– Помни, ты моя семья, моя кровь, слышишь? А Аврора – твоя мама, – шептал Элайджа. Блэр подошла ближе, коснулась руки сестры. – Ты – моя семья, и я люблю тебя. И знаю, что ты достаточно сильна, чтобы сейчас собрать эмоции в кучу, выкинуть их и сделать то, что должна. Поняла?

Дафна отстранилась, показывая заплаканное лицо, встретилась взглядом с Блэр, потом перевела глаза на Элайджу.

– К маме, да? В больницу?

– И как можно скорее. Справишься?

– Да, пап.

– Тогда вперед! Времени нет!

– Даф, все будет хорошо, – сказала Блэр, выдавливая улыбку.

Дафна кивнула, а потом махнула Филиппу, показывая, что пора выполнять приказ короля.

– Мне нужны твои крылья, – сказал Элайджа, едва они остались вдвоем.

Блэр невольно вздрогнула, ведь знала, что магия – боль. Помнила рассказ, как отец вырвал собственные перья, чтобы вернуть Авроре глаза. Догадывалась, как это… неприятно. Но потом вспомнила Клауса. Вспомнила, какой храбрый у нее папа. И уверенно кивнула.

Элайджа взял ее за руку, считал эмоции и провел по щеке.

– Только для усиления твоей магии, пчелка. Я бы никогда не просил твоей боли ради ритуала. Но мне все равно нужна твоя кровь. Из вены.

Блэр не сумела скрыть облегчение, закусила губу и протянула отцу руку, свела лопатки, вызывая крылья.

– Где он тебя касался?

– Плечо. – Она стянула рубашку, открывая отметины ногтей Клауса. Она вспомнила боль, едва выступила кровь, но вместе с ней – магию, необузданную, сумасшедшую, сносящую с ног своей силой.

Элайджа коснулся ее плеча, провел пальцем, вызывая остатки магии, отделяя от магии Блэр.

– Ты как это делаешь? – прошептала она, выворачивая голову, силясь увидеть, как отец выпускал из нее черно-серебристую нить.

– Что же я, не узнаю магию своей дочери? – улыбнулся Элайджа, наматывая нить на кинжал. – Сядь.

Блэр опустилась на траву, прося ноги так не дрожать, но сердце билось о ребра, царапая их одной мыслью о Никлаусе. И знать бы, что пугало сильнее: сами мысли о привлекательном мужчине или тот факт, что отец считывал ее эмоции. Элайджа молчал, но она догадывалась, что разговор будет позже.

Мерцание крыльев согревало, освещало лес, укутанный сумерками. Блэр вздрогнула, закусила губу, когда отец сделал порез на ее запястье. Кровь капала на траву, на колени, но она изумленно наблюдала, как по крупицам из нее выходила магия, чужая, та самая, что так кружила голову; она оплетала кинжал, смешиваясь с кровью.

– Кровь и кровь, чтоб он нашелся, – заговорил Элайджа, – кровь и кровь, а мой кинжал – компас. Я узнаю, где тот, кто таит в себе хаос.

Элайджа положил кинжал на траву. Тот завертелся, сначала с дикой скоростью, но потом все медленнее, пока не остановился, указывая на север.

– У Коры где-то на территории? – пробормотал Элайджа, хмурясь. – Что ж. Помощь не помешает. Соскучилась по любимой тетушке с зелеными волосами? Уверен, она тебя пирожками угостит, как любящая бабушка.

Блэр немного расслабилась: отец шутит, а значит, все не так опасно. Ну, подумаешь самого Хаоса ищут? Он же им помог. Правда?

– Доедем до куда сможем. Потом пойдем пешком. Готова? Можешь лететь домой, если хочешь. Но при тебе компас указывает направление точнее.

– Нет! – Для убедительности Блэр помотала головой. Элайджа тяжело вздохнул, коснулся ее руки. – Я с тобой!

– Тогда поехали. Пока магия не развеялась.

Блэр перехватила руку отца, вторглась в его эмоции, пытаясь понять, чего ждать. И устало понурила голову, ощущая его тревогу и страх за нее.

