— Пора инвестировать деньги в дело, приятель. Давай-ка покажем класс этой горе!

Пит стоял с каменным лицом и, прищурившись, смотрел на далекую вершину. Я почти видел, как он мысленно представляет себе маршрут и восхождение, изображая сосредоточенность. Всегда глубокомысленный, он никогда не был таким импульсивным, как я, но в тот момент он был лет на 50 старше, — по крайней мере, он так выглядел. Посмотрев на часы, мой приятель ответил:

— Двадцать шесть километров за четыре часа. Это минимум шесть с половиной километров в час. Нет проблем, давай сделаем это!

Запустив секундомеры, мы вышли на дистанцию, держа вполовину медленный темп, чтобы дать организму время включиться в работу, и чтобы кровь разогналась по всем мышцам и суставам. Уже через десять минут мы перешли на полную скорость, где-то между полубегом и силовой ходьбой, чередуя их, чтобы приноровиться к местности. Фокус заключался в том, чтобы поддерживать хороший устойчивый темп на протяжении всего марша — двигаться как можно быстрее на подъеме, очевидно, несколько замедляясь по мере увеличения уклона, легкий бег на плато и полный бег на спуске. Только так можно было поддерживать необходимую среднюю скорость на протяжении всего маршрута.

Через час мы добрались до первого серьезного препятствия на пути, известного как «Лестница Якова» — название, которое точно описывает способ, необходимый для преодоления этого препятствия. Хотя это был небольшой участок холма, всего около 50 метров, он представлял собой почти вертикальный подъем по огромным разбросанным валунам, которые не обеспечивали легкого пути к вершине, лежащей всего в нескольких метрах дальше.

Мы с энтузиазмом взялись за «Лестницу Якова», но вскоре сбавили темп буквально до переползания: жестокость подъема вызвала жестокую физическую расправу над организмом, которая обернулась потерей скорости. Что было еще хуже, на обратном пути потерю времени невозможно было отыграть, так как на спуске нужно было соблюдать осторожность, а не гнаться за скоростью.

Преодолев «лестницу», я двинулся к вершине, стремясь достичь ее первым и желая снять напряжение со своих кричащих квадрицепсов и икр. Остановившись на гребне, я повернулся, ожидая увидеть Пита рядом с собой, но он все еще находился далеко. Обычно либо я опираюсь на плечо Пита, либо он на мое, и мы вдвоем подгоняем друг друга, поэтому видеть его отстающим было крайне необычно.

Отметив время остановки, я крикнул в его сторону несколько подбадривающих слов.

— Давай же, старый негодяй, у нас не так много времени!

Не успели эти слова сорваться с моих губ, как я заметил, что идет он не слишком свободно. Веселость тут же сменилась озабоченностью.

— Что случилось, приятель?

— Я поскользнулся и вывихнул колено. Чувствую, оно уже начинает опухать.

На минуту мы замолчали, не желая признавать последствия этого происшествия. Прежде чем сбросить «берген» и достать небольшой медицинский пакет, я снова засек время.

— Закатай штанину, я забинтую колено. По крайней мере, это уменьшит отек.

Как и при любых травмах мягких тканей, лучшим решением для контроля травмы и восстановления было лечение по методу «РАЙС».[51] Об отдыхе, льде и поднимания места травмы на данном этапе не могло быть и речи, но, по крайней мере, наложение компрессионной повязки в какой-то мере помогло решить проблему.

Пит опустил свой «берген», сел на него и сделал все, как я сказал. Достав из упаковки эластичный бинт, я туго перевязал колено, стараясь как можно меньше ограничивать приток крови к этой области.

— Не так уж и больно, — сказал он, — но рисковать не стоит. Я собираюсь бросить это и не спеша прогуляться до машины. — Хотя он этого не произнес, я понял, что он очень зол на себя. — Ты остановился всего на пару минут, так что иди; увидимся на том конце.

Я смотрел на него с минуту, прежде чем ответить.

— Хорошо. Только постарайся туго не затягивать. До отбора у нас еще есть время, так что паниковать не стоит.

С этими словами я снова поднял свой «берген» и на полной скорости отправился вдоль хребта по направлению к «Стори Армс», стремясь наверстать упущенное время и стараясь не думать о последствиях травмы Пита.

Половину пути я преодолел за достаточно хорошее время, десятиминутный привал на вершине не оказал никакого влияния на мой прогресс, но не это стало реальным показателем моего успеха. Настоящим испытанием характера стал повторный 60-градусный подъем обратно на вершину. Следующий час показался мне целой вечностью, грудь вздымалась, а ноги кричали от постоянного напряжения при подъеме, но я достиг вершины Вана, не сбавляя темпа, и теперь мне оставалось только спуститься вниз к автомобилю.

Когда я вернулся, Пит лежал рядом с машиной, сняв рубашку, и загорал — без сомнения, «сливался в единое целое с природой». Мы все знали, что внутри него живет постоянно подавляемый хиппи, который только и ждет, чтобы вырваться наружу.

Освобождая ноющую спину от груза, я бросил «берген» рядом с машиной, одновременно сверяясь с секундомером.

— Три часа 25 минут. И это с учетом короткой остановки на вершине. Ну что, задницу мы надрали, — произнес я, ни к кому конкретно не обращаясь. Ни для кого, кроме меня, не имело значения то, что психологический барьер успешно преодолен. Я чувствовал себя сильным, уверенным и воодушевленным. Последние сомнения были развеяны, и я знал, что готов.

Травма Пита оказалась достаточно серьезной