- От тебя ничего не требуется, - убеждала Валю ее подруга. - Просто поболтай с ними, выпей чуть-чуть. Повеселись, и все.

Валя решила не ходить. Имелись тысячи причин, чтобы отказаться от приглашения. После посещения больницы она твердо намеревалась вести себя, как положено примерной жене, думать только о Юре и попытаться убедить себя, что их совместная жизнь все-таки наладится. К тому же она еще не до конца оправилась после операции. Ее прооперировали очень небрежно, и у нее до сих пор случались кровотечения, сопровождаемые чувством слабости и усталости. Ее сил хватало только на то, чтобы простоять полный рабочий день перед своими учениками, заставляя их раз за разом повторять по-английски: «Я счастлив с вами познакомиться».

Валя почти ничего для себя не готовила, и все же стол в комнате, совмещавшей функции спальни и столовой, был постоянно уставлен грязными тарелками и чашками. По вечерам, возвращаясь домой, она даже замечала, что в ее крошечной квартирке установился тяжелый запах прокисшего супа и нестиранного белья. Но она не могла заставить себя взяться за наведение порядка. Вместо того чтобы как следует убраться, Валя неохотно перекладывала вещи с одного места на другое.

Сначала Нарицкий обрывал ей телефон, но постепенно он устал напрасно добиваться свидания. Она говорила себе, что должна написать Юрию, сидя ночи напролет на старом зеленом диване, завернувшись в одеяло и вполглаза следя за патриотическими и сентиментальными телевизионными программами, прерываемыми только для показа наспех скомпонованных новостей с войны. Валя догадывалась, что дела складывались очень плохо и что Юра, наверное, подвергается огромной опасности. Однако понимание шло только от головы, а не от чувств. Изображения маленьких домиков и крошечных человечков не затрагивали ничего в ее душе. И отсутствующий Юра тоже превратился в абстракцию. Она сидела на продавленном диване, уставившись на яркий ковер напротив, - она повесила его туда, чтобы скрыть стену с осыпавшейся штукатуркой, а певичка с крашеными волосами надрывалась о горестях любви. «Написать Юре, - билось у нее в голове. - Я должна написать Юре». И все же до сих пор она не вывела ни одной строки, и в моменты наибольшего просветления Валя отдавала себе отчет, что вовсе не любит человека, с которым связала ее судьба, и что ее только страшит перспектива остаться одной.

- Не могу, Таня, - ответила она подруге. - Правда, не могу.

Таня поморщилась. Невольно она окинула взглядом развал, царивший на столе, прежде чем заставить себя снова посмотреть на подругу. Но если Валя и смутилась, то только чуть-чуть. Теперь подобные вещи значили для нее меньше, чем прежде.

- Нельзя же целыми днями вот так сидеть квашней, - настаивала Таня. - Не пойму, что на тебя нашло?

- Я думаю о Юре, - отозвалась Валя, лишь отчасти покривив душой. - Я так плохо поступали по отношению к нему. Даже не писала.

- Нечего о нем беспокоиться, - возмутилась Татьяна. - Несешь всякую чепуху. Что хорошего он для тебя сделал? Или ты как-то по особенному живешь? - Таня оглядела царивший в комнате развал. - Они строят из себя таких важных птиц, раздуваются от гордости в своих мундирах, а посмотри, во что мы из-за них вляпались. Я всегда говорила: не связывайся с военными.

Неправда. Когда они только начинали встречаться, Таня превозносила Юрия до небес. Она постоянно твердила, как надежно положение офицерской жены, восхищалась хотя и шедшими на убыль, но все еще существенными армейскими привилегиями и даже хвалила его внешность. Когда-то двухкомнатная квартира в Москве была пределом мечтаний. Теперь же она казалась Вале тюрьмой.

- Ты была лучше устроена с этим, ну как его там, - продолжала Таня. - У него-то, по крайней мере, хоть деньги водились. И он не возражал против того, чтобы ты их тратила.

- Пожалуйста, прекрати, - остановила ее Валя. - Я не хочу о нем говорить. Ты всего не знаешь.

- Валя, ну же, ради Бога, соберись. Ну, посмотри, что у тебя творится. Я тебя не узнаю.

Однако Валя в глубине души понимала, что разбросанные по квартире вещи в большей степени отражают ее истинное «я», чем импортная парфюмерия и тщательный макияж. И еще она знала, что пойдет в конце концов вместе с Таней в гостиницу. Ей только надо подольше потянуть с согласием - не для Тани, а для себя самой.

- Я плохо себя чувствую, - отозвалась Валя.

- Не веди себя, как ребенок.

- И мне действительно надо написать Юре. Он наверняка сейчас воюет где-то там.

- Не глупи. Юрий достаточно умен, чтобы сам о себе позаботиться. Не принимай всерьез болтовню о «долге», о «чести офицера» и так далее. Мужчины любят повыпендриваться. - Таня на миг замолчала, словно задохнувшись при воспоминании о всем том вранье, что ей довелось выслушать от мужчин. Потом безжалостно продолжала: - Могу поспорить, он о тебе даже и не вспоминает. Небось, спит вовсю с какой-нибудь медсестрой или с одной из местных шлюх. Все сибирячки такие бесстыдницы.

- Юра так не поступит, - уверенно отрезала Валя. Хотя бы в одном она ничуть не сомневалась. - Юра не такой. - «Возможно, было бы лучше, - подумала она про себя, - будь он как раз такой».

Таня громко, театрально рассмеялась:

- Милая моя, ты просто не знаешь мужиков. Они все такие. Нельзя судить мужчину по тому, как он ведет себя дома.

- Юра не такой, - упрямо повторила Валя.

Таня вздохнула:

- Что ж, время покажет. Но что мы обсуждаем Юру? Лучше поговорим о тебе. Валя, ты просто должна пойти сегодня, такую возможность грех упускать.

Валя попыталась спрятаться под маской показной невинности.

- Но я же не могу, - сказала она. Потом взглянула на экран телевизора. Мужчина с серебряной сединой призывал к новой эре самоограничения. Новая духовность народа поможет выиграть войну. Несколько минут обе женщины смотрели в телевизор, сохраняя на лицах абсолютно одинаковое выражение, позволившее им пересидеть сотни собраний, не услышав на них ни слова.

- Какие они? - тихо спросила Валя, не поворачивая головы. - Просто любопытно,

- Ну, во-первых, - ответила Таня, - они умеют обращаться с женщинами. И все, конечно, богаты. - На миг Таня задумалась. - Естественно, в этом они ничем не отличаются от других мужиков. Им нужно одно - залезть тебе под юбку. Но… уж если не с тобой, то с кем мне быть откровенной? Они, по крайней мере, не слезают, пару раз дернувшись.