И тут муж говорит:

– Хорошо, что ты успокоилась. Я же тебе сразу говорил «успокойся». Говорил же «не обращай внимания».

И тут я понимаю, что я сейчас… просто умру. Меня разорвет от боли и раздражения.

И я говорю, не разжимая губ:

– Останови.

А мы не пойми где: справа лес, слева лес. Муж решил, что мне в туалет надо. И остановил.

Я вышла из машины и пошла в лес. Без вещей, без телефона.

Не просто пошла – побежала, в чащу.

Это было, наверное, состояние аффекта, не знаю, я не помню. Помню, что я долго бежала: от машины, от себя, от хейтеров, от мужа, потом долго плакала, уткнувшись в дерево, затем меня будто встряхнули: «Эй, ты что? Что творишь? Возвращайся!»

Я стала крутиться в буреломе и поняла, что не знаю, куда возвращаться. Куда идти-то? Я заблудилась.

Меня мгновенно захлестнул страх, отрезвляющий и бодрящий.

И я пошла, как мне тогда интуитивно казалось, обратно (но нет).

Муж минут через 15 начал волноваться (а ты успокойся, муж), но решил, что я грибов нашла и увлеклась, через 23 минуты стал звонить мне на телефон и понял, что телефон в машине. Через 30 пошел за мной в лес с фонарем.

Вот я помню, как бегу по лесу, не знаю куда, мне страшно, кричу «Ау!», раздвигаю ветки и вдруг вижу… скамейку.

Старую, облезлую, ее, видимо, красили, но краска давно сошла.

Но это скамейка, человеческими руками сделанная. Никто глубоко в лесу не строит скамеек. Обычно максимум метров сто вглубь – подростки тусят.

Это значит, люди рядом.

Я села на ту скамейку и стала ждать. Мне было и страшно, и стыдно, и так… ну, будто я заслужила все это.

Там и нашел меня муж. И мы долго сидели на той скамейке молча, вдвоем.

И мне впервые стало… нормально. Не хорошо, но нормально.

– Знаешь, если ты захочешь меня поддержать, ты в следующий раз просто обними. Не говори ничего, пожалуйста. Мне от слов хуже.

Он кивнул и обнял.

В том фильме про бунтарщиц и конкурс красоты с ребенком главной героини сидела ее мама и выговаривала ей постоянно, что, мол, ты где-то носишься, пока твою работу выполняют другие.

Когда дочь арестовали, мама пришла к ней и говорит:

– Будет судебное разбирательство, да? Ясно… Ну что ж… Надо купить тебе новый костюм.

И добавила с улыбкой: «Я тоже свою мать никогда не слушала».

П – поддержка.

Я потом рассказывала на сессии психологу про ту скамейку. И когда мы с ней работаем над чем-то сложным и болючим, она говорит мне вместо «я слышу тебя, я сопереживаю тебе»: «Оля, я рядом. Я сажусь на твою лесную скамейку, глажу тебя по спине. Я тут, чувствуешь?»

Чувствую.

Это так важно. Что кто-то, кто не обесценит, не засмеется, не закатит глаза, тут, со мной, на лесной облезлой скамейке…

Когда я чувствую, что мне нужна помощь, я ее ищу. Потому что, когда ты заблудился, нормально кричать «Ау!».

Не стыдно.

Я не рекламирую никаких психологов, я рекламирую осознанность и душевную гигиену.

Чтобы жизнь была как каруселька, если вы понимаете, о чем я.

Утро началось в шесть часов. С чашки кофе и головной боли.

Пока мои спят, нужно написать тексты на заказ.

Утро у меня – самое продуктивное время для работы, вот только голова болит…

В очереди три текста. Надо выбрать, с какого начать. Не могу пока настроиться. Хочется вообще про другое писать. То, что заказывает сердце…

И я вместо текста – где дисциплина, Оля? – зачем-то лезу проверять почту, хотя не собиралась, и читаю письмо.

От мамы одного двенадцатилетнего мальчика. Недавно у него была операция, очень трудоемкая, экспериментальная. Там был сложный диагноз, и операция смертельно опасная, но без нее – недожизнь, а с ней – смертельный риск.

