Магия поднатуживается, пытаясь изменить угол наклона самолета.
Недостаточно! Недостаточно!
Стискиваю зубы, голова гудит от напряжения.
– К силам сокрытым взываю, скорей! Мягкой посадкой спасите людей!
Голос мой становится громче, я слышу себя даже сквозь рев турбин и приглушенные крики, несущиеся из салона.
С каждым произнесенным словом из меня выплескивается все больше и больше магии. Чужая магия тоже никуда не делась, но вместо того, чтобы бороться за господство, она просто сливается с моей.
И я сразу чувствую, как нос самолета чуть-чуть приподнимается. На дюйм. Потом еще немного.
Пилоты тарахтят какие-то команды, обращаясь то ли друг к другу, то ли к кому-то по ту сторону гарнитуры. Может, все обойдется, может…
– Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй! Мы падаем!
Насколько я знаю, это сигнал бедствия.
Черт.
Деревья за стеклом становятся все больше и больше.
Выдавливаю из себя магию, пытаюсь выровнять самолет. Теперь, когда другая магия мне помогает, кое-что получается. Я только не уверена, что получается достаточно быстро.
Издаю стон, потом кричу от напряжения.
Императрица, я чувствую твое приближение.
Медленно-медленно передняя часть самолета поднимается.
– Ого! – Пилот смотрит на свой штурвал, его руки на миг соскальзывают, но даже без управления самолет начинает набирать высоту. – Какого хрена?
Он зыркает на меня, но я слишком занята заклинанием и направлением силы, чтобы удостоить его взгляда.
– Мэтт, хватай эту чертову штуку и помогай мне сажать самолет! – орет женщина.
Мужчина тянется к штурвалу, и тут листва бросается нам навстречу. Да, я вижу листья на деревьях и даже капли дождя на них.
Все происходит слишком быстро, а я не пристегнута – я даже не сижу в кресле. Ничто не удержит меня, ничто не помешает толчку вышвырнуть меня в окно.
В ответ на страшную мысль моя магия окутывает меня, приковывая к месту. Хотя не уверена, что мне вообще нужно было защищать себя. Чужая, коварная магия запаздывает всего на долю секунды, заключая меня в кокон, кажущийся необыкновенно… надежным.
Я знаю, мы разобьемся. Я вижу это достаточно ясно, но все равно выплескиваю из себя еще магию в отчаянной попытке спасти нас. Голова буквально раскалывается от напряжения, и я не позволяю себе думать о том, сколько воспоминаний растворяется сейчас без следа.
Пестрая стайка вспархивает с деревьев под нами. Птицы испуганно разлетаются. Мы несемся к окутанным туманом джунглям.
– Приготовиться! – кричит пилот.
Самолет налетает на первую ветку. Тошнотворный хруст, потом…
Бах, бах, бах!..
Треск дерева, скрежет металла – это брюхо самолета ломает верхушки деревьев. Нас подбрасывает, и только моя магия и эта чужая сила удерживают мое тело на месте.
Нос самолета ныряет, и…
ТРАХ!
Несмотря на все коконы, меня все равно бросает вперед, на эту чертову приборную панель, и я отключаюсь.
Глава 4
– …но я думала, она силой прорвалась в кабину пилотов…
– …богом клянусь, она помогала мне вести самолет…
– …не пристегнула ремень…
– Вроде не ранена…
Моргнув, открываю глаза. Вижу над собой несколько озабоченных лиц, но никого не узнаю. Один человек в форме летчика. Остальные, похоже, стюардессы.
Летчик? Стюардессы? Что происходит?
Хмурюсь, перевожу взгляд с одного на другого. На заднем плане слышится мягкий шелест дождя и бормотание множества голосов.
Глубоко вдыхаю, и от этого голова начинает пульсировать.
Мне знакома эта боль – и сопутствующее ей замешательство тоже.
Черт. Я, верно, использовала магию – и, вероятно, много магии, если судить по головной боли.
Еще раз глубоко вдыхаю и просматриваю перечень основ.
Я Селена Бауэрс.
Мне двадцать лет.
Я выросла в Санта-Круз, Калифорния.
Мои родители – Оливия и Бенджамин Бауэрс.
Я жива. Я здорова.
