Наша кухня была крохотной и большую часть пространства занимала печь, которую давно следовало побелить. Но благодаря ей в доме всегда, даже в самые лютые морозы, было тепло и комфортно.

Поставив чайник и усадив Мотти на стул, лихорадочно принялась мерить шагами кухню. Я не знала, как рассказать о том, что хотела сделать. А рассказать всё же нужно… Как бы больно мне сейчас ни было. Я ведь до последнего думала, что Хаан мне поможет. Скорее всего, так бы и вышло, но этот дракон! Семь проклятий на его голову! И боги… Деньги! Я едва не взвыла.

– Дани, ты меня пугаешь.

– Я хотела снять браслет, ходила к одному беглому магу.

– Даниэлла! – Мотти резко встала, выпучив на меня глаза. – Ты… – женщина сделала глубокий вдох. – Ты с ума сошла?

– Знаю! – я капитулирующе подняла ладони. – Знаю, это было довольно безрассудно с моей стороны. Но… – несмотря на всю глупость поступка, у меня имелась парочка аргументов. – Я бы могла пойти работать к господину Берже, он ведь нанимает магов, а водники востребованы. Работая в лавке больших денег не заработаешь. А что мы будем делать зимой, когда дрова закончатся?

– Что-нибудь придумаем, – недовольно пробурчала женщина. – Но снимать браслет. Это незаконно.

– Про нас давно уже все позабыли.

– А если нет? Ты снимешь браслет, и к нам явятся законники? Что с тобой будет тогда? Даниэлла, – Мотти усилила тон, – обещай, что такого больше не повторится.

– Не повторится.

Да я и сама понимала, что поступился довольно безрассудно, но нам нужны были деньги.

– Дани, – няня подошла ко мне и заключила в объятия. – Нужно благодарить богов, что у нас хотя бы это есть. И то, что вас с леди не казнили, как вашего… – Мотти осеклась.

Об отце мы не говорили. Никогда. Существовали темы, которые не обсуждают.

– Я поняла, такое больше не повторится.

Объятия няни согревали. Я смогла успокоиться и принять факт своей беспомощности. Однако внезапно перед глазами возникла ослепительная вспышка, словно рядом с нами молния ударила, и в этой вспышке я увидела его лицо.

Слава богам, то был всего лишь морок. Странное наваждение из прошлого. Но даже он заставил всё моё тело сотрястись от ужаса. На секунду, всего лишь на секунду воздух стал таким густым, что буквально соткал образ Эймунда Тора – дракона и законника. Чёрные волосы, резкие черты лица, как у настоящего хищника, тонкие губы и… совершенно удивительного цвета радужки с вертикальной полоской то ли змеиных, то ли кошачьих зрачков. Его страшились люди и маги всего Эскена. В империи драконов водилось мало.  Большая часть из них жила за морем в Хаммерфелле. Поэтому, увидев сегодня в небе тёмную точку, я сразу опознала “старого знакомого”. Эймунд Тор – единственный драконорожденный Эскена, кто обладал иссиня-чёрной чешуёй. С другими его перепутать достаточно сложно.

– Дани, – Мотти посмотрела мне в глаза. Наверное, почувствовала мою дрожь. – Ты ничего больше не хочешь мне рассказать?

– Нет, – я замотала головой. – Ничего.

– Точно? – взгляд Мотти был таким пронзительным, что сердце у меня забилось ещё сильнее.

– Ты ведь знаешь, – я выпорхнула из объятий няни, словно испуганная птичка, – я тебя никогда не обманываю.

– И то верно, – женщина кивнула. – Тогда идём спать.

– Да, только я загляну к маме.

Комната мамы находилась на первом этаже. Здесь отсутствовали окна, а дверь мы всегда запирали, особенно ночью. Достав из кармашка ключ и засунув его в замочную скважину,  вошла внутрь.  Комната насквозь пропахла лечебными травами и отварами, но, к сожалению, ни одно снадобье не могло помочь маме. Когда магию запирают, человек постепенно сходит с ума, а кроме этого ситуацию усугубило то, что она в одночасье лишилась дома, мужа и положения в обществе.

