Мысли постепенно приходящего в себя Олли лениво колыхались в приливе воспоминаний, как те самые водоросли. Имели ли люди право вторгаться в чужую экосистему? Ну, они же тщательно собрали коллекцию местных видов перед началом терраформации, а Агата, несравненная и гениальная Агата Беринг, искусно вплела изобретения местных видов в колонизационные. Только какое это имеет значение сейчас, когда нет ни исходной экосистемы, ни коллекции, ни терраформаторов?

Такое же состояние прострации и безразличия настигло Олифера и тогда, когда Агата выложила перед ним очередные результаты его анализов. Три из пяти маркеров опасных мутаций, вызывавших перерождение нервной системы, необычные формы рака, затем ― быструю, но мучительную физическую и ментальную деградацию, и смерть.

Вначале никто в это не верил. «Что за ерунда, законсервированные ДНК не могут сами по себе изменяться, тем более одним и тем же способом! Просто отделите брак и расклонируйте здоровые образцы с культивированием разнообразия», ― эта фраза, произнесенная высоким надменным голосом, оказалась одной из тех, что врезались в память Олли. Как и в большинстве случаев, он забыл говорившего. Помнил только свою досаду, потому что это ставило под сомнение выводы Агаты.

В таких вещах Агата не ошибалась. То, что поначалу приняли за нелепое совпадение, оказалось жуткой реальностью: каким-то образом все, что на Ковчеге имело генетический код, рано или поздно оказывалось изменено определенным образом, и если растениям и беспозвоночным это не причиняло никакого вреда, рыб и ящериц удалось починить, искусственно внедрив в их ДНК специальный восстанавливающий автомат, то для архозавров и млекопитающих подобрать такую защиту не получалось. Какие-то варианты геномов были чуть более устойчивы, какие-то ― чуть меньше, но рано или поздно случались пять последовательных мутаций, которые запускали цепную реакцию и неизбежно разрушали любые живые организмы начиная с определенного уровня сложности. «Тогда почему я все еще жив?»

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-15 06:20

Просыпаться не хотелось. Инн давно не было так тепло и уютно, но шум на палубе настырно разгонял дрему, заставляя вернуться в реальность. Вчера она специально легла спать между чужаком и дверью, чтобы никого к нему не пустить. Янис, скорее всего, попытается повторить этот свой кошмарный ритуал со мхом, и надо бы встретить его бодрой и во всеоружии! Девочка решительно открыла глаза, попыталась откинуть одеяло и вскочить, но… Сверху и ее, и одеяло прижимала тяжелая рука. Ну, не то чтобы прям прижимала, просто лежала сверху. Видимо, за ночь она подкатилась к чужаку. Одеяла было два: одно под рукой, другое ― над. Спиной она ощущала спокойное, но очень тихое дыхание.

Инн вывернулась из-под горячей руки и со страшным предчувствием обернулась к чужаку. Бледный, с нездоровым румянцем. Дышит неглубоко, через рот. Медленный, слабый вдох и резкий выдох. Приложила ладонь ко лбу. Сухой и тоже очень горячий. «Плохо!» Что делать? Бежать к Рэндалу? Звать на помощь?!

Шорох за спиной. Дверь открылась. В спину ударил сноп солнечного света. Пахнуло речной свежестью и прелым запахом леса.

Инн резко посмотрела через плечо и мгновенно покрылась холодным потом от нахлынувшего ужаса: Янис.

В отчаянной попытке защитить девочка обняла чужака за шею. Выдавила сквозь стиснутые зубы:

― Уходи!

В ответ ― лишь тихий смешок.

Надвигающаяся тень.

Янис перешагнул через чужака. Остановился у его головы.

Неимоверным усилием Инн заставила себя поднять взгляд и посмотреть Янису в лицо. Спокойный. Чуть улыбается. Свет, отражаясь в его серых глазах, делает их словно стеклянными.

― Не надо… ― тихо, жалобно.

Янис опускает колено на горло чужаку прямо поверх ее рук. От паники темнеет в глазах. Инн что-то кричит, но сама себя не слышит. И Яниса не слышит тоже, даже если он и отвечает. Где-то глубоко внутри зарождается отстраненное понимание: никто не придет на ее крики, ни Степан, ни Рэндалл, никто из тех, кто сейчас на лодке. «Дед бы пришел!» Но Дед в коме, и неизвестно, когда выберется, а помощь нужна прямо сейчас! Попытаться раздвинуть руки, чтобы было больше пространства!.. Ну хоть чуточку!

