Внутри нового корпуса лаборатории кипела работа. Инженерам оставалось совсем чуть-чуть, и улыбавшийся во всю ширь лидер бригады обещал, что к обеду биологи смогут начать использовать помещение по назначению. Малиника немного завидовала этой его заслуженной гордости. Конечно, никто не обвинял агротехников в неэффективности, но на фоне потрясающих достижений инженеров их результаты выглядели очень… обыкновенно. Маленький город на планете рос, словно по волшебству. Едва заметный слой композитного полимера ― и тонкая каменная колонна станет в триста раз крепче. Роботы затянут умным сэндвич-стеклом сотни квадратных метров проемов. Другие машины проложат тоннели внутри горы, протянут по ним коммуникации. Инженеры добавили дополнительный слой в стекло, и через пару дней все они заработают как солнечные генераторы для питания водонасосной станции. В космосе на Медной Горе с помощью системы линз собрали цех металлообработки, использовавший только энергию двойного светила. Блестящее великолепие побед инженерной мысли!
Агротехнологи сажали картошку. Сотни маленьких зеленых ростков, полученных из небольшой банки. Ничуть не более простые, чем добывающий комплекс на орбите, и ничуть не менее важные для выживания колонии, но на вид куда менее впечатляющие. «Не вся работа сияет своими результатами, но вся должна быть сделана».
Большая часть научного отряда уже ушла в теплицы и поля. На теплом каменном уступе возле стекляшки сидела только Ани. Увлеченная чем-то в своем планшете, она заметила подошедшую подругу только тогда, когда на экран упала ее тень.
― Здорово получилось! ― Ван Уик подняла взгляд от визуализаций генетических моделей и восхищенно посмотрела на Вязиницыну. ― Объединить то, что сформировалось в нулевом слое биосферы, с земными экстремофилами ― прекрасная идея!
Малиника улыбнулась.
― Спасибо. Только она не моя.
Ани нахмурилась.
― Ты хочешь сказать?..
― Да, эти гениальные склейки сделаны на Ковчеге. Я только перенесла их в наши агрокультуры.
― Просто потрясающе!
― Угу. Только вот зачем?
Все указывало на то, что до появления в этой звездной системе людей Вудвейл уже был идеальным миром для колонизации. Изменения в предназначенных для терраформации видах должны были быть минимальны.
Охваченная смутными подозрениями, Малиника пристроилась рядом и открыла результаты анализа собранных образцов на своем экране. Несколько последних дней было не до удовлетворения любопытства, но ей вдруг показалось, что она упускает что-то важное. Большая часть проб относилась к не слишком шустрым формам жизни: растения, грибы, одноклеточные. Гоняться за сколько-нибудь крупной фауной времени не было, поэтому среди тысяч образцов лишь несколько десятков принадлежало к моллюскам и насекомым, и около дюжины ― тетраподам: ящерицам, амфибиям и мышам. Даже на имевшемся материале было видно, что животные изменены намного сильнее, но Малинику интересовало другое. Она открыла карту распределения многообразия, использовавшуюся для поиска Ковчега. Долина, где он был в итоге обнаружен, ― всего лишь один из многочисленных максимумов, даже не самый четкий. Вязиницына открыла настройки отображаемых данных. Выбрала степень искусственной модификации.
Резко выдохнула. Отвела глаза от экрана. Невидяще уставилась в пустоту, пытаясь уложить в голове увиденное. Ковчег сиял, как крест на карте с пиратским кладом.
Заглянувшая через плечо Ани изумленно вскинула брови.
― Это же с новыми пробами, да?
Больше образцов ― больше шансов обнаружить модификации.
― Нет.
Малиника тапнула на иконку выбора датасета, добавляя свежие данные. Скрипнула зубами. «Мы анализировали количество изменений, а не их происхождение».
― Мы могли найти Ковчег на неделю раньше, если бы знали, куда смотреть.
* * *
Где-то в лесу, 2550-07-16 12:42
Три дня назад
Оркестр летнего дождя. Шум накатывает волнами с разных сторон, то ослабевая, то снова усиливаясь, одновременно однообразный и непредсказуемый. Но самое необычное всегда наступает в конце, когда ливень постепенно затихает, оставляя за собой странные шорохи и глухие перестуки капель.
Это здесь или в воспоминаниях?
В тот день тоже шел дождь.
