– Нет, ну какой ты внимательный, – Кали хватается пальцами за веревку, сдавившую шею, и пялится на меня покрасневшими глазами. – Что, обрадовался уже, Элибер? Не в силах ты убить Бога, как ни старайся.

Хохот. В ушах дикий хохот.

И меня снова захлестывает волной ужаса.

Я резко поворачиваю Элибера к себе, заглядываю в глаза и бью наотмашь по щеке, приводя в себя. Ладонь горит пламенем, пальцы сводит, а на лице у короля проступает отпечаток моей руки. Моя щека, кстати, тоже вспыхивает болью, только пятно красное не проявляется, как у него. Что ж, получается, вот оно как. Нельзя мне его убивать.

На секунду, всего на секунду, взгляд его наполняется яростью, а затем вновь теряется в панике.

– Послушай, Элибер, прикажи Сигурду, чтобы он вместе со стражниками заковал это существо в кандалы и отвел обратно в темницу, слышишь?! – пытаюсь докричаться до него сквозь бесконечный хохот и гомон толпы. Он совсем потерянный, беспомощный и глупый.

– Триедина, за что же… за что меня так…

– Ты слышишь, придурок?! – я хватаюсь за нить и отдаю ему свою решимость. Чувствую, как к нам тянется Она и помогаю ей присоединиться. Она отдает свою злость, багровую, как кровь. Злость и ненависть.

Глаза Элибера проясняются. Толпа ревет в ужасе, разбегается и пихается локтями. Еще пару минут – и здесь будет давка. Кого-нибудь точно в панике затопчут. Элибер оглядывается на перепуганного Сигурда и, потирая щеку, произносит дрожащим голосом:

– Ты все слышал?

– Да… В темницу, – бурчит он. Взгляд прикован к извивающемуся существу, что болтается на веревках и ржет во всю грудь. Сигурд трясет головой, приходя в себя, и бросается к стражникам.

Я хватаю Элибера за запястье, а тот, сволочь такая, выдергивает руку.

– Не трогай меня, челядь, – с отвращением бормочет он больше по привычке, сам еще не понимая, что происходит.

– Я тебя отведу в замок, полоумный. Нас сейчас задавят.

И я снова хватаюсь за его запястье. Элибер больше не вырывается, но взгляд его вновь замирает на раскачивающемся на веревке, как на качелях, Кали. Я тяну волчонка за собой, тяну всем существом, всем золотом нитей, выныриваю из толпы и бегу туда, откуда мы пришли. Люди вокруг падают, наталкиваясь друг на друга. До моих ушей доносится хруст сломанных костей. Замечаю труп девчонки, с вытекающей из головы желтой субстанцией. Всего секунду назад она упала на землю, а теперь по ней топчутся, как по проложенной тропинке.

Я раскаляю свое восприятие до алых углей, не позволяю страху заполнить сознание. Не подпускаю к себе ни на шаг. Хватит нам одного труса. Если сейчас запаникую я – все пропало.

– Что теперь будет? – шепчет Элибер одними губами.

– Не знаю. Это ты мне ответь. Как это у тебя получилось, натравить на себя Бога?! – возмущаюсь в бешенстве. Лицо мое горит огнем. Краснею от раздражения. Нашел время, зараза, в замок прийти.

Мы сворачиваем в переулок, исчезая из общего безумия. По памяти нахожу вход в потайной коридор и, открывая, зашвыриваю туда чуть ли не пинком перепуганного Владыку. Ну и ребенок трусливый, честное слово. Еще королем себя называет, а дорос только до того, чтобы людей на смерть швырять.

Задвигаю стену и наконец выдыхаю. Мы стоим в полной тьме. Факел утащил с собой тупоголовый Сигурд. Повезло.

– Все. Конец. Нам отсюда не выйти. Во тьме заблудимся, – доносится до меня его дрожащий голос. Элибер еле дышит, но понемногу приходит в себя, и это радует.

– Можем постоять и дождаться, когда на улице все стихнет, – предлагаю. Самое страшное закончилось. По крайней мере нас не затоптали.

«Может, я просто упаду и сдохну здесь?» – слышу его мысли золотыми нитями. Совсем того, король этот. Подумаешь, тварь какую-то бессмертную повесить не удалось, а он все, готов стать кормом для крыс.

– Ага. Тогда меня в городе увидят. И стражники в том числе. К тому же я без защиты. Убьют еще наемники Братства. Кто знает, может они уже здесь скрываются.