Мне было больно видеть её такой. Болезнь прогрессировала с каждым годом всё больше и больше. Бывали моменты просветления, порой она даже узнавала меня, узнавала Мотти, к ней возвращалась память, но говорила она лишь о балах. Наверное, это были единственные утешающие её воспоминания. А бывали периоды, о которых даже думать страшно: мама поднималась с кровати и начинала крушить комнату. Она кричала, вопила, ногтями драла свою кожу, вырывала волосы на голове. И она не успокаивалась, как бы мы с Мотти ни старались. Поэтому по ночам и запирали комнату, чтобы она не разнесла последнее, что у нас было. Ужас, боль, страх – вот что она испытывала в эти моменты. Словами не передать, что я чувствовала во время маминых помутнений. Казалось, что наша жизнь превратилась в бесконечный цикл боли и страданий, и что мы никогда не найдем пути к выходу. Хорошо, что подобное происходило нечасто. Большую часть времени она вообще никак на нас не реагировала. Обычно мама сидела в гостиной поближе к кухне, с совершенно отсутствующим, безжизненным взглядом. Летом, когда погода была более-менее сносной, я выводила её на прогулки. Хотелось верить, что она чувствует приятный ветерок на коже, тёплые лучики солнца, мягкую траву у себя под ногами, шершавую кору дерева. Мне хотелось верить, что она по-прежнему живёт. Быть может, не со мной, не здесь, а где-то у себя в сознании, далеко-далеко отсюда…

Подойдя к кровати, я тихонечко опустилась на краешек. Мама спала мирным, спокойным сном. Казалось, что никакой болезни и нет – она просто спит. Как же мне хотелось, чтобы так и было.

Осторожно, чтобы мама не проснулась, я погладила её по ладони, а перед уходом укрыла дополнительным одеялом. Сегодня холодно, дождь опять-таки, а печь мы не разжигали в целях экономии. Вернувшись к себе в комнату, я ещё очень долго не могла уснуть: всё ворочалась и думала об этом драконе. Зачем он прилетал? Что ему вообще понадобилось на севере так далеко от столицы? Случайность это была или он действительно учуял, что я пыталась снять браслет?

Рука ныла и болела ещё несколько дней. Из-за чего случались неприятные казусы: то просыплю мешок с мукой, то случайно разобью банку с вареньем, пытаясь ухватить её с верхней полки. В общем, приятного мало.

– Даниэлла, какой ты стала неуклюжей, – укоризненно качала головой госпожа Эндрюс – управляющая лавкой. Она не принадлежала ей. Хозяином был господин Элайджа Брамс – тучный, с бегающими глазками мужчина. Он всегда привлекал внимание своей роскошной одеждой. Господин Брамс носил дорогие костюмы из лучших тканей, о которых мог мечтать каждый. Толстота его фигуры только добавляла выразительности образу, и он с гордостью демонстрировал дорогие украшения, золотые часы и перстни с драгоценными камнями. Однако за внешним лоском скрывался самый настоящий скряга. Господин Брамс всегда пытался наживиться на своих клиентах, предлагая товары по завышенным ценам. Он прекрасно знал, что другой бакалейной лавки в округе нет. Поэтому у людей попросту не было иного выхода.

– Простите, – я взяла тряпку и начала убирать за собой очередной кавардак. – Сама не знаю, что со мной.

– Благодари Двуликого, что хозяина на этой неделе нет, – кивнула женщина в сторону кабинета господина Брамса. – Иначе вышвырнет тебя. И не посмотрит, что ты работаешь тут… – госпожа Эндрюс задумалась. – Даниэлла, сколько ты уже здесь работаешь?

Я подняла голову над прилавком.

– Четвёртый год, – уверенно ответила я.

Я точно знала, сколько работала в лавке. Могла даже сказать число и месяц своего первого дня здесь.

– Боги, – управляющая хлопнула в ладоши, – уже четвёртый год пошёл. Как же быстро бежит время.

Да, время бежит нещадно быстро, словно река, несущая нас сквозь жизнь, не давая возможности остановиться и задуматься. Минуты сменяют часы, дни сливаются в недели, а годы проходят, словно мгновение. И ты уже не помнишь, что была когда-то и другая жизнь. Без голода и лишений. Но она больше никогда не вернётся. Кажется, я застряла в этой лавке навсегда, застряла в этом городе, и нет выхода.

Я с силой сжала браслет, сдерживающий магию. Боль прокатилась по телу, и осколки былой жизни врезались мне в сердце. Прошлое начало давить на мозг, словно шрам, который ещё не зарубцевался, и о котором невозможно забыть.