно для меня не в джутовом мешке, а в сетке типа авоськи. Упитанные клубни были плотными, их как будто только вчера выкопали. Хотя на дворе уже конец апреля. Неплохо этот Степан умеет хранить урожай, да уж.

Бабуля, к которой нас привел Степан, выглядела натуральной такой бабой Ягой — сгорбленная, с родинкой на носу, голова повязана платочком.

— Тут-то нас и съедят, — прошептала Ева, наблюдая, как Степан с хозяйкой бревенчатого дома общается.

— И картошка как раз есть на гарнир, — добавил Жан и нервно хихикнул.

Суровая хозяйка зыркнула так, будто видеть нас совсем не рада, запустила в дом, потребовала, чтобы мы немедленно разулись. Мы и так собирались, но она успела первой.

И принялась собирать на стол. Мои попытки ей помочь пресекла суровым:

— Сиди, без сопливых справлюсь!

«Везде свои правила приличия», — философски подумал я. И решил про себя, что если она денег не затребует, то оставлю их под подушкой.

Пока мы поглощали разваренную картошку, яйца и соленое сало, хозяйка постелила нам во второй спальне своего здоровенного дома. Нам с Евой — на высоких кроватях с железными спинками. А Жану — на полу. Возражать ей мы не стали. Утопая в высокой перине я успел подумать, что завтра к вечеру мы уже должны быть в Новокиневске. И что утром надо бы зайти в местное отделение почты и позвонить.

— Ну наконец-то! — закричал в трубку Бельфегор, хотя я звонил Астароту. — Ты же должен был еще вчера вернуться, тебя тут все ищут!

— Уже страшно, — сказал я, оглядываясь на развесившую уши дамочку в кокетливой кофточке с рюшами, делающими ее необъятный бюст еще необъятнее. У окошечка местной «почтовой феи» толпилась очередь. Судя по тому, что состояла она из одних мужичков средних лет, все они сюда пришли под вымышленными предлогами, чисто на красоту полюбоваться. А тут я со своими интересными разговорами, понимаешь. Пышная сотрудница почты следила за мной, а очередь следила за ней. Ну и на меня зыркала неодобрительно. Отвлек, понимаешь, их кумира от прямых, так сказать, обязанностей.

— Тут тебя какой-то Зиновьев ищет уже третий день, — задыхаясь от волнения вещал из трубки Бельфегор. — Твоей маме звонил, она моей потом сказала. Говорит, очень такой сердитый у него тон, может ты натворил что-то. Все на ушах стоят!

— Зиновьев? — я мысленно пролистал свою записную книжечку. — Да вроде ничего я не совершал. Разве что…

— Ты когда приезжаешь? — перебил меня Бельфегор. Было слышно, что Астарот на заднем плане тоже что-то говорит, но неразборчиво.

— К вечеру буду уже, — сказал я.

Лицо «почтовой феи» стало чуточку расстроенным. Она надула накрашенные губы и повернулась к своему окошечку.

— Что тебе, Фигин?

— Так я это… посылочку хотел проверить, пришла или нет?

— Не было посылки никакой, Фигин! Следующий!

— Даже проверять не будете?

— Да что тут проверять-то? Никаких посылок не было. Ни одной. Понятно? Следующий!

— Я хотел… это… заказное письмо отправить. Племяшке в Новокиневск. Только у меня денежек нету, можно я потом занесу?

— Вот когда будут, тогда и приходи. Следующий!

— Спасибо огромное, — шепотом сказал я, склонившись над плечом «почтовой феи» и положил перед ней шоколадку. — Вы очень меня выручили.

— Ой, да что вы… — круглые щеки «почтовой феи» порозовели, она стрельнула глазами и повернула ко мне свой «главный калибр», чем вызвала недовольное бухтение очереди.

«Пора покидать это гостеприимное место, — мысленно усмехнувшись, подумал я. — А то местные гаврики нам темную устроят за грубое вмешательство в культурную программу».

Я вернулся в наше временное пристанище как раз к завтраку. Уже ко второму, хозяйка решила, что перед дальней дорогой нам непременно нужно хорошо пожрать. И возражения на этот счет принимать категорически отказывалась.

— Зиновьев, ты сказал? — переспросил Жан. — Я буквально на той неделе общался с одним Зиновьевым. Но может это другой, фамилия-то распространенная.

— У отца есть знакомый Зиновьев, — сказала Ева. — И со мной на курсе один Зиновьев учится.

— Приедем — узнаем, — философски заключил я. Представления не имею, кому я мог настолько сильно понадобиться, что он даже у родителей меня взялся искать. До мамы мне с почты дозвониться не удалось.

По дороге обратно нам предстояло заехать еще в два населенных пункта. Один из них оказался пустышкой, собственно, первый такой. Тамошний председатель сельсовета был нервным, боялся, кажется, даже собственной тени. Пытался переложить на кого-то ответственность, мычал про собрание и мы подумаем. Клуб оказался закрыт на клюшку, а заведующий изволил пребывать в глубоком запое уже неделю. Зато второй и последний пункт, куда я даже думал сначала не заезжать из-за этого Зиновьева, неожиданно порадовал. Это было то самое Мухортино, где жил дядька Жана. Он заныл, что давно его не видел, что, в общем-то, и в дорогу-то напросился в частности из-за того, что повидаться может. Потому что рейсовые автобусы до Мухортино сейчас ходят всего-то два раза в неделю.

Дядька Жана оказался мировым мужиком. Собственно, он уже все сделал — договорился о концерте, правда, выступать там придется на открытой площадке, клуб в Мухортино уже год как в аварийном состоянии. Еще и какая-то свадьба там в день нашего концерта планируется… В общем, даже если сильно по деньгам ничего там не соберем, то накормят, обогреют, в общем, предоставят нормальный такой чилаут после гастролей.