Но она ― всего лишь девочка, ей не справиться со взрослым мужчиной.

Голова чужака тяжелая, как камень. Мышцы полностью расслаблены. Сквозь пелену паники Инн понимает, что его губы начинают синеть. «Он задохнулся. Он умирает!»

Осознание этого заставляет ее замолчать. Все, что она теперь слышит ― это бешеный, оглушающий стук собственного сердца. Удар. Еще один…

Чужак вдруг резко дернулся вверх, мощным рывком сбрасывая и мучителя, и спасительницу. Дернулся бестолково, тут же опал назад на пол. Ударился головой. Пальцы беспомощно заскребли по доскам. Глаза, в первый момент широко распахнувшиеся, стали медленно закрываться. «Желтые», ― удивленно подметила Инн. Таких глаз она не видела даже у животных, не то что у людей.

Янис, в первый момент замерший от неожиданности, удовлетворенно хмыкнул и прижал губку мха к лицу своей жертвы.

Кровь стучала у Инн в висках. На предплечьях наливались багровые синяки. Но все это было не важно, ведь чужак снова дышал!

* * *

Наземная база, 2550-07-18 07:10

Малиника аккуратно размазывала зеленую горку сделанного из шпината и другой зелени пюре по квадратной галете. Расплющила ложкой, а потом, словно мастихином, стала формировать ровненькие лепестки. «Все готовы, говоришь? К любому исходу, да?!» Слова рыжей тогда, в душе, казались насмешкой. Делать вид, что ничего особенного не происходит, становилось все сложнее. А откусить украшенный расплывшейся хризантемой бутерброд ― вообще невозможно.

Потому что Рене смотрела. Правильный миндалевидный разрез. Абсолютно черная радужка и ярко-белая склера. Эти глаза словно нарисованы на грифельной доске. Взгляд пристальный. Жадный. Жуткий.

«Я не Ямакава. Я не буду с вами обниматься. У меня нет ни времени, ни сил вникать в ваши психиатрические заморочки». Это было чистейшей правдой, ведь Малиника фактически руководила колонией. Моррис настоял, чтобы Семенов оставался на орбите, и его доводы выглядели очень весомо. Руководитель экспедиции на станции нужен был не только и не столько для того, чтобы мотивировать людей на работу в космосе. Недельные смены и более приятные бытовые условия на станции решали эту проблему. Дело было в другом. В изначальном плане орбитальная инфраструктура была чем-то второстепенным: спутники наблюдения и связи, минимальная добыча ресурсов да вычислительный центр на первое время. «А в итоге там полноценный добывающий комплекс и стройка не меньше, чем здесь». Расчеты показывали, что продолжать в том же духе имеет смысл даже безотносительно того, что Винегрет может внезапно обвалиться, выпустив из своих пещер радиоактивного джинна, так что экспедиция оказалась разделена на два одинаково важных фронта работ, каждый из которых требовал централизованного руководства. Семенов, может, и хотел бы раз в неделю меняться с Вязиницыной местами, но они не были взаимозаменяемы, и выполнять обязанности главного агротехнолога Владимир не мог. «Вот и поделили мы небо и землю». Вспомнились рассуждения Ямакавы о надежности и взаимозаменяемости. «Ну и кто его теперь заменит?» Мелькнула трусливая мыслишка забросить вейверов Семенову, на орбиту. В конце концов, их опыт связан в основном с работой в космосе, а не на планете. «Никуда я их не отпущу. Если бы это было безопасно, Ямакава сам бы так сделал».

Тем временем галета окончательно размокла и от очередного движения ложкой развалилась на два корявых неаппетитных куска.

К Рене подошла Алия. Обняла. Завела разговор, пытаясь отвлечь. Малиника почувствовала себя очень глупо и немного виновато. Не поднимая ресниц, она скосила на девушек глаза. Рене вначале полностью игнорировала действия подруги, но потом нехотя что-то ответила и наконец отвела взгляд от Вязиницыной. Было заметно, что действия Барабур не успокаивают, а только раздражают темнокожую вейвершу. «Ямакава вам больше, чем командир или даже старший брат, не так ли?»