Комната освещалась одной зачарованной свечой, тени плясали на стенах, что расписала Эйрин, сестра Даниэллы, которая все же исполнила мечту стать художником. Белые линии переплетались с розами, уходили к потолку завитушками, что мерцали, едва в комнату врывалось солнце или луна.

– Ты уверена? – спросил Джейкоб, когда Даниэлла села напротив. – Тесты на беременность давно завезли и в Соларис.

– Это скучно, – тряхнула плечами королева, которой не терпелось подтвердить не только догадку, но и узнать подробности, которые тест дать не мог. – Да и надо отдать дань уважения предкам. У хранителей принято узнавать о беременности именно так.

Джейкоб недовольно закатил глаза, но спорить не стал. Даниэлла догадывалась, что он не хотел, чтобы она калечила себя ради колдовства, но порезы давно ее не страшили, ведь она привыкла, что магия – это боль. Куда больше ее волновали способности, которые мог перенять ребенок. Если она вообще, конечно, беременна.

Они не планировали пополнение. Даниэлла знала, что Джейкоб давно готов, но ее душа хранителя жизни не желала так рано становиться матерью. Всего-то пятьдесят лет! Для того, кто может жить тысячу лет, – совсем детство! Это Джейкоб, хоть и получил с помощью хранителя времени лишнюю тысячу лет жизни, все еще оставался некромантом и в пятьдесят хотел бы уже нянчить первого внука.

Даниэлла коснулась живота, закрыла глаза. Она была уверена, что беременна. И дело было не в задержке, не в тошноте, она просто ощущала магию, что струилась по венам, словно лава, нагревая ее теплотой и любовью. В ней зарождался тот, кто унаследует королевскую магию.

– Дени, – Джейкоб коснулся ее руки, нежно сжал пальцы, а ей стало спокойнее, – я всегда рядом, любимая.

С ним она готова. С Джейкобом она готова на все, ведь знает, что он всегда будет рядом, поможет, поддержит, подарит свою любовь.

Даниэлла прижалась к нему, пытаясь унять колотящееся сердце. Все или ничего. Сейчас все решится. Принц или принцесса? А может… И тут Даниэлла поняла, что и правда готова, ведь едва подумала, что не беременна, сердце заболело, словно его резали, оставляя глубокие порезы.

– Хочешь я?

– Я сама, – прошептала Даниэлла и глубоко вздохнула, взяла ступку. – Да и не умеешь. Не мужское это дело.

– Ты всегда можешь меня научить. – Джейкоб щелкнул ее по носу. – Я быстро учусь!

Даниэлла качнула головой, вспоминая маму, что показала этот ритуал, едва дочери исполнилось пятнадцать.

– Нужен песок из источника жизни Эклипсиса – места, где зародилась магия и наши души, – заговорила Даниэлла, делая таинственные паузы, пытаясь соответствовать атмосфере спальни, залитой тусклым теплым светом, но едва сдерживала улыбку. – Кровь той, что хочет получить ответ.

Даниэлла потянулась за ножом, но не успела: Джейкоб вновь сжал ее ладонь. Она прикусила язык, а он сделал порез на ее запястье.

– Кровь пролью, чтоб весть узнать. Кровь и кровь, две души переплетены…

Даниэлла подняла брови, и Джейкоб сообразил, что пора и ему делиться кровью. Он даже не дрогнул, проведя по запястью, занес нож над ступкой, позволяя крови соединиться с песком из Эклипсиса и кровью его жены.

– Кровь и кровь, и мы узнаем, кто готов одарить нашу жизнь. Кровь пролью, чтоб ты явился…

Даниэлла замолчала и закрыла глаза, боясь смотреть на результат. Ступка выскользнула из рук, сердце колотилось.

– Серый – не беременна, – заговорила она тихо. – Голубой – мальчик. Светло-желтый – девочка.

Джейкоб обнял ее с такой силой, что едва не сломал ребра, но в его руках было так тепло и надежно, что Даниэлла не стала жаловаться.

– Это мальчик, да? – прошептала она, смахивая слезы.

Вместо ответа Джейкоб показал ей ступку. А она вновь коснулась живота, с трудом осознавая, что происходило. Голова кружилась, магия сходила с ума, заставляя метку на правом запястье ярко гореть. А в ступке сверкала голубая жидкость.

