– Дело ведь в Актее Ламбезисе, не так ли? – Сокофон зашёл с козырей. Бил не в бровь, а в глаз – и с лёту.

– Не исключаю, – буркнул Киаф. – Даже после всего, что было, я ему не верю. Как мы “дружим”, никто не дружит.

– Правильно, – кивал призрак.

– Он меня использовал. И быть может, использует и сейчас. Ты об этом кое-что знаешь, я ведь прав? – предположил Флэй, степенно поддаваясь тону беседы, что навязали ему.

– Именно. Я знаю. Говорят, история обречена повторяться. Снова и снова. Снова и снова. – Возлюбленная улыбнулась Флэю снисходительно.

– То есть? – напрягся Альдред.

– Мы с Пращуром и правда были по одну сторону, – признал Сокофон. – В незапамятные времена. Его боль оказалась нашей созвучна. Кто-то выступил против Орвакона и прочих богов, кто-то – нет. Иерархический вызов – самый настоящий…

Шумы леса резко оборвались, потонули в голосах Бога Снов и его Киафа. Даже птицы прекратили своё пение вдали. Никто клювом по дереву больше не долбил.

Словно от этих двоих исходила зловещая аура, повергавшая зверей в ужас. Так и есть, но не до конца.

– Нас ждало поражение. Если бы не Прародитель, никто и не подумал бы пойти против себе подобных. Горе побежденным. Справедливо или нет, но кара снизошла только на Бога Смерти. Остальные легко отделались, низведенные до величин второго порядка. Ты уже об этом слышал, хоть и вскользь.

– Стало быть, с приходом Седьмой Луны Бог, который выбрал Актея, жаждет восстановить былые союзы? – подытожил Альдред.

– Это воля Граста, – согласился Бог Снов. – И в таком деле Актей Ламбезис – его лучший пособник. Сон и Смерть ближе, чем ты можешь себе представить. Быть может, иначе Киаф Пращура не стал бы над тобой виться, будто пчела над цветами.

– Получается, я для него… что-то вроде перспективы? – задумался Флэй.

Такое положение вещей ему не нравилось. Никому по вкусу не придется. Но то ли еще будет, стоило полагать.

– Все верно. Ты шёл по выстроенной им линии. Шёл все это время. Осознанно и неосознанно – попеременно. И в отношении тебя у архонта сложилось всё именно так, как ему хотелось. Разве ты не видишь? – Губы Мелины расплылись в улыбке опять.

– Это меня и смущает, – парировал Альдред. – Я бы хотел писать историю своей жизни. И не хотел бы отыгрывать роль в чужом спектакле.

– Ты выражаешься так… поэтично! – прыснул смехом призрак. – Но, Альдред, я умоляю, не разочаровывай меня. Смотришь глубже и дальше, чем большинство ныне живущих, – пускай. Надо бы тебе научиться и видеть суть…

– О чем ты? – Флэй нахмурил брови.

Дошёл до скал, препятствовавших дальнейшему продвижению наверх. Зрительно оценил их. Его глаза зацепились за уступы, по которым он мог бы забраться. Полез, не заботясь о том, как доберется до вершины Мелина. Флэй подозревал: пространство призракам не преграда. И был прав.

Пока взбирался, слушал рассуждения Сокофона:

– Взгляни правде в глаза. Он прямо на ходу выверял твой путь вплоть до утёса, где вы распрощались. Да, твоё появление в камере дознания – это подарок судьбы. Но что было дальше… стало его замыслом. Хитрым, стоит заметить: ни одной ошибки. А ведь и Богам свойственно ошибаться, они несовершенны.

Альдред хотел было рявкнуть на Сокофона, чтоб не ходил вокруг да около. Но увы, следил за конечностями, дыханием и усталостью, чтоб не свалиться вниз, не убиться так бездарно об камни, оставшиеся позади. Молчал и лишь пыхтел.

– Его сестра должна была умереть на Островах – так и вышло, хоть и без твоего прямого участия. Главное, что в преддверии Седьмой Луны сила, заложенная в тебе, начала приоткрывать истины, которые другим недоступны были. Там-то ты и начал свою мерную подготовку к Вознесению.

Резонно, про себя отмечал Альдред. Он ведь и сам подсознательно к этому пришёл. Теперь у него возник вопрос: это он оказался настолько чувствительным, либо же Бог Снов давал пищу для размышлений, сколько требовалось?

– Ты был всего лишь человеком. С человеческими изъянами, такой же слабый телом и душой. Киаф Смерти этим воспользовался правильно. Заставил тебя гнаться за ним через весь Город. К судну, где и настиг тебя, в конце концов. Там, где тебе явилась правда…

Этого следовало ожидать. И Альдред в том себе ясно отдавал отчёт, оборачиваясь на прошлое. Да только не сами слова представляли важность, сколько миг, поделивший на “до” и “после” саму жизнь его.

– Будь уверен. Это не Цанци тебя заразил. Не Валентино. Кадавры на саргузских улицах тоже ни при чем. “Сирокко” стал рассадником саргузской чумы. Усилил её чёрный нектар. И так уж вышло, что Пращур тебя заманил в самый рассадник заразы. Ты заболел там, на корабле.

Мелина рассказывала подоплёку минувшего десятиднева уверенно. У Альдреда не нашлось причин ей не верить. Всякой болезни требуется время, чтобы укорениться в теле человека. Здесь же состояние Флэя ухудшилось мгновенно.

Если миротворец чах медленно, но верно, то контролировать своё состояние Киафу давалось едва ли. Умирал заходами. Словом, всё сходилось. Да и оборвалось на удивление резко. Вряд ли это было чудо – скорее уж, рок. Наверняка злой.

– Ты правильно понял тогда. Чума – это рычаг давления. Посредством неё Актей Ламбезис подстёгивал тебя нестись, как барана, вперёд. Будто хлыстом. И ты шёл. Ровно туда, куда следовало. Встречал тех, кого должен был. Церковь Первых Уверовавших, бандиты Тринадцати, Ученый, чумной доктор, некромант…

– Хочешь сказать, Актей сам заразил меня и сам подвёл к исцелению? – кряхтя, осведомился Альдред.

Он добрался до вершины и лишь чудом поднялся на новую для себя высоту. Не успел он встать с четверенек, поднимаясь на ноги, как вдруг увидел перед самым носом лицо Мелины. Призрак смотрел на него со значением.

Миг – и с губ её сорвался фундаментальный вопрос:

– С чего ты взял, что тебя исцелил тот врач?..

– Кто, если не он? – озадачился Альдред, вставая в полный рост.

Задача не из лёгких, учитывая, сколько всего на его хребет навешано. Руки плетьми вело из стороны в сторону. Он выпрямился, глядя на призрак сверху-вниз. Мелина сделала шаг навстречу, пролонгируя зрительную дуэль.

– Вдумайся хорошенько в то, что я скажу, – настоятельно советовала кукла Сокофона. – Человек находит способ одолеть болезнь, созданную Богом. Человек. Одолевает. Болезнь. Созданную Богом Смерти. По-твоему, такое бывает?

Флэй тщательно поразмыслил над акцентами, что расставила возлюбленная. Не имел свойства верить в чудеса. Вернувшись трезвым рассудком в тот злосчастный день, он увидел своё исцеление в ином свете. И хотя выглядело всё правдоподобно или около того, если Пращур – и вправду умнейший из Богов, триумф Альдреда обесценивался разом. Былой вкус его победа потеряла.

– Разве нет? – неуверенно выдавил из себя Флэй, хмуря брови.

– Неважно, кто доктор Ван, кто – Фульвио. Учти виды Прародителя на тебя и меня. Пойми, что оба – всего лишь пешки в игре Бога Смерти, – холодно твердил Сокофон, приоткрывая завесу тайны перед своим Киафом. – Сколько бы звеньев цепочки ни связал воедино Пращур, они все вели к тебе. К моменту Вознесения. К удару, который ты нанёс Иоланте, и дал дорогу И… прочим Киафам.

Лицо Альдреда приобрело землистый оттенок от злости. Причина проста: его вверг во фрустрацию сам факт абсолютного бесправия.

Больно оттого, что не Альдред крутит Поломанный Мир. Хуже всего то, что даже не Поломанный Мир диктует ему направление, а кто-то другой.

Если каждый шаг его был заранее вымерен Актеем Ламбезисом, немудрено чувствовать собственную неполноценность. Ведь за право самостоятельно выбирать путь он и боролся с Инквизицией.

По-умному боролся. Не пёр, как безмозглый баран прям на ворота, нет. Он медленно, но верно выжидал момент, чтобы вырваться на свободу. Выдрать свой триумф зубами и когтями. Только вот пасти не хватило урвать целый кусок. И каждый раз об этом вспоминая, Альдред испытывал вполне физическую боль.

Все напрасно в свете слов, которые говорила первая любовь.