Люди, сгрудившиеся вокруг меня, задают какие-то вопросы. Пытаюсь сосредоточиться на одном из них.
– Что?
– Болит что-нибудь?
Хмурюсь, касаюсь виска.
– Голова, – отвечаю хрипло.
Все тело ноет, одежда сырая, потому что лежу я на чем-то мокром, но это мелкие неудобства. Даже головная боль со временем пройдет.
– Что происходит? – бормочу я.
– Вы попали в авиакатастрофу, – сообщает одна из стюардесс.
– Что?
Сажусь слишком быстро, и волна головокружения накрывает меня.
Была магическая атака – наш самолет стаскивали с неба – я пыталась помешать.
Втягиваю воздух. Что-то такое смутно помнится. Но обрывки воспоминаний больше похожи на сон, чем на что-то, что мне довелось пережить лично, и когда я пытаюсь выяснить подробности, картинка распадается.
Моргая, оглядываю толпу; потом перевожу взгляд чуть дальше.
И охаю при виде громады самолета, лежащего на подстилке из поваленных деревьев. Часть обшивки содрана, конец крыла отсутствует вовсе.
– И я… выжила?
– Мы все выжили, – поправляет пилот, глядя на меня так, словно сказать ему хочется еще много чего. – Все до единого.
Продолжаю смотреть на изувеченный самолет, пытаясь связать все это в сознании.
Наш самолет разбился. То есть – буквально разбился. И мы все выжили.
И я, должно быть, помогла. Мое замешательство и пульсирующая головная боль – достаточное тому подтверждение.
К сожалению, я почти ничего не помню. Кроме… кроме…
Императрица…
У меня перехватывает дыхание.
Я помню этот вкрадчивый мужской голос. Я… я слышала его в самолете. Мне так кажется, хотя я и не могу сказать, какую роль он сыграл в катастрофе. Попытки собрать все воедино только усиливают боль в голове. Прижимаю пальцы к вискам, пытаясь унять эту боль.
– Тут есть врач, он совершает обход, – говорит пилот, привлекая мое внимание. – Можете посидеть тут и подождать?
Сглатываю, киваю.
Он похлопывает меня по ноге, встает и уходит делать то, что, ну, не знаю, должны делать пилоты после крушения. Бросает на меня последний взгляд через плечо, и во взгляде этом вопрос. Он, наверное, что-то видел или что-то слышал, что-то необъяснимое, ну и, конечно, теперь у него есть вопросы.
Рада, что не могу вспомнить то, что помнит он. Понятия не имею, как бы я объясняла свою магию.
Пока я пытаюсь сориентироваться, одна из стюардесс выуживает откуда-то аспирин и крохотную бутылочку воды. Передавая мне все это, она тоже пристально смотрит на меня, только в ее взгляде меньше любопытства и больше… раздражения. У меня складывается отчетливое впечатление, что между нами произошло нечто неприятное, и это заставляет меня задуматься о том, что же творилось в самолете перед тем, как мы разбились.
Убедившись, что я приняла лекарство и что я в порядке, эта женщина и другие бортпроводники отходят от меня – к другим людям, сидящим или лежащим неподалеку. Их тут десятки – если не сотни. Некоторые плачут, другие обнимаются, третьи пялятся вдаль.
Тоже осматриваю окружение. Над нами высятся растущие чуть ли не вплотную друг к другу деревья, почти заслоняющие весь дневной свет. В каждый доступный уголок втиснулись кустарники. Земля мокрая, растения мокрые и, судя по мерному стуку дождя, воздух тоже мокрый.
Вдалеке что-то странно ухает. Потом слышны птичьи крики и звуки потише – может, их издают лягушки, или жуки, или кто там еще обитает в этих местах.
Значит, мы разбились где-то в тропическом лесу, что несколько настораживает, поскольку я понимаю, что такая чаща, возможно, раскинулась на сотни миль вокруг.
Сколько пройдет времени, прежде чем кто-нибудь найдет нас?
Джунгли вокруг словно темнеют от моих мыслей. А может, и вправду темнеют. Ощупываю голову, размышляя, не получила ли, помимо потери памяти, еще какую-нибудь травму. И только когда вижу вьющуюся между деревьев ленту темно-синей магии, понимаю, что мне ничего не мерещится.
