После недолгих переговоров экскурсовода с администрацией завода, ему таки удается выбить внеплановое посещение. Китайцы умеют быть гибкими, когда того требуют обстоятельства. Особенно если на кону репутация и тень возможного скандала.

Дорога занимает от силы полчаса. Вот уже на горизонте вырастают очертания огромных промышленных цехов, высоченных труб, исполинских вентиляторов. Завод встречает нас стальным лесом конструкций.

Подъезжаем к воротам. Экскурсовод и водитель дружно выскакивают из машины, начинают оживленно переговариваться с охраной. Слышу обрывки фраз: «Делегация… Почетные гости из Вьетнама… Сын министра, все дела…»

Охранник понятливо кивает и открывает шлагбаум.

— Значит так, хочу всё досконально здесь изучить — от исходников до конечного продукта, — шагая по заводу заявил Нгуен.

От перевода у экскурсовода чуть челюсть не отвисает.

— Так не положено же! Этот завод — режимный объект. Необходимо соблюдать коммерческую тайну! Это одно из главных условий нашего визита.

— Да что вам тут скрывать, у нас какой же во Вьетнаме, — отмахнулся сын министра.

Стоило спутнице обратиться к Нгуену, уж понятия не имею, что она ему сказала, как он вспылил пуще прежнего и оттолкнул от себя девушку, после чего злобной походкой направился дальше. Она вслед смотрит на него волком. Ненавидит его — сразу видно. Но зачем-то всё равно идёт за ним.

— А вот и наши SMT-линии, — с гордостью произносит экскурсовод, широким жестом указывая на внушительные ряды оборудования. — Новейшая техника, между прочим. Чипы расставляет со скоростью несколько десятков тысяч компонентов в час. И никакого брака, никакого человеческого фактора. Всё на автомате, всё под неусыпным присмотром электроники!

— Ну да, это вам не рисовые плантации окучивать, — скептически хмыкает Нгуен, скользя взглядом по блестящим поверхностям машин. В его голосе сквозит плохо скрываемое пренебрежение.

Я перевожу его реплику, стараясь смягчить формулировки. Незачем обострять, и так понятно, что министерский сынок не в восторге. Но экскурсовод словно не замечает шпильки, продолжает воодушевленно нахваливать свои SMT-линии.

Только мы собираемся двинуться дальше, как Нгуен вдруг достает из кармана смартфон и начинает бесцеремонно фотографировать. Я застываю на месте, не веря своим глазам. Он что, совсем⁈…

Экскурсовод тоже замечает непотребство. Его лицо мгновенно белеет, он хватается за голову и испуганно шепчет:

— Запрещено! Категорически запрещено снимать! Срочно скажи ему, пусть немедленно уберет телефон! Да нас же за такое выгонят отсюда к чертовой матери!

Я обращаюсь к нему на английском, но ноль реакции. Как снимал, так и снимает.

Вьетнамская девица, до этого скромно державшаяся в сторонке, вдруг выскакивает вперед и решительно вырывает телефон из рук своего спутника. Нгуен ошарашенно моргает, не сразу понимая, что произошло. Девушка же, воспользовавшись замешательством, быстро тараторит что-то на вьетнамском. Судя по тону и интонациям, пытается донести до него ту же мысль, что и мы с экскурсоводом.

Внезапно Нгуен с размаху отвешивает своей ассистентке звонкую пощечину. Та вскрикивает от неожиданности и боли, отшатываясь назад. Глаза девушки расширяются от шока и наполняются слезами.

Не обращая внимания на окружающих, сын министра надвигается на неё, что-то яростно выкрикивая. Его лицо покраснело от гнева. Девушка испуганно пятится.

К сожалению, именно та ситуация, когда выбора особо-то и нет. Хотя прямо вроде не касается, но и стоять молча — не вариант…

Гость замахивается для второго удара (интересно, что у них там произошло между собой). Перехватываю его руку, дергаю и разворачиваю лицом к себе, сбиваясь движения:

— Быстро… — договорить не получается.

— Это моя женщина! Быстро отвалил!

Видимо, в мире есть люди, которым проще объяснить вручную. Впечатываю члена делегации в стену — его пятки отрываются от земли. На окружающих не обращаю внимания:

— У себя дома, не у нас. Сюда свои порядки тащить не нужно.

