— Нет. Используй свой голос. Поговори со мной.

— Я... - Я останавливаюсь, нервно облизывая губы. — Не умею.

— Ты прекрасно шептал мне на ухо детские стишки, пока твой монстр ползал по моему телу.

— Ты кончила, - говорю я, пожимая плечами. — Тебе... понравилось.

Она широко улыбается.

— Это было так глубоко.

— Да. - Я снова поднимаю руки. — Позволь мне... показать это.

Она кивает и смотрит на мои руки.

— Я не жалею, что избил отца. Он превратил мою жизнь в ад без всякой причины. Но я скучаю по маме и знаю, что у нас есть младшая сестра. Она кажется милой, но я не планирую с ней разговаривать.

— Она милая, - говорит она. — Думаю, она тебе понравится. Она очень разговорчивая и полна энергии.

— Тогда я ее возненавижу.

Она закатывает глаза.

— Это ты оставлял шоколадки и цветы в моем доме?

— Да, я показываю жест. — А еще я трахал тебя, пока ты лежала без сознания на полу в ванной.

— Я сделаю вид, что не видела, как ты это показал.

— Ты написала в своем дневнике, что хочешь испытать сомнофилию. Ты кончила на мой член и все такое. Вычеркни это из своего маленького списка.

Она поджимает губы.

— Отлично. Где мы? - спрашивает она, меняя тему.

— Это наш дом. Я отремонтирую и украшу его. Я знал, что ты хочешь жить в уединенном месте, и когда я увидел этот дом, то на деньги, которые мне дала мама, купил его. Теперь мы живем здесь. Я знаю, что никто из нас не хочет детей, но если ты когда-нибудь захочешь, у меня есть свободные комнаты, которые я могу украсить. Я даже заведу собаку, если ты...

Она хватает меня за руки, чтобы остановить, и я нахмуриваю брови.

— Малакай, - говорит она, ее лицо становится ужасно бледным. — Я не хочу здесь жить.

Я вырываю руки.

— Ты хочешь жить в другом месте? Я могу продать - все в порядке. Мы можем быть вместе, где бы ты ни захотела.

— Нет.

Она отстраняется от меня.

— Я имею в виду... Я не хочу жить здесь... с тобой. Или где бы то ни было с тобой. То, что произошло после фестиваля, не отменяет того факта, что ты чуть не убил отца. Я не прощаю тебя за это.

Мое сердце замирает.

— Почему?

— Почему? - спрашивает она, и по ее щеке скатывается слеза. — Ты действительно спрашиваешь меня об этом? Потому что я не люблю тебя. Я... Мы... Нет, Малакай.

— Т-ты н-не л-любишь меня?

Я запинаюсь, но мне плевать. Она лгунья. Она лжет, и я отказываюсь это терпеть.

Я встаю с кровати и подхожу к своему комбезу, доставая телефон. Мне требуется меньше пяти секунд, чтобы найти одно из голосовых сообщений, которые она мне оставила, и я включаю его, пока она сидит на кровати.

Шмыгает носом, а потом... — Малакай, где ты?

Она всхлипывает, как будто у нее гипервентиляция. — Я нигде не могу тебя найти. Мама сказала, что тебя выпустили несколько недель назад, почему ты не пришел за мной?

Она плачет, и я наблюдаю, как она хмурится, как сгорбились ее плечи, когда она прислушивается к себе, и как она отворачивается, когда голосовая почта продолжает проигрывать.

— Мне очень, очень жаль, что я не защитила тебя. Я должна была рассказать всем, что ты для меня значишь, но не сделала этого. Я боялась ответной реакции, и все говорили, что ты уязвим, что ты болен, что твоя одержимость мной объясняется тем, что ты хочешь обладать чем-то и кем-то. Я. И я боялась, что они правы.

Она ещё шагает носом. — Я хочу знать, было ли для тебя хоть что-то настоящим. Хоть что-то. Если ты скажешь мне, что любишь меня, что я значу для тебя весь мир, тогда я признаю, что чувствую то же самое. Потому что это так, Малакай. Я люблю тебя так сильно, что мне больно.

Я отключаю голосовую почту и делаю шаг вперед, мое тело трясется от ярости.

— Это было р-р-реально. Все это было р-реальным. Все было реаль-ным. Ты значишь для меня весь мир. Но ты ведь не с-скажешь э-этого в ответ, правда?

