Мы все были слишком напряжены, чтобы разговаривать.

Следующий зал я узнала сразу. Эхо наших шагов гулко забилось под сводами, вынуждая мое сердце стремительно перекачивать кровь. Голова слегка закружилась. Сейчас… увижу. Их.

Главы Совета были на своих местах, за трибунами на втором ярусе. Наш спикер занял трибуну на нижней площадке. Дыхание застряло у меня в горле, а сердце стало настолько большим, что не умещалось в груди. Вдоль позвоночника пробежал импульс, ладони взмокли, а в ногах возникла предательская слабость.

Пару минут мы с Алексеем Ветровым и Олегом настраивали оборудование. Делали все настолько быстро, что у меня взмокла спина от волнения. Время от времени, я косилась на глав Совета, которые оказались еще внушительнее, чем показывала симуляция.

– Включаю запись, – произнес Ветров, распахивая свой чемоданчик и запуская программу.

Мужской голос автоматического переводчика начал озвучивать речь, приготовленную заранее. И, наверное, я могла гордиться тем, что в нее добавили мои идеи.

Вдев наушник, я кивнула коллегам. Мы разместили нашу небольшую раскладную базу: стулья и столы, на которые мы водрузили свои чемоданчики. Находясь в некоторой тени, мы старались привлекать как можно меньше внимания. Мой взгляд беспрестанно возвращался к одному из глав, беловолосому суровому мужчине с темными глазами, губы которого были презрительно сжаты, а недружелюбный взгляд обращен в пустоту. Он был вооружен – рукоять его меча грозно торчала из черных ножен, приделанных к его поясу. Этот мужчина не просто не смотрел на нас, он даже не слушал, и, пожалуй, не утруждал себя элементарной вежливостью.

Если человечество было обречено умереть, то этот мужчина – привести приговор в исполнение. И меч лишь доказывал это.

– Не слушает… – сокрушаясь, прошипела я сквозь зубы.

Ветров скинул один наушник и посмотрел на меня.

– Ты о чем?

До этого его внимание было приковано к арху Авору. Свирепому, одетому во все черное, хищному существу, чей взор был обращен на нашего спикера за трибуной.

Пока звучал голос программы, я поочередно вглядывалась в лица глав, и меня захлестывала обида и… отчаяние. Все казалось напрасным.

– Надо это прекратить, – тяжело втягивая воздух, сказала я. – Нужно выключить запись.

– Что?

– Выключите запись.

– Что ты делаешь, Ульяна, – Ветров наклонился, схватил меня за предплечье, призывая успокоиться. – Ты взвинчена. Сейчас не время.

– Они должны видеть, с кем говорят! Пока мы для них просто… никто. Мы безлики. Они четыре раза слушали лишь чертов переводчик! – я посмотрела в его лицо, и сказала то, что привело его в ужас: – Я сама буду переводить.

– Просто поверьте, – попросила я. – Они должны слышать нас, а не чертов голос из динамиков. Посмотрите на них. Им плевать.

Грудная клетка Алексея заходила ходуном, а на лбу выступила испарина. Он вдруг разжал пальцы, позволяя мне встать, и я, схватив свой чемоданчик, на ватных ногах двинулась к нашему спикеру, который, заметив переполох среди переводчиков, обеспокоенно спросил:

– Что случилось?

Когда я сказала, что текст нашего с трудом согласованного с самим президентом послания изменился, спикер ошарашенно запротестовал. В этот момент Ветров прервал запись, и все погрузилось в тишину. Собравшись с духом, я протиснулась за трибуну, вынуждая спикера отшатнуться, молча положила перед собой чемоданчик и произнесла на обобщенном языке:

– Рада приветствовать вас в этом зале. Меня зовут Ульяна. Я хочу, чтобы мы пришли к соглашению.

Акустика была великолепной, поэтому мне не потребовалось никаких усилий, чтобы мой голос был слышан всюду. Арх Авор, за все время не сделавший не единого движения, поддался вперед. Его темный взгляд переместился с лица спикера на мое лицо, и он внезапно рассмеялся. До того странно, что душа у меня провалилась в пятки.

