– Подумай, Даниэлла. Хорошо подумай, прежде чем я вернусь.

– Этого не будет! Никогда!

– Возможно, три дня в этих казематах научат тебя уму разуму, – Бенедикт снова едко усмехнулся, после чего вальяжной походкой направился на выход. – Три дня! – мужчина махнул рукой.

– Эй! – внезапно донеслось из соседней камеры. – Я готова греть тебе кровать, белобрысый. Только вытащи меня отсюда!

Бенедикт не ответил. Он уже был на лестнице.

– Зря ты не согласилась, – отозвался тот же голос, который принадлежал женщине.

– У меня ещё есть гордость! – со злобой выговорила я.

– Твоя гордость не поможет выбраться отсюда!

Мотти пришла ближе к вечеру. Взволнованная, запуганная, но с едва заметной улыбкой на лице.

“Неужели ей удалось доказать мою непричастность?” – мысль озарила меня яркой вспышкой, но довольно быстро потухла. Разве возможно, чтобы меня освободили? У нас ни денег, ни положения, ни влияния. Ничего…

– Ох, – няня с шумом выдохнула, – еле к тебе пробилась. Представляешь, меня не хотели пускать!

– Да, представляю.

– Это что же происходит? Я думала, полиция нас должна охранять!

– Меня подставили. Бенедикт, скорее всего, хорошо заплатил капитану.

– Бенедикт? Бенедикт Брамс? – охнула Мотти. – Сын хозяина лавки, где ты работаешь?

– Работала, – поправила я няню. После всего, путь в лавку мне заказан, не говоря уж о том, что обо мне подумают в городе. Если мне каким-то чудесным образом удастся выбраться, кто теперь возьмёт на работу такую, как я? – Он давно подбивал ко мне клинья.

– Ох, Даниэлла, – снова вздохнула Мотти, – нужно было всё рассказать.

– Кому? – к глазам подступили слёзы обиды. Если бы я рассказала, это бы хоть что-то изменило?

У меня опускались руки, и я готова была принять поражение. Отчаянье вот-вот поглотит меня и утащит за собой в бездну. Даже приход Мотти ничего не смог изменить. Когда я увидела её лицо, в душе затеплилась искорка надежды, но она так быстро потухла, что уже невозможно было понять, а была ли она вообще?

Ноги подкосились, и я рухнула на холодный пол. Мотти тут же опустилась вслед за мной. Она пыталась погладить меня по плечу, но тюремные решётки были настолько узкими, что даже её сухонькие ручки не могли протиснуться.

– Всё будет хорошо… – шептала няня, но я почти не слышала её. Голос казался глухим, будто она находилась не рядом со мной, а где-то очень далеко отсюда.

– Твоя няня права! – внезапно коридор наполнил оглушительный, звонкий голос. Я не узнала его. Он мне был совершенно незнаком. – Всё будет хорошо! Я бы даже сказал – отлично!

Я подняла взгляд. На меня смотрел мужчина. Черты лица его казались знакомыми, однако я его точно не видела раньше.

– Вставай, Даниэлла, – мягко скомандовал он. – Дочери графа Марроу не пристало сидеть на холодном, грязном полу.

– Кто вы? – затухшая искра надежды вновь зажглась. Именно она помогла мне подняться на ноги.

– Ты не узнала меня? – тёмная бровь мужчины удивлённо приподнялась. – А впрочем, – он улыбнулся, – столько лет прошло, не удивительно, что ты не помнишь меня. Когда мы играли в садах Дэнсон-хаус, тебе было лет пять, если не меньше.

– Джереми! – в этот момент глаза у меня засияли.

– Верно, – мужчина улыбнулся. – Рад видеть свою кузину, однако не думал застать тебя в таких условиях.

– Долгая история, – к горлу подкатил желчный комок.

– Да, – Джереми потупил взгляд. – Я слышал. Приехал только час назад, а уже всё про тебя знаю.

– Слухи распространяются с невероятной быстротой, – кисло заметила я, поправив складки на юбке.

– Но наша Даниэлла не такая! – заступилась за меня Мотти.

– Знаю, – кивнул кузен. – А ещё знаю то, что наш "справедливый" капитан полиции довольно-таки хорошо знаком с сыном хозяина лавки. Они чуть ли не лучшие друзья.

– Мерзавцы! – выплюнула я. – Оба!

– Верно, однако нам повезло не меньше, – уголки губ кузена потянулись вверх. – У меня тоже есть хорошие друзья. Сегодня же обращусь к ним, и тебя выпустят.