Они шли по территории Коры. Постоянно петляли, ведь натыкались на болота. Элайджа периодически клал кинжал на землю, чтобы убедиться, что они движутся в правильном направлении, высматривал богиню, надеясь на помощь, но та к ним не выходила. Иногда он сдирал запекшуюся кровь с раны на плече дочери, чтобы выудить еще магии Хаоса. Блэр послушно закусывала губу, позволяя делать ей больно. Понимала, что так нужно. И понимала, что заодно отец считывал ее эмоции, уже зная, что юное сердце заинтересовал Никлаус, но ничего не говорил.

Когда Элайджа в очередной раз остановил Блэр и кивнул на ее плечо, она сдернула рукав, сама сковырнула ногтем кровь.

– Боль делает нас сильнее, пчелка, – сказал Элайджа, вонзая в рану подросший ноготь. Блэр не выдержала и зашипела. – Научись не замечать ее.

– Ты из меня воина хочешь сделать? – прошептала Блэр, надеясь, что отец не слышит, как дрожал голос.

– Ты живешь в мире, где есть магия: никогда не знаешь, когда наступит новый конец света. И в тебе больше нет магии Хаоса.

Вздох облегчения сорвался с губ: не придется снова терпеть боль. Блэр побежала за отцом, что успел уйти вперед, торопясь найти Никлауса до того, как испарятся последние частички магии.

– Пап? – Блэр натянула рукав рубашки, что уже пропиталась кровью. – Поговорим? Я знаю, ты знаешь.

– Не о чем говорить.

Блэр покрылась мурашками, ведь никогда не слышала столько холода в голосе Элайджи. И если до этого она отнекивалась от чувств всеми силами, то теперь выпустила их, словно в отместку отцу, который впервые был настолько прямолинеен. Всю жизнь он учил, что она вольна делать, что хочет, совершать ошибки, учиться на них, падать, но подниматься, но не сейчас.

– Пап! Я же не виновата! И я…

– Мы найдем Никлауса, узнаем, что ему нужно, как спасти Врата, но ты не будешь с ним общаться наедине. Поняла?

Элайджа остановился так резко, что Блэр врезалась в его спину, ойкнула и схватилась за правую руку. Отец заметил кровь, что текла из-под рукава, удрученно вздохнул и оторвал край своей футболки.

– Я не планировала ничего, – пробубнила Блэр. – Я просто… просто… Он помог нам!

– Он стар, как этот мир, пчелка. И сейчас он пытается втянуть нас в свою игру. – Элайджа спустил рукав ее рубашки, протер рану. – Он будет манипулировать. Ему что-то нужно, понимаешь? И ты – слабое звено.

Грудь Блэр сдавило от обиды. Элайджа обвязал ткань вокруг плеча, закрывая пульсирующую рану, разъеденную магией.

– Он помог нам.

Элайджа повернул Блэр, поднял за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.

– Никлаус интересен тебе, потому что он – загадка. Ты привыкла, что любого парня читаешь, как открытую книгу, всегда знаешь, что им от тебя нужно. Тебе с ними скучно. Ты слишком юна и сейчас хочешь не любви, а эмоций. Чего-то, что заставит адреналин бурлить в венах. Ты хочешь кого-то, кто заставит тебя гадать, что же чувствует человек, чего он хочет от тебя. Понимаешь?

Блэр обиженно мотнула головой. Все не так! Она хотела узнать, кто этот Клаус, что ему нужно. И посмотреть еще раз на эти ямочки на щеках. И в эти глаза… Элайджа, считав ее эмоции, покачал головой.

– Я запрещаю тебе сближаться с ним. Он разобьет тебе сердце.

– Ты сказал, я в праве выбирать!

– Но не того, кто старше тебя на несколько тысяч лет. И я даже не могу сказать на сколько.

– Ты говорил, это нормально!

– Но не когда это человек, который зародил жизнь!

– Ты знаешь его?

– Нет. Но его знает Николас. И, по его словам, Хаос уснул, когда были созданы Врата меж мирами. С тех пор его никто не видел. Все были уверены, что он умер.

Блэр отступила от отца, понимая, что ничего не понимает. В голове не укладывалось, что Клаусу может быть так много лет, что он мог столько повидать и даже участвовать в создании Врат. Он выглядел не старше сорока, а его глаза и вовсе горели жизнью, словно он молод, полон надежд и планов на будущее.

– То есть, следуя твоей логике, маме надо было бежать от тебя?

– Да. Бежать без оглядки.

– Но она осталась! И смотри, что вышло!