– Кеса ара эл, Авор! – прогремело в зале, и арх смолк. (Прим. – вольная интерпретация деррианского языка, приблизительный перевод: «Не принимай ее всерьез, Авор!»)

Я боялась поднять взгляд на говорившего. Его голос, как и внешний вид, кричали о том, что он бессердечен и зол. Единственное, что не вязалось с образом карающей десницы, – белоснежные волосы, обрамляющие красивое лицо.

Взгляд арха, между тем, сдирал с меня кожу. Он вдруг заговорил с остальными главами Совета, и каждый из них дал ему ответ, который переводчик в моем наушнике озвучил, как «неизвестный язык».

– Мы достойны быть услышанными, потому что мы такие же, как и вы, – продолжила говорить я, и губы арха тронула злая усмешка.

«Такие же?» – динамики зашумели, а следом голос переводчика взорвался в моей голове.

Боже Всемогущий!

Он отвечает. Мне.

– Человечество достойно жизни, как и любая жизнь. Как и ваша! – выпалила я с горячностью. – Не вам решать, жить нам или умереть. Мы здесь, чтобы говорить за себя. Вы не имеете никакого права судить нас.

Дыхание обдирало горло, с трудом врываясь в легкие. Я чувствовала, как слабеют колени. И видела, как глаза Авора становятся двумя раскаленными щелками.

Его голос прорезал тишину и зашелестел у меня в ухе металлическим звуком переводчика: «Мы решим судьбу планеты, исходя из ваших деяний и ценности».

– Вы не можете определять нашу ценность. Мы здесь, чтобы просить вас о помощи, но это не значит, что мы хуже. Просто наши возможности не так велики.

Я ощущала на себе чрезмерное внимание глав совета, и кожа буквально зудела от их заинтересованных взглядов.

– Чего вы хотите за вашу помощь? – наконец, спросила я то, ради чего и была организована эта встреча.

Авор облокотился ладонью на трибуну, усмешка на его губах стала еще более омерзительной. Он указал на нашего спикера, и в моем наушнике прозвучал перевод брошенной им фразы: «Подарите повелителю Дерры эту девушку».

Признаться, я не сразу осознала смысл. Почувствовала лишь, что Ветров осторожно подталкивает меня к выходу. Переговоры еще не были закончены, но наша группа вернулась в зал, где расположились пилоты, чтобы организовать связь с Землей. Кажется, дипмиссия уверовала в то, что с помощью меня решатся все наши проблемы.

Дожидаясь, когда послышаться позывные центра управления, я опустилась на пол и взъерошила густые темные волосы. Поймав на себе растерянный взгляд Ветрова, усмехнулась:

– Только не говорите, что оставите меня здесь.

– Ульяна, – он сел рядом. – Нам просто нужно время, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

Голос Одинцова сменил резкий шум помех, и наш спикер произнес:

– Нужна консультация и связь с правительственной группой. Мы получили первое предложение.

Марк был хладнокровным руководителем, но точно не был глупцом. Он понимал, что никто не может распоряжаться моей жизнью. Но сейчас он, кажется, забыл об этом, потому что слушал молча.

– Вы думаете, они обменяют девушку на спасение Земли. Насколько это реально? – спросил он в итоге. – Какие гарантии?

– Никаких. Мы все еще испытываем трудности в интерпретации перевода, – произнес спикер.

Динамики молчали – Одинцов должен был сказать то самое пресловутое «нет», но почему-то раздумывал.

– Ремезова? – наконец, позвал он, и от этого голоса моя выдержка дала трещину. – Это шанс их понять. И выжить. А, может, и переубедить. Питание вашего скафандра будет отключено. Обратно вы не полетите.

Не самое лучшее время для шуток. Я взглянула на Ветрова, ища поддержки, но он лишь добела закусил губу, уведя взгляд в сторону. Олег тоже на меня не смотрел, и я почувствовала, как холодеет кровь в жилах.

– Вы с ума сошли, – лишь прошептала я. – Это… незаконно.

– У нас есть все полномочия по принятию любых решений, – сказал Одинцов. – Миссия, содержание переговоров, происходящие события засекречены и никогда не станут доступны широкому кругу лиц, а законы, действующие на земле, не действуют в космосе.