«Ага, прямо под твоим носом», – думаю и усмехаюсь.

– Значит, выбора нет. Пойдем в темноте.

– Я дорогу помню по опознавательным признакам. Где-то стена в трещинах, где-то в дырках. Я нас не выведу. – И сколько в его голосе отчаяния! Почему эта чокнутая судьба решила связать меня с ребенком, который боится всего на свете, даже темноты? Несправедливо. И вот это чучело еще приказы убивать отдает. Из-за вот этого чучела Несса погибла. Из-за войны его ничтожной.

– Я ногами запоминал. Пошли, – хватаю Элибера за шиворот плаща, и он возмущенно вскрикивает.

– Заканчивай меня, мать твою, трогать!

Ну что за цирк, честное слово? Вот ты полный идиот или притворяешься? Разжимаю пальцы и отпускаю ткань черного плаща, пожимаю плечами и отхожу от него во тьму всего на несколько шагов. Считаю. Раз. Два. Три.

– Ривер, ты где? – доносится слабый всхлип. Вот только не заплачь, истеричка.

– Ты же приказал не трогать тебя, – спокойно произношу в ответ.

– Во-первых, я твой король. Мы на ты не переходили, – шипит Элибер с явным раздражением. Я сдерживаю хохот и отступаю еще на несколько шагов. Считаю. Раз. Два. Три.

– Ривер? Ты меня бросишь что ли?

Ох, с огромным желанием именно это бы и сделал.

– Ты всегда можешь выйти из стены и пройти через город.

– Ты же понимаешь, что если я так сделаю, то казню тебя сразу же, как вернусь в Черный замок?

– Вот только ты так не сделаешь.

Еще пару шагов. Раз. Два. И вновь его голос разрывает тишину.

– Ладно! Ладно! Делай что хочешь, только верни меня обратно! Достал, мать твою!

Усмехаюсь. Издеваться над Эличкой дальше было бы уже перебором. Возвращаюсь к нему, хватаю за запястье и тащу за собой, считая шаги.

Дэви

Их голоса тянулись ко мне со звезд ночного небосвода, что куполом повис над весенним Лесом. Пряный запах жимолости кружил голову. Я уже и забыла, что нам надо куда-то идти, мы с Фаррисом совсем не торопились, спали на рассвете в высокой влажной траве, вдыхали аромат мха и купались в волшебных озерах, временами наблюдая за кострами чащобников. Я знала, что времени у нас теперь много, и пока линии на ладони не тянут покинуть лес, пока блеск золота не ослепляет глаза – можно не торопиться. Мы все успеем, и сил набраться – тоже.

И все равно, я всем своим существом ощущала небезопасность. Вспоминала слова Ари о Фаррисе и, несмотря на то что колдун-медведь уже выстелил свой путь по правую руку от меня, тревожилась. Боялась за него и его жизнь. Боялась однажды увидеть его кровь на своих руках.

Фарриса это совсем не тревожило. За эти длинные дни чародей открывался мне подобно цветку, что распускается на рассвете. Вкладывал свою душу в мои ладони. Делился пусть и совсем незначительными событиями своего детства, рассказывал, как однажды мечтал увидеть драконов и море, поведал, что будучи совсем мальчишкой, видел сны о том, как покоряет небо на спине золотистого волшебного создания. Как явственно он ощущал бархатную чешую под пальцами. Мы болтали о наших семьях, о матерях и отцах. Мы болтали обо всем на свете и старались сохранить хрупкий покой, повисший в воздухе. И мы понимали, что это ненадолго. Скоро судьба обрушится на нас, и путь продолжится.

Я поняла, что все, что лежит за пределами Заговоренного леса, ненастоящее, а потому и пропитано злом и ненавистью. Люди не заглядывали в истинную суть вещей, в логичный их порядок, а оттого рождались непонимание и страх.

А из страха – ненависть. Это ясно всем.

В один из наших вечеров, проведенный у Озера Слез, Фаррис спросил:

– Ты же понимаешь, что отрицать реальность долго не получится?

Мы сидели на берегу в кустах рогоза. В траве пели сверчки, звездная пыль путалась в лунном мареве и чем-то напоминала светлячков. Сегодня лес даже пах особенно – хвоей, севером и рябиной. Мне хотелось зажать ему рот ладонью, попросить замолчать, не разбивать безмятежность, которой нам так давно не хватало. Ведь если Фаррис спрашивает – значит, хрупкое стекло спокойствия вот-вот разобьется о рок богов.