– Сколько ей осталось?
Элайджа спросил это так, словно не заметил, что мойра проснулась и слушала разговор. Так, словно ее не было вовсе. Предмет мебели! Не больше. А ведь когда-то она вершила судьбы каждого человечишка…
– Пару месяцев. Потом… Поздно ее привезли сюда.
– Мы что-нибудь придумаем.
Флоренс фыркнула, но охнула, едва кто-то отстегнул ремни. Она растерла затекшие руки, закряхтела, садясь на кровати.
– Ну? Злорадствовать пришли?
Как же она хотела их увидеть, узнать, как они изменились за эти годы, но могла только щупать воздух, ведь рядом с ней никто не стоял.
– Я должен кое-что рассказать. – Элайджа. Голос взволнованный. Что это он там собрался рассказывать?
– Это касается Блэр. Ее… – Флоренс расплылась в улыбке, догадываясь, о чем Элайджа начал говорить. – Ее души, вернее.
– Я старалась, дорогой Элайджа, – проворковала Флоренс, но зашипела, едва сильная рука схватила за шею, сдавливая так, что отняла возможность дышать. Она царапала чужую кожу, в ушах начало звенеть, но все резко прекратилось. Сквозь кашель она слышала, как Элайджа называл ее «психопаткой» и «стервой».
– Сука обмолвилась, что специально выбрала именно эту душу для нашей дочери, пообещала какой-то поворот. И, боюсь, она замешана в этом дерьме, иначе я не понимаю, почему Никлаус так интересуется Блэр.
Флоренс стерла слезы, откинулась на подушку, растворяясь в сладких словах. Хоть что-то она сумела сделать перед грандиозным провалом двадцать три года назад.
– «Никлаус», ты сказал? Тот самый старик, которому лет как этому бренному миру, интересуется нашей дочерью? – спросила Аврора, а Флоренс возликовала, слыша панику.
– И вы здесь, чтобы узнать, что я имела в виду, да? – спросила Флоренс. – А Клаус… Ох, Никлаус… Я бы на вашем месте не подпускала его к дочери.
Она услышала тяжелый вздох и фыркнула, понимая, что в этот раз выпад оставили без внимания. Кто-то грубо схватил ее за руку и начал разбинтовывать.
– Порезала вены ночью, – сказала Аврора, касаясь швов. – Чудом успели зашить. Если бы не Дарен, то мы бы изучали последствия ее смерти.
– Дарен? – уточнил Элайджа. – Хранитель душ, да? Надо будет ему выписать премию. И в отпуск отправить. После ночи с этой стервой…
– Может, хватит? – шикнула Флоренс, вырывая руку. – Я вообще-то здесь и слышу вас. И мой мозг достаточно хорошо себя чувствует, чтобы я могла думать.
– Это только потому, что я делюсь с тобой магией хранителя времени. – Аврора впилась ногтем в рану, заставляя Флоренс визжать от боли.
Мойра закусила язык. Она устала. Годы, проведенные в мире без магии, подарили ей столько боли и разочарований, сколько она не дарила ни одному своему актеру (ну, так она думала).
– У меня было три выкидыша, знаешь? – вдруг сказала Флоренс. – Я просто хотела ребенка. Я бы не стала вас больше тревожить – вы дали мне душу. Я…
Флоренс тяжело вздохнула, догадываясь, что жалости к ней никто не испытывал. Что она там придумала? Ах да. Аврору ослепил ее же отец, который до этого убил ее мать за то, что они провидицы. А потом и вовсе велел отвести в лес и убить. И все пошло наперекосяк, когда мисс слепую провидицу спас мистер изгнанный король, сломав гениальный замысел Флоренс… Она пыталась вернуть актеров на места, поправить сюжет и совершить поистине богоподобную пьесу, но… потерпела грандиозный провал.
– И? Мы должны аплодировать, что я взял судьбу в свои руки и спас невинную девушку от жестокой смерти, которую ты ей предрешила?
Холод в голосе Элайджи впился сосульками в тело Флоренс. Та тряхнула плечами.
– Все мы совершали ошибки, Элайджа. Меня лишили магии. Отняли у меня все. Так еще и душу подарили! Знаешь, как проще было жить без этого дерьма в груди? И могли бы просто оставить мне дочь. Герои, а! Ах какие герои! Отнять дитя у матери…
Флоренс зашипела, вновь ощущая руку на горле. Но в этот раз Элайджа не сжимал шею, позволяя дышать, трепетать внутри от счастья – она нужна им живой. Ну… до нужного момента, пока они не смогут убить ее, не боясь за Врата.