Хотя вроде бы не из такой они страны, чтобы подобный треш был нормой.

— Да пошёл ты!

Вижу по глазам, что мои слова не доходят. Совершенно. Кроме того, он подбирается для ответного удара и даже пытается его воспроизвести.

Скручиваюсь, встречая бедром чужое колено. Когда его голова подается вперёд, подставляю лоб — БАХ!

Ошеломлённый закатившийся взгляд, потеря ориентации, и носа сына министра хлещет кровь.

Отстранённо думаю, что нисколько не жалею, даже если будут проблемы.

Боковым зрением замечаю задумчивый взгляд вьетнамки, в котором тягучая тоска молниеносно превращается во что-то иное.

— Господин Лян, прошу, отпустите его. Я не хочу потерять работу, — вмешивается перепуганный экскурсовод. — В вашей потасовке обвинят меня.

— Соглашусь. Если вы не остановитесь до прихода охраны, то рискуете всю ночь провести в обезьяннике, — добавляет второй волонтёр.

— Да ладно, ничего серьёзного. Нос я ему не сломал. Умоется и дело с концами, — отпускаю чужую одежду, тип опадает на корточки.

Я отхожу от Нгуена в сторону и тот проводит пальцем под носом. Увидев алую жидкость, он недовольно косится в мою сторону, но не говорит ни слова — видимо, мозги всё же заработали. Хотя и с опозданием.

Экскурсовод спешит увести вьетнамца в уборную.

— Спасибо, удружил. Твой жест я оценила, но теперь он непременно отыграется на мне, — неожиданно раздаётся голос вьетнамки на ломанном, но вполне узнаваемом английском. — Так было только сексуальное рабство, а сегодня ещё и «бокс» вероятен. Из-за тебя. Когда останемся вдвоём с ним в отеле.

— Ты говоришь по-английски? — удивляюсь я.

— И не только.

— Я могу чем-то помочь? — пока её спутника нет, есть смысл использовать момент для получения недостающей информации.

Кроме прочего, мне действительно интересно, что у них за отношения.

— Вряд ли, — спутница сына министра переводит усталый взгляд на него самого, направляющегося к нам.

Быстро же умылся. Нгуен, взяв себя в руки после похода в рукомойник, предпочитает делать вид, будто ничего не было. С небрежным видом он требует отвезти его в хороший ресторан и никто не смеет ему возразить.

Напротяжении обеда вьетнамец старательно избегает любого взгляда в мою сторону, обращаясь исключительно ко второму переводчику. Ну и ладно, мне даже лучше.

Развалившись на стуле и лениво ковыряясь вилкой в тарелке, Нгуен внезапно изрекает:

— Что-то скучновато у вас тут. Гарри, австралиец который, все уши прожужжал про выставку современного искусства. Туда дальше поедем.

— Господин Нгуен, вчера был последний день работы этой выставки, — удручённо сообщает волонтёр. — Гарри специально прилетел на сутки раньше, только чтобы успеть её застать. Увы, сегодня уже поздно.

Вьетнамец недовольно морщится:

— Ясно. Значит, в театр тогда. Только не в обычный, а в Национальный центр. Я про то здание из стекла и титана, ну, вы поняли.

Пока волонтер переводит очередной каприз высокого гостя, многострадальный экскурсовод лихорадочно ищет варианты в смартфоне, пытаясь на ходу подобрать подходящий:

— К сожалению, все билеты на сегодняшние представления в Национальном центре распроданы. Однако мы можем забронировать для вас места на завтра.

— На завтра? Вечер только начался.

— В Пекине множество развлечений на любой вкус. Уточните, что конкретно вас интересует? А мы постараемся подобрать что-нибудь подходящее.

— Да без разницы, на самом деле. — Вспышки энтузиазма у него резко сменяются покладистостью. — Единственное пожелание, чтобы девушки были.

Пока мы обсуждаем варианты с экскурсоводом, Нгуен разворачивается к ассистентке и что-то отрывисто бросает на их языке. Судя по тону и нахмуренным бровям, вряд ли позитивное.

Вьетнамка подбирается, но через секунду напряжение на её лице сменяется маской безразличия. Потупив взгляд, она поднимается из-за стола, быстро и аккуратно сдвигает в сторону опустевшие тарелки и бокалы спутника.