Искра надежды загоралась всё сильнее. Она уже буквально полыхала в душе, однако вместе с ней появилась настороженность. Джереми Хилл – сын родного брата моей мамы, мой кузен. Что он делает здесь на севере?

– Ты правда мне поможешь? – мне не верилось в такую удачу. Казалось, что счастье давно от меня отвернулось.

– О, Двуликий! Почему нет, Даниэлла? Мы ведь не чужие друг другу люди!

– Спасибо, – в горле по-прежнему стоял тугой ком, и я никак не могла от него избавиться. – Спасибо, Джереми.

– Потерпи немножко. А потом мы с тобой поговорим, – кузен улыбнулся, приобнял Мотти, которая едва стояла на ногах и ёжилась от холода, после чего поклонился и вышел, оставив меня наедине с няней.

– Не понимаю, – я посмотрела ей в глаза. – Не понимаю, зачем он здесь?

– Джереми сам обо всём тебе расскажет и, думаю, ему можно верить.

– Расскажет? Что он должен мне рассказать, Мотти? – сердце застучало сильнее.

– Возможно, – няня улыбнулась, – с его приездом твоя жизнь изменится в лучшую сторону.

– Ты что-то знаешь? – я схватилась за прутья решётки. – Мотти, скажи!

– Даниэлла Марроу! – эхом разнеслось по коридору. На этот раз я узнала голос. Он принадлежал капитану полиции. Тщедушный, невысокого роста, сейчас казалось,  Генри Чарлсон стал ещё меньше. Будто на его плечи давил невидимый груз.

Мотти от испуга отшатнулась, я же стояла возле решётки так и не шелохнувшись.

– Какие-то новости? – я приподняла подбородок, видя, как капитан достаёт из кармана связку ключей. Неужели у кузена получилось? Да ещё так быстро!

– С вас сняты все обвинения, – голос мужчины дрожал, но эта дрожь была связана не с холодом. Что же произошло за те десять минут, когда Джереми покинул тюремное помещение? Какие связи подключил, если даже капитан полиции ведёт себя как нашкодивший щенок? В его взгляде читается страх. Страх за свою жизнь.

– Неужели полиция решила прибегнуть к голосу разума?

Ключ в замке щёлкнул, и дверь открылась.

– Вы свободны, – с шипением проговорил капитан.

Спорить я, разумеется, не стала. Подхватив под локоть Мотти, мы вместе с ней мигом покинули отделение полиции. А во дворе нас уже ожидала карета.

– Даниэлла! Мотти! – из окна экипажа показалась голова Джереми. – Скорее сюда, не нужно мёрзнуть!

После удушающего холода камеры я была рада оказаться в тёплом, пропахшем лавандой экипаже.

– Ну вот, – кузен широко улыбнулся, – мы снова встретились. На этот раз в более подходящей обстановке.

– Как? – пока это был единственный вопрос, который пришёл мне в голову. – Как ты это сделал?

– Я знаком с мэром города, и мне довольно быстро удалось убедить его, что тебя подставили. Виновные получат наказание, можешь не сомневаться.

– Не знаю, что и сказать.

– Ничего не говори, мы же семья.

Экипаж скользил по ночной улице с невероятной грацией. Шум колёс и цокот копыт звучали в такт, создавая монотонную, расслабляющую атмосферу. На улице практически не было прохожих, мир казался замедленным и умиротворённым. Мне удалось успокоиться и привести в порядок мысли.

Неужели? Неужели Двуликий Бог услышал мои молитвы? Хотя… Я украдкой взглянула на кузена. На его лице играла странная загадочная улыбка, а зелёные глаза смотрели на всё как-то отстранённо, будто кузен что-то основательно обдумывал.

– Зачем ты здесь? – это был второй по важности вопрос, который не давал мне покоя.

– Давай для начала доедем до вашего дома, – не переставая улыбаться, вымолвил Джереми.

Вся эта таинственность и недосказанность только подогревала во мне интерес. Хотелось расспросить обо всём прямо здесь и сейчас, однако я должна была держать лицо.

"Терпение и такт" – так всегда говорила Мотти. Несмотря на нашу ссылку, она обучила меня этикету, танцам, умению держаться в обществе. Не знаю зачем она так старалась. Быть может, надеялась, что мы сможем вернуться? Да вот только возвращаться нам некуда. Ни земли, ни дома: всё  было продано на торгах. Звучало это ужасно, но я давно смирилась с враждебной реальностью.