– После всего, что ты натворила, – заслужила. И твоя дочь выросла в любви и достатке. С тобой она бы никогда не была настолько счастлива.
– Дерьмовые вы герои, Элайджа.
– Какие уж есть. – Он выпустил ее горло, Флоренс растерла место, где еще вчера были порезы, тряхнула плечами, осознавая, как сильно ее ненавидят. – А теперь ты ответишь на мои вопросы. Ответишь верно – поедешь в наш дом, будешь спать в мягкой постели до последнего вздоха, получать вкусные ужины и гулять на свежем воздухе.
– А если нет? Убьешь? – прошипела она, приближаясь к Элайдже. Она нащупала широкие плечи, подтянулась, оказываясь так близко от его лица, что ощутила дыхание. Она лизнула его в щеку, приблизилась к уху и зашептала: – Мне нужна Дафна. Всего разговор. И я скажу все, что ты хочешь.
Элайджа вывернул руки Флоренс, укладывая на подушку.
– Не ответишь – ампутирую руки. Затем ноги. Жить будешь. Максимально долго. Без глаз, рук и ног. А в первую очередь отрежу твой жалкий язык.
– И женушка позволяет так общаться с ее больными? Ох, какая жестокая стала наша слепая…
– Заткнись просто.
Флоренс недовольно заерзала на кровати, слыша сталь в голосе Авроры. И когда эта слепая успела стать такой? Куда делись страх и волнение? Ах да… и не слепая она уже давно. Вот бы и мойре кто глаза сейчас подарил.
– Ты поговоришь с Дафной, если она сама этого захочет. – Флоренс вздрогнула, вновь слыша Аврору. Недоверчиво свела брови.
– Вопрос первый, – заговорил Элайджа, беря ее за локоть, чтобы считать эмоции. – Ты сказала, душа Блэр особенная. Почему?
Флоренс напряглась. Нельзя! Нельзя об этом говорить! Узнают и получат союзника! Элайджа тряхнул мойру, ощущая страх.
– Правду! – прорычал он.
– Я выбрала душу… – нехотя заговорила она, понимая вдруг, что мозг лишился извилин от паники. – Она… Ее душа очень древняя. Перерождение Любви: первой и единственной любви Никлауса. Я не знаю больше! Честно! Не придумала! Я никогда не планировала вашу дочь! Хотела лишь, чтобы Никлаус испортил вашу жизнь!
Элайджа тяжело вздохнул, Флоренс поняла, что он не верил.
– Что ты знаешь про Никлауса?
Флоренс расплылась в улыбке, понимая, что тут точно можно не врать.
– Он мой… так называемый отец. Я – сгусток отчаяния и ненависти, что породили он и Ненависть. Она меня заперла в Зазеркалье, чтобы я писала судьбы для всех в этом мире. Для ее детей – хорошие. Всех остальных – дерьмовые. А потом, решив, что я бессмертна, они сделали меня ключом для Врат. Я и была бессмертна, пока вы не уничтожили мое Зазеркалье и не лишили меня магии! Идиоты! Судьбы они сами захотели себе выби…
– Значит, Клаус участвовал в создании Врат?
Флоренс закусила губу, понимая, что сказала лишнего, но было поздно – Элайджа получил, что хотел, и выпустил ее руку.
– Справишься сама? Джейк должен был уже вернуться.
– Разумеется. Иди, – ответила Аврора.
Флоренс скривилась, слыша чмоканье, впервые радуясь, что больше не может видеть – хоть не лицезреет эти противные нежности. Подпрыгнула от хлопка двери.
– Я все еще здесь. И буду благодарна, если ты помолчишь во время капельницы.
В вену на сгибе локтя впилась игла, отчего Флоренс зашипела. Да, церемониться с ней явно не планировали. Она облегченно выдохнула, ощущая, как магия заструилась по венам. Чужая, но все же магия. Она придавала сил, дарила желание жить.
– Помолчу, если расскажешь, как слепая провидица стала главой больницы.
– Не ты сделала меня потомком Времени?
– Чтобы ты сдохла в нужное время, – шикнула Флоренс, вдруг злясь.
Аврора цокнула, но промолчала, даже не сделала больно. А Флоренс вдруг поняла, что ей нужно сделать. Как же удачно, что ее перевозят в дом, где она сумеет провернуть свой план и подведет последнюю пьесу к кульминации!