Она опускает голову и качает ею, и мне кажется, что весь мой мир только что рухнул.

Оливия ускользает из моих пальцев. Что, черт возьми, мне делать?

— Мне жаль очень, - говорю я, портя произношение, но кого это, блять, волнует? — Паук. Нож. Камеры. Все о-о-очень. Мне жаль. - Я закрываю глаза и делаю вдох. — Ты нужна мне, Ол...

Я останавливаюсь, мое сердце колотится так быстро, что кажется, оно может остановиться.

— Ты мне не нужен, - бормочет она, и мне кажется, что меня ударили ножом в грудь. — Я скоро выхожу замуж, Малакай, я подписала соглашение. Я не могу отказаться. Не могу. У нас нет шансов в этой жизни - разве ты не видишь?

Она встает, и я, сглотнув, отступаю назад, когда она оборачивает одеяло вокруг своего тела.

— Общество никогда не примет нас.

Я сжимаю в руке телефон.

— К черту общество. - Не думаю, что мои слова когда-либо звучали яснее, чем сейчас. — К черту всех, кто против нас.

— Ты даже не знаешь, как правильно любить. Твой диагноз это доказывает. Почему я должна отказываться от брака ради того, кто никогда не сможет испытывать ко мне таких же чувств?

Я молчу, потому что она права.

Моей версии любви недостаточно для нее - я люблю ее, правда, но как я могу знать, что нормально, а что нет? Мой мир вращается вокруг нее и всегда вращался. И если для нее это недостаточная версия любви, и я не могу сделать ее счастливой, тогда в чем смысл?

Она роется в комоде, качая головой, когда видит, что он забит одеждой, которую я купил для нее за последние несколько месяцев. Она надевает нижнее белье, натягивает штаны для йоги, затем берет другие вещи.

Она натягивает рубашку, застегивает ее на шее, чтобы скрыть следы, которые я ей оставил, затем садится на край кровати, поправляет волосы на плече и надевает носки.

Я прижимаюсь к стене, заложив руки за спину, и пытаюсь придумать все возможное, чтобы она осталась. Добровольно. Я хочу, чтобы Оливия выбрала меня.

Пожалуйста, выбери меня.

Никто никогда не выбирает меня.

Она встает, надевает туфли и вытирает глаза.

— Я никому не скажу, что видела тебя, - говорит она, опустив голову. — Мама захочет узнать, где я была последние несколько дней, поэтому мне придется солгать и придумать историю. Если ты позволишь мне уйти, я забуду, что это вообще произошло. Не будь таким трудным, Малакай. Я уеду так или иначе.

Я не могу ответить. Я просто смотрю на пол, пока она движется ко мне, а потом останавливается. — Прощай, Малакай. Пожалуйста, береги себя. Пожалуйста.

Со мной происходит что-то странное. У меня болит грудь, а глаза чувствуют сильное давление и они... мокрые. Кажется, я впервые в жизни плачу.

Она открывает дверь, но я бросаюсь перед ней, преграждая ей выход, падаю на колени и хватаю ее за руки.

— Оливия, - отчетливо шепчу я. — Пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста, останься со мной.

На ее лице написана печаль - она смотрит на меня так, будто это я разбиваю ей сердце, ее глаза следят за слезой, скатывающейся по моей щеке.

— Пожалуйста, - умоляю я. — Прими мою в-версию любви. П-пожалуйста. Я люблю тебя, Ол-л-л...

Оливия не говорит мне, что любит меня в ответ, или что она останется. Она просто тепло улыбается и убирает руку, протискиваясь мимо меня.

Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как она уходит из моей жизни навсегда.

Эпилог

Эпилог

Оливия - две недели спустя

Шлейф моей свадебной фаты волочится по парадной лестнице, пока мой отец ждет внизу, сжимая трость, когда он поднимается из своего инвалидного кресла. Она поможет ему удержаться на ногах, пока он проводит меня к алтарю. Он улыбается, когда видит меня в платье, которое мама заставила меня надеть, хотя я говорила, что ненавижу его.

Оно везде тесное, и я думаю, что сломала ребро, пытаясь в него влезть.

Пытаться скрыть инициалы Малакая, выжженные на моем теле, было непросто, но мне удалось замазать клеймо косметикой, прежде чем все вошли в мой номер в отеле.