Олли вошел в избу, на ходу снимая шлем. Пришлось сильно пригнуться и развернуться боком: для сохранения тепла дверной проем был сделан узким и низким. Проходить вглубь не стал: со скафандра тут же натекла лужа. Лежавший возле очага Ящер поднял морду и посмотрел на гостя выпуклыми немигающими глазами. И на улице, и в единственной комнате было темно. Едва заметные язычки пламени на тлеющих углях вместе с приглушенным холодным светом от экранов и голограмм обводили каждый предмет в комнате красным и синим.
― Как там? ― поглощенная работой Агата даже не обернулась от терминала.
― Корабль продолжает проваливаться. Нетипичные квантово-гравитационные возмущения фиксируются все так же на трехстах километрах. Макропроявления начинаются в сотне километров от эпицентра, но по всем признакам затухают.
Что делать, если вы потеряли контроль над сверхмощной энергоустановкой, способной гнуть само пространство? Связи с Метрополией нет, передатчик не работал с момента выхода из пузыря Алькубьерре. То, что выглядело как незначительная поломка, оказалось первым симптомом страшной беды. Собрать другую энергостанцию достаточной мощности нельзя: разрушающийся ДМЗ повреждал все сколько-нибудь крупные квантово-гравитационные генераторы в округе. Единственное решение, которое видел главный инженер Олифер О’Донохью, ― это управляемо разбить космический город о тяжелую каменную планету. В системе их две, но к тому моменту, как он смог убедить руководство экспедиции принять его план, вывести корабль из гравитационной ямы Вудвейла стало невозможно. И вот теперь им предстояло жить на том же шаре, куда упал комок взбесившейся гравитации в броне из всех элементов таблицы Менделеева.
Агата наконец оторвалась от экранов и раздраженно обернулась. Ни до, ни после тех дней Олли не видел ее такой напряженной и такой резкой. Агату не волновала гравитация, только уровень ионизирующего излучения в районе крушения, но вместо вопроса она лишь приоткрыла рот. Затем поджала губы. Увидела очередную опухоль на его лице. Олли тоже ее видел: нависла над левым глазом и мешала смотреть.
Агата вздохнула. Встала, направилась к лабораторному столу.
― Радиация продолжает нарастать, ― Олли отвел глаза. Поскреб затылок. ― Я думаю, нанофлуктуации стимулируют распад нейтронов прямо в ядрах и количество нестабильных изотопов растет.
А значит, растет радиоактивное загрязнение.
Агата подошла к продолжавшему стоять у входа гостю. Щипцами схватила новообразование у него над бровью. Резко дернула, отрывая кусок. Сунула в пробирку. Олли ничего не почувствовал: в тканях опухоли не было нервов.
― То, что ветер это все не тащит на Убежище ― чистое везение.
― Не такое уж и везение, ― Олли пощупал выпуклость у себя на лбу. Бугристый упругий наплыв выступал вперед, словно зарождающийся рог, и уходил под волосы почти до середины черепа. ― Здорово, что удалось не разбить звездолет к чертям, а уложить между холмами. Они неплохо прикрывают место крушения от воздушных масс с океана.
Агата поставила пробирку в холодильник, к десятку других таких же. Взяла на руки Ящера. Тот пристроил морду на локте хозяйки и свесил лапы, словно большой ленивый кот. Женщина вернулась на скамейку возле терминала. Переложила животину себе на колени. Провела рукой по переливающейся красным и синим чешуе.
― Что с куполом?
Олли резко выдохнул. В воспоминание о позднем дождливом вечере ворвался вихрь других, ярких, как осенние листья, и размытых, словно смотришь на них через запотевшие очки дополненной реальности. Пошедший вразнос ДМЗ был почти неуправляем, но они все равно до последнего пытались изменить его конфигурацию так, чтобы, проваливаясь в планету, корабль образовал над собой саркофаг из окружающих пород. О’Донохью не помнил, что конкретно они делали. В его голове сохранились лишь эмоции горячих споров и гнетущее ощущение, что это они не звездолету, а себе собирают гроб поудобней. Хуже всего было то, что «гроб» не собирался: в итоге мощности кое-как перенастроенного ДМЗ не хватало, чтобы эффективно противостоять тяготению планеты и полностью завернуть себя в скалу. Каменные пластины под собственным весом осыпались в гравитационную аномалию, делая ее все более непредсказуемой. «Мы смогли сделать так, чтобы рана от падения корабля не была смертельной, но не нашли способа свести ее края, и она начала загнивать».