Принц. Будущий принц. И если он унаследует магию хранителя жизни, то станет следующим королем Солариса.

Блэр Блэк наблюдала, как Кристоф – хранитель жизни, что служил в королевской страже – застегивал пуговки штанов, довольно улыбаясь. Она хотела бы тоже радоваться, но ощущала пустоту, что уносила на дно океана, и заколачивала гвозди в крышку гроба с названием «здесь покоится мечта принцессы ощутить любовь».

В их отношениях была нежность, и Блэр это нравилось. Нравилось скрывать Кристофа от отца, который давал свободу, а потому не щупал душу; прятать от матери, которая бы ужаснулась, узнай, что дочь устала ждать любви и решила узнать, что такое секс, немного раньше. Блэр наслаждалась тайной, которую хранила, но больше всего любила разжигать адреналин, что струился по венам, когда они с Кристофом занимались любовью в особняке, не заперев дверь.

Но вот бабочки в животе не появлялись. Блэр даже не могла понять, любила ли Кристофа, ведь чаще ощущала… скуку. Он был слишком правильным, чопорным и… нежным.

Блэр натянула бретельки серебряного платья, поправила пышную юбку, надеясь, что она не помялась, и облизала губы, с которых стерлась помада.

– Это было потрясающе, принцесса! – Кристоф ласково поцеловал ее руку, не понимая, что душа принцессы требовала страсти, искр и безумия.

– Просто Би, просила же.

– Вы все еще моя принцесса. – Кристоф склонил голову и чарующе улыбнулся.

Блэр выбрала Кристофа за голубые искрящиеся глаза и улыбку, что сводила девчонок с ума. Хотела бы и она трепетать в ожидании новых встреч, краснеть, слыша его голос, и чтобы сердце забилось так быстро!..

– Плевать! – Блэр схватила Кристофа за подбородок и подтянула к себе. Вот бы он схватил ее за талию, прижал к стене, обсыпал тело поцелуями, не спрашивая разрешения! Вместо этого он смотрел в глаза, а она невольно считывала чужие эмоции: нежность, преданность и заботу.

– Ты не опоздаешь на ужин? – прошептал Кристоф, приближаясь. Их лица оказались совсем близко, она ощутила его дыхание, вдохнула аромат одеколона. И поняла, что пора все заканчивать.

Может, она вообще не умеет любить? Может, ей не дано испытывать это чувство?

– Крис…

Слова застряли в горле, а Блэр решила, что отпустит Кристофа чуть позже. Он заслужил еще один шанс! Вдруг, любовь зарождается не сразу? Вдруг, любви нужно немного помочь…

Блэр случайно укусила губу Кристофа, испугавшись хлопка двери. Щеки залил румянец, а сердце опустилось в пятки, едва она увидела отца, который, нахмурившись, оценивал ее избранника. Черные волосы едва касались плеч, закатанные рукава рубашки оголяли тату. Элайдже давно перевалило за тысячу лет, но морщины едва тронули лицо, рассеченное шрамом от правой брови до середины щеки.

– Мой король. – Кристоф склонил голову, подобрал с пола пиджак и, дождавшись кивка Элайджи, почти выбежал из комнаты.

Пожалуйста! Хотела страсти, поцелуев, а получила смущение и стыд. Блэр отошла к туалетному столику, покраснела еще сильнее, видя в отражении алые щеки и растрепанную прическу.

– У вас все серьезно?

Блэр повернулась к Элайдже, заметила его спокойный взгляд и выдохнула.

– Не думаю… – пробормотала она, вытаскивая помаду из косметички. – Нет, совсем нет. Хочу его бросить, по правде… но боюсь.

– Лучше сделать ему больно сейчас, пока он к тебе не привязался. Отпусти его, если не любишь.

Сильная рука сжала плечо Блэр, пробираясь в укромные места души. Она устало вздохнула: заслужила.

– Тебе идет красная помада, – сказал Элайджа, а Блэр встретилась с ним взглядом в зеркале и изумленно вскинула брови: он прочел ее смятение, желание любить и страх, но сказал про помаду?

– Винная, не красная.

– Для меня все красное. Не разбираюсь я в ваших девичьих цветах.

Они рассмеялись, а Блэр обняла отца, понимая, что любить она все же умеет. Ох как умеет! Хотя разве можно не любить такого отца?