Но нашелся он, хирург по имени С., который взял на себя ответственность. 14 часов операции позади – и… победа!

«Я не могу найти слов, – пишет мама. – Я просто человек, косноязычный достаточно в жизни, я в речи заикаюсь и в мыслях заикаюсь, и мне это сложно так – писать, сочинять, но сегодня у него, у хирурга С., день рождения. Я только что узнала об этом, и мне очень нужны слова, такие, знаете, в самое сердце, поздравление, которое вместит мою благодарность.

У вас договор с нашей компанией на тексты, я знаю, что у вас срок – неделя, но мне нужно сегодня, чем раньше, тем лучше, и, если вы согласитесь, я доплачу за срочность. Пожалуйста, мне важно сформулировать благодарность именно сегодня…»

Я настолько проникаюсь этим письмом, настолько совпадаю с этой мамой, что немедленно, прямо вот сейчас, начинаю писать это поздравление.

Каждое слово возникает из ниоткуда, и соткано оно из радостной дрожи, из предвкушения счастья, из всеобъемлющей благодарности.

Оно нанизывается на смысловую нить, и так складно, так красиво получается…

22 минуты. Всего 22 – и готово.

Я отправляю текст.

Я почти уверена, что он понравится, потому что в нем столько искренности поймано, столько живой эмоции и нежности.

«Оля, это даже круче, чем я могла подумать, – пишет мама этого мальчика. – Я плачу. Все так и есть, вы будто нырнули мне в голову. Я прямо сейчас ему отправлю, вместе с подарком. Он денег не взял. Сына мне спас и говорит: „Не надо ничего, это моя работа“. А я не знаю, как еще мне выразить благодарность. Деньги – самое простое для меня, иначе разорвет просто. Я подарок придумала ему… Волнуюсь, что не возьмет. Но с таким текстом возьмет, просто поймет, как мне это важно. И в сети опубликую поздравление…»

Я очень рада за них. И эта радость тоже живет в поздравлении.

И я сама очень довольна текстом. Очень! Это лучшие 22 минуты утра из возможных.

После таких энергетических текстов я чувствую головокружение и небольшое опустошение. И голова прошла, главное…

– Сколько с меня? – спрашивает мама. – За срочность?

– Нисколько. Ни за срочность, ни за текст, это подарок.

– Еще одна. Вы сговорились, что ли?

– Это мой подарок на новый ваш день рождения сына.

И тут же блямс – эсэмэска пришла. О поступлении средств. Десять тысяч рублей.

У мамы есть мой телефон, а карта привязана.

– Да вы что! Я писала 22 минуты, – отвечаю я, волнуясь. – Правда. Я не могу взять полную стоимость за какие-то 22 минуты.

– Это же ваш тариф. Какая разница сколько? Хоть одна минута. Чтоб так писать, вы вон сорок лет учились. Не трепите мне нервы, Ольга, я же учусь этому вот ощущению собственной ценности по вашим постам.

Смешно. «Ученик превзошел своего учителя».

Голова прошла, я в отличном настроении приступаю к работе. Все спорится, все получается. Два текста успела, а третий – нет. Мои проснулись.

Покормила всех завтраком, позанималась азбукой, поиграли, погуляли, собираюсь к врачу.

Думаю, вот схожу на прием, потом в магазин, а там и текст допишу. Это в 17 где-то.

Подруга моя со двора уже вторую неделю вербует меня в спорт. Давай, говорит, бегать, одной мне неловко как-то, давай вдвоем.

А я отвечаю:

– Нет времени у меня, некогда, Мил.

– Ну что некогда, вот что ты сейчас делаешь?

– Иду к врачу, – пишу я ей в WhatsApp.

И тут звонок: алло, врач заболел, приема не будет.

А у меня час забронирован. И я уже вышла, то есть у меня подарочный час. Прямо сейчас.

Думаю: «Ну и славно!» – сажусь на скамейку в парке и спешу написать тот третий текст.