— Я хочу видеть всю тебя.

Эти пять слов приводят мое тело в движение, мозг отключается, кровь стучит в ушах. Я нерешительно стягиваю с себя футболку и бросаю ее рядом с его, ненавидя себя за то, что на мне спортивный лифчик, а не какой-нибудь кружевной красный бюстгальтер, в котором моя грудь выглядит хотя бы немного лучше.

Он качает головой.

— Еще одно. Я ответил на два.

Логичнее всего было бы снять штаны, так что я была бы в одних трусиках, но, похоже, я иду по опасному пути: я стягиваю через голову спортивный лифчик и прижимаю его к груди.

— Дай мне его, - показывает он, затем пытается снять скрывающую меня ткань, но я держу ее крепче.

Мои соски твердые, и я не уверена, что это из-за холодной погоды в горах, или просто меня сильно возбуждает то, что я раздеваюсь перед братом. Если я дам ему свой лифчик, он увидит какие они твердые, румянец, ползущий по моей груди, и как бы мне ни хотелось, чтобы он посмотрел, я могу неправильно рассчитать всю эту игру.

Он может сразу же подумать, что я возбуждена, и это его насторожит. Да, он хочет посмотреть на меня, но, может быть, ему просто любопытна женская анатомия. А может быть, он пытается меня разыграть.

Я читала, что люди с ASPD любят играть в игры с разумом людей. Может, Малакай так со мной и поступает?

— Обещаешь, что не будешь смеяться?

— Какого черта я должен смеяться?

— Они... маленькие.

— Покажи мне, - жестко приказал он. — Или я заставлю тебя показать.

Думаю, мне бы это понравилось.

— Перестань быть пещерным человеком.

Спортивный лифчик падает мне на колени, и я отвожу взгляд, не отрывая его от фонаря, свисающего с верхушки палатки, а мое лицо, скорее всего, становится самым красным, как клубника или помидор.

Он прямо передо мной, и моя грудь свободна. Соски стали бугристыми, и меня начинает трясти, но я не думаю, что могу винить в этом холод. У меня болит между ног, и, вернув взгляд к нему, я смотрю вниз и вижу, как он становится все более твердым в своих брюках.

Его руки дрожат почти так же сильно, как и мои, когда он подает знак: —Спроси меня ещё о чем-нибудь.

Мне хочется прикрыться, поднять ноги, чтобы обнять колени - я часто так делаю, когда нервничаю, - но я впиваюсь ногтями в ладони и пытаюсь думать. У меня ничего не получается, особенно если учесть, как вздымается и опускается его обнаженная грудь под светом фонаря.

— Блять, спроси меня о чем-нибудь, - толкает он.

Если я спрошу о чем-то простом, то останусь почти голой, поэтому я проникаю вглубь, зная, что он не ответит и ему придется снять еще один предмет одежды - возможно, свои треники.

Мой голос предательски дрогнул, когда я спросила.

— Почему ты напал на Адама на заправке? Мы просто разговаривали, а ты ворвался и сошел с ума.

— Он пытался забрать то, что принадлежит мне.

— Я не твоя, - отвечаю я и тут же жалею об этом, так как на его лицо падает тень.

— Я твоя сестра - вот и все, - добавляю я, чтобы сделать еще хуже, чтобы еще больше разозлить его. — Мы дети Визе.

— Нет. Ты была моей, когда мы были детьми, и ты моя сейчас. Ты всегда будешь моей.

— Ты видишь во мне сестру? - спрашиваю я его снова.

— Не изменяй своим собственным правилам. Я уже отвечал на вопрос.

Мое сердце замирает в груди.

— Хорошо, - шепчу я.

Его ноздри раздуваются, челюсть сжимается, когда его взгляд переходит на мои брюки, и я делаю глубокий вдох, зацепляя пальцами пояс и снимая их, внутренне хваля себя за то, что несколько дней назад пошла на эпиляцию с мамой.

Я осталась только в маленьких бледно-розовых стрингах, бретельки которых едва видны на фоне моей обнаженной кожи. Я сжимаю бедра вместе - температура в палатке повышается, и я в нескольких секундах от того, чтобы разрушить эту игру и наши отношения и броситься на него.

— Я думаю, что тебе нужно начать задавать вопросы, - говорю я, с трудом справляясь с нервами. — Меня отделяет один ответ от того, чтобы остаться голой, а это нечестно.

Он поднимает плечо.

— Если бы я попросил тебя потрогать себя, ты бы это сделала?

Моргнув, я сильнее сжимаю бедра, застигнутая врасплох его вопросом. Если я отвечу неправдиво, мне придется снять стринги, а если я вообще не отвечу, то все равно окажусь голой.

Единственный способ для меня увидеть больше его кожи - это быть честной.

— Я наблюдал за тобой раньше, - он делает знак жесткими пальцами. — Ты часто трахаешь себя пальцами при открытых шторах.

— Ты наблюдал за мной через окно?

— И с камерами в твоей комнате.

Я широко раскрываю глаза.

— У тебя есть камеры в моей комнате?

— Да. Хватит менять тему. Ты не ответила на мой вопрос. Если бы я попросил тебя потрогать себя прямо сейчас, ты бы это сделала?

— Сначала ты уберешь камеры!

Он качает головой, и я хлопаю его по плечу.

— Ответь .

— Думаю, я сделаю все, что ты от меня потребуешь, - отвечаю я, пожевав внутреннюю сторону щеки, надеясь, что мои слова не звучат по-идиотски. — При условии, что это останется в тайне.

О Боже. Это было неправильно? О, черт возьми.

Он ничего не говорит - даже не моргает, глядя на меня.

От его молчания мое беспокойство резко возрастает. Неужели я сказала что-то не то? Он проверял, хочу ли я видеть в нем нечто большее, чем просто брата? Что, если он проверяет меня? Что, если мама была права, и он психопат и пытается играть со мной в игры разума?

Но ведь психопат только что сказал, что у него есть камеры в моей комнате и он наблюдал за тем, как я доставляю себе удовольствие, так почему же все это так запутано?

Я тянусь за своей одеждой, но он отбивает мою руку и встает на колени, натягивая трусы на растущую выпуклость и снимая их, садясь и отпихивая их от своих чернильных ног.

Должна ли я смотреть на член брата, как на любимое блюдо? Наверное, нет.

Я облизываю губы, представляя, как он проникает в мое горло, заставляя меня задыхаться, когда он делает каждый толчок, заглушая мои крики, лишая меня воздуха, когда он бьет меня по лицу и рычит, заставляя меня брать каждый дюйм.

Я хочу, чтобы он брал, брал, брал.

— Может, нам одеться?

— Пока нет, - показывает он, — и это был еще один вопрос, на который я ответил.

Я вздрагиваю, когда он просовывает средний палец под полоску на моем бедре, и жжение пробегает по моей киске, когда он срывает с меня нижнее белье.

Я задыхаюсь.

— Малакай!

Он закрывает мне рот, как тогда, когда я кричала в его комнате, но на этот раз он не прижимается ко мне всем телом, а толкает меня на спину и раздвигает мои ноги.

— Не двигайся, - приказал он, переместившись так, что оказался на коленях между моими ногами, и устремил взгляд на мою намокшую и пульсирующую киску. Я пытаюсь сомкнуть ноги, но он раздвигает их и пристально смотрит на меня.

— Ты сказал, что не будешь меня трогать, - говорю я мягким голосом, несмотря на то, что мое тело превращается в ад.

Он собирается меня трахнуть?

Меня собирается трахнуть мой старший брат?

Беззащитна — я настолько беззащитна, нуждаюсь и обожаю, что Малакай выглядит пьяным, когда он мягко целует меня в коленку, заставляя вздрогнуть.

— Могу я попробовать тебя на вкус?

Мой рот приоткрывается, сердце бежит по венам.

— Ты сказал, что не будешь прикасаться ко мне, - повторяю я, мои пальцы слегка подгибаются от интенсивности его взгляда, а место, которое он поцеловал на боку моего колена, пронзает меня до глубины души.

— Тогда прикоснись к себе.

Я смотрю на него, мой рот открывается и закрывается, а затем говорю: — Правда?

— Да.

— Ты не пытаешься надо мной подшутить? -спрашиваю я. — Если ты сейчас будешь издеваться надо мной, Малакай, я тебя ударю.