Он ухмыляется.

— Если мне запрещено прикасаться к тебе, значит, ты должна сделать это сама.

— А если я скажу "нет"?

Он впивается пальцами в мои бедра, и я испускаю бесстыдное хныканье.

— Ладно, ладно, ладно. Но ты должен пообещать не трогать меня.

Он поднимает свой мизинец, и я ухмыляюсь, обхватывая его.

— И никому не говори. Это не то, что делают братья и сестры. У нас будут большие проблемы.

— Я не расскажу. Это наш маленький секрет, сестренка.

Я задираю нос и убираю его руки со своих ног.

— Пожалуйста, не называй меня сейчас своей младшей сестрой.

Он ухмыляется, показывая свою ямочку.

— Но ты и есть моя сестра. Моя маленькая грязная сестренка, которая собирается трогать себя в моем присутствии. Покажи своему старшему брату, как ты звучишь, когда кончаешь.

Весь кислород в палатке исчезает, и мое дыхание замирает в груди. Мои внутренние стенки сжимаются, и мне кажется, что я уже вся мокрая от одних только его запретных слов.

Сглотнув нервы, я провожу рукой вниз, раздвигая ноги еще больше - глаза Малакая следят за моей рукой, за тем, как кончики пальцев внимательно раздвигают губки моей киски, как выгибается моя спина, когда средний палец погружается в мою влагу, подносит его к клитору и проводит по нему круговыми движениями. Свежевыкрашенный красный акриловый ноготь царапает мою нежность, и я прикусываю губу.

Я прикасалась к себе тысячи раз, но то, что он наблюдает за мной, делает это еще более интенсивным. Я никогда не испытывала такого желания почувствовать член внутри себя.

Я ускоряю темп, ощущение спирали у основания позвоночника, закручивающейся вокруг каждого позвонка, мои глаза закрываются, когда я теряюсь в собственных прикосновениях и представляю, что это кто-то другой.

Кто-то, кто не должен наблюдать за мной.

Кто-то, кому должно быть стыдно за то, что я это делаю.

Мои веки слегка приоткрываются, и Малакай, наклонившись, наблюдает за тем, как я доставляю себе удовольствие.

— Можно я прикоснусь к тебе?

— Нет, - задыхаюсь я. — Пожалуйста, не надо.

— Почему?

Я погружаю два пальца внутрь, не обращая на него внимания, опускаю другую руку, чтобы покрутить свой клитор, трахая себя пальцами у него на глазах.

Когда мои веки снова открываются, дыхание сбивается, когда я вижу, что его взгляд все еще прикован к моей киске и к тому, как я доставляю себе удовольствие - я двигаю бедрами вверх в поисках большего, но его рука лежит на члене через боксеры. Я почти хочу выкрикнуть его имя, но останавливаю себя на полпути, и это звучит как приглушенный крик.

Мои внутренние стенки то и дело сжимают мои пальцы, я учащенно дышу, на коже выступает легкий слой пота. Если я скажу ему, чтобы он меня трахнул, он это сделает?

Хочу ли я этого?

Сделает ли он мне больно?

Если я скажу ему, что хочу, чтобы он преследовал меня, прижал к себе и взял все, что захочет, против моего желания или нет, он сделает это?

В этот момент в моих жилах течет безумие, потому что я хочу, чтобы мой брат трахнул меня, и чтобы он трахнул меня достаточно сильно, чтобы было больно.

Одна только мысль об этом доводит меня до оргазма, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, стону, выгибаю спину, отталкиваясь от спального мешка, и оргазмирую по пальцам, пульсируя и конвульсируя под ними.

Я вижу звезды вокруг Малакая, его губы разошлись, он тяжело дышит, обхватив себя ладонями.

Пальцы все еще находятся внутри меня, и я, задыхаясь, спрашиваю.

— Ты все еще хочешь попробовать меня на вкус?

Он кивает, и его зрачки вспыхивают, когда я подношу свои блестящие пальцы к его губам, проводя ими по ним. Он перехватывает мое запястье и втягивает их в рот, мои пальцы скользят по теплу его языка, когда он берет их до костяшек, сильно посасывая, и я дрожу, когда он слегка покусывает. Если бы он говорил своим голосом, я знаю, что услышала бы, как он урчал сейчас, когда его глаза закрыты, а другая рука обхватывает себя.

Мои пальцы выпадают из его рта, и он бросается ко мне. Прежде чем он успевает поймать мои губы своими, его тело обхватывает мое, я закрываю ему рот ладонью.

— Нет, - задыхаюсь я. — Мы не договаривались об этом!

Его брови сходятся вместе, твердый член упирается мне в бедро, он хватает меня за запястье и отнимает мою руку от своего рта, затем берет мое лицо, пытаясь поцеловать меня снова, но когда его губы накрывают мои, я отвожу голову в сторону.

— Нет, Малакай.

Да, Малакай.

Продолжай, Малакай.

Возьми, Малакай.

Почему я такая?

Он садится, взбешенный и все еще твердый как камень, и как раз когда он собирается показать жест, я тоже сажусь и отворачиваюсь от него.

— Давай просто поспим, - говорю я, выключая фонарь, так что мы погружаемся в темноту. — Мы, очевидно, плохо соображаем.

Но фонарь снова включается, и я замираю, когда Малакай хватает меня за горло и ставит на колени перед собой - мои дыхательные пути перекрыты. На глаза давит, легкие с трудом хватают воздух. Он отпускает меня, но я остаюсь на месте, дрожа от оргазма, страха и желания, чтобы он взял меня.

— Не заставляй меня так молчать, - яростно приказывает он. — Никогда, блять, не заставляй меня молчать, Оливия.

Я в замешательстве нахмурила брови.

— Я... я не делала этого.

Он показывает на факел.

— Я не могу с тобой разговаривать, если ты меня не видишь.

Выражение моего лица смягчается.

— О, - говорю я, потирая горло. — Прости. Я не знала, что сделала это. Просто... Мы не можем целоваться - это не то, что делают братья и сестры. Независимо от того, что только что произошло. Пожалуйста, не делай это неловким.

Я не отстраняюсь, когда он притягивает меня к себе за волосы, моя грудь прижимается к его обнаженной груди.

— Раньше ты всегда целовала меня.

— Когда мы были детьми, и поцелуи были невинными. Нет, Малакай.

— Нет? Ты просто... - Он останавливается, в замешательстве уронив руки, не зная, что еще сказать.

— Мама заставляет меня ходить на свидания с парнями, чтобы я вышла за них замуж, Малакай. Я не могу допустить, чтобы меня застали за поцелуем с тобой.

— Ты ни за кого не выйдешь замуж.

Как бы мне ни хотелось по-настоящему поцеловать его, это было бы колоссальной ошибкой. Мои губы потрескивают от мягкого прикосновения его рта к моему, электричество бьет по всему телу от того, как он хватает меня за лицо, а затем за горло, но если я просто не остановлю его, мы совершим огромную, огромную ошибку.

— Мы не можем, - шепчу я. — Ты - Малакай Визе, а я - Оливия Визе. Мы сестра и брат.

— Перестань так говорить. Мы не кровные родственники. Ты не моя настоящая сестра, так в чем, черт возьми, проблема?

Почему-то эти слова жалят, и у меня горят глаза, когда я натягиваю спальный мешок вокруг своей наготы.

— Это была ошибка.

— Они уже спят?

Я слышу приближающийся мамин голос и спешу схватить свою одежду и накинуть ее, а Малакай просто смотрит на меня, не решаясь надеть свою одежду, когда шаги приближаются.

Я в панике ныряю в спальный мешок, мое сердце бьется так быстро, пока я притворяюсь, что сплю.

— Дети, вы спите?

Я смотрю на брата, пока она пытается растегнуть молнию - я не заметила, что он поставил маленький висячий замок, чтобы его нельзя было открыть. Малакай смотрит на меня, и я вижу, что он сердится, даже когда свет фонаря опущен на самый низкий уровень и освещает половину его красивого лица. Его руки сжаты в кулаки, щеки покраснели, а между ног все еще торчит жесткая мачта.

Он только что пытался меня поцеловать, и я ему отказала.

Я уже сожалею обо всей этой ночи.

Снова раздаются шаги.

— Они, наверное, спят. Когда ещё мы можем засиживаться допоздна? Бери пиво!

Папа глубокомысленно хихикает, и я морщусь, когда слышу, как они целуются.