К тому моменту они потеряли практически всю энергетику, а значит, и промышленность. В Деревне же установили лишь жалкую горстку ветряков и солнечных панелей, да десяток аккумуляторов. Временно, пока не исправят «небольшие» проблемы с квантово-гравитационными генераторами. «Как же мы ошибались!» Руководители экспедиции, да что там ― все колонисты ― долго отказывались признавать проблему. «Что бы это изменило?» Пока Ковчег висел в пространстве, не стиснутый тисками тяготения и тверди Вудвейла, обуздать энергию вакуума было невозможно.

Густое, склизкое, маятное чувство обреченности ― вот, что Олли очень хотел бы забыть. Смыть. Соскрести. Вырезать. Случайно оставить в одном из своих приступов. «Наша сила стала нашим проклятьем».

Своей самоуверенностью они сами загнали себя в угол. В парадоксальную ловушку. Глубочайшее понимание устройства вселенной и невозможность его использовать. Планета с множеством поверхностных еще залежей руд, но нет ни времени, ни оборудования, чтобы их обнаружить и добывать. «Даже метеоритное железо почти невозможно собирать: благодаря нам на Вудвейле не осталось пустынь». Каждый прибор, каждая деталь, произведенная до потери Ковчега, стала драгоценностью. Как, например, автономный медицинский комплекс, тихонько пищащий где-то на границе яви и забытья. Это Агата настояла на переносе его на поверхность планеты, вместе со своей биолабораторией.

«Физики и инженеры, полагавшие себя всемогущими, проиграли по всем фронтам». Олли сосредоточился на шуме дождя, возвращая поток воспоминаний в тот далекий вечер. К вопросу, на который главному инженеру О’Донохью не хотелось отвечать.

― Что с куполом?

В тот раз Олли ответил честно. Он тогда уже научился признавать свои ошибки, и это было очень вовремя. «Потому что Агата успела найти решение. Иначе мы бы точно не выжили. Ни люди, ни планета».

* * *

Наземная база, 2550-07-19 09:26

― То есть деревья Винегрета искусственно модифицированы для ускорения роста? ― в полушепоте Ани слышалось детское благоговение перед чудом.

― Не только деревья, ― Малиника открыла модель трофических цепочек. По такому маленькому набору проб было бы удивительно, если б компьютер восстановил хотя бы тысячную часть связей, но метаболизмы всего: деревьев, мхов, грибов, микроорганизмов ― подходили друг другу, как кусочки паззла. И эта мозаика обладала вовсе не той фрактальной красотой, которая формируется миллионами лет эволюции. Густая сеть подсвеченных белым линий напоминала Вязиницыной совершенство современных космических кораблей, где в стосемидесятиметровый шар упаковано все, что необходимо для сложнейшей экспедиции. Зеленых линий, обозначающих естественно сформированные связи, не было вовсе. Этот биоценоз полностью спроектирован и отлажен людьми. «С ума сойти», ― Малиника закрыла глаза. Потерла пальцами переносицу. «Я вижу не только, как это было сделано, но даже зачем!»

― Микробиом очень эффективно поглощает ионизирующие излучения, ― чтобы убедиться, что это не бред после тяжелой ночи, Вязиницына начала озвучивать свои находки, ― и осуществляет своего рода фотосинтез на их основе. Грибы связывают и изолируют самые разнообразные тяжелые или радиоактивные изотопы.

― Как на Муруроа? ― Ани заглянула через плечо подруги, потом открыла те же данные на своем планшете.

Малиника кивнула, не отрывая взгляд от экрана. Муруроа ― колония, расположенная на трех спутниках супер-юпитера. Поверхности крупных, почти с Венеру, шаров были на две трети покрыты высокими ячеистыми куполами. Вязиницына была там однажды на конференции. В покрытии куполов имелся уникальный слой, содержавший организмы, которые поглощали все волны короче ультрафиолета, вырабатывая кислород и пропуская тепло и видимый свет. Из-за этого с поверхности небо выглядело почти обычным, если, конечно, не считать гигантских прозрачных стен-переборок и периодических рыжеватых зарниц. Картина с орбиты была гораздо более сюрреалистичной: спутники напоминали собой шары для петанка в мыльной пене.

― Да. Только эти, если верить моделированию, в разы эффективнее.

Словно ища подтверждения, Вязиницына посмотрела на подругу. Та медленно, словно завороженная, листала длинные цепочки обнаруженных реакций. Потом на секунду остановила скроллинг и начала комментировать.

― Выходит, микроводоросли поглощают высокочастотные фотоны, используют их энергию на сборку сахаров, которые поставляются в микоризу грибов и даже мху. Те собирают из окружающей среды минералы и вместе с сахарами транспортируют их деревьям, которым даже не нужно фотосинтезировать самим до определенного момента. При этом в грибе образуются глобулы, изолирующие радиоактивные участки и поросшие изнутри теми же водорослями. Грибы и деревья прорастают друг в друга по всему объему стволов. Это вроде как лишайник, но где вместо водорослей ― дерево. А все, что не получается поглотить, переизлучается на других частотах и рассеивается.

― Микроорганика защищает от радиоактивных и химических загрязнений, а макроорганика ― от обвалов. ― Малиника отложила планшет в сторону. Уперлась руками в землю за спиной и запрокинула голову. Под правой ладонью оказалась теплая шершавая скала, а под левой ― скользкая и еще влажная трава. ― Похоже, люди с Ковчега потратили немало сил, чтобы построить эту эшелонированную оборону. Хотя вряд ли все это будет работать как надо сейчас, когда внизу больше нет гравитационной аномалии.

― Ого!

Ани, продолжавшая листать результаты моделирования, заметила, что один из экспериментов был прерван по тайм-ауту. Развернула свой экран к Вязиницыной.

Расчет продолжительности жизни, перед тем, как быть остановленным, дошел до 3540 лет.

― Дракон что, бессмертный?!

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-17 14:20

Восковое лицо. Плотно сомкнутые веки, подведенные по краю черными ресницами. На левом глазу в нескольких миллиметрах от внешнего уголка в ровной, будто углем нарисованной полосе ― короткий кусочек пегих и более длинных щетинок. А вот бровей нет, да и волос практически не осталось. Уголки губ скорбно опущены. Имя этого человека Олли помнил. Харука. Вокруг безликими тенями стояли другие люди. Олли чувствовал себя виноватым.

Не запомнившаяся толпа загудела и расступилась. К гробу подошла Агата, похожая на труп, как сестра: такая же бледная и расслабленно-напряженная.

Харука успел собрать полный набор маркеров преследовавшей их генетической напасти. Вряд ли хоть кто-то на корабле хотя бы примерно представлял взаимодействие квантово-гравитационных искажений с ДНК. Ясно было одно: клетки повреждаются определенным образом и сразу в большом количестве. Для людей это означало несколько экзотических форм рака и смерть в течение нескольких месяцев. Причем переиначенные клетки сами по себе не были раковыми и продолжали корректно функционировать, постепенно заменяя нормальные, а болезнь развивалась позже, сама по себе, без непосредственного влияния аномалии.

Некоторые генотипы оказывались более устойчивыми к этой беде, другие ― менее, но рано или поздно она настигала всех. Попытки починить ДНК не помогали: исправленные последовательности после очередного всплеска снова ломались тем же самым образом, причем не только в людях, но и в восстанавливавших их вирусах. Врачи боролись с тем, что они окрестили синдромом Ковчега, всеми доступными методами: от бережных управляемых генных модификаций и экстракорпорального обучения иммунных клеток до трансплантации здоровых тканей и даже варварских химио- и лучевых терапий. Ничего не помогало. Вселенная словно смеялась над ними. Миллионы лет эволюции? Маловероятные события? Случайность? Раз за разом квантово-гравитационные всплески воспроизводили один и тот же паттерн мутаций. Это как если все астероиды звездной системы падали бы в один кратер на одной и той же планете, или все жуки, разбивающиеся о транспорт на автостраде, попадали бы точно в третью цифру на наклеенном изнутри пропуске одного конкретного грузовика, игнорируя другие машины. Физики восхищались невероятным чудом и ночи напролет спорили о причинах. Один уставший врач как-то сказал Олли, что есть чудеса, с которыми лучше бы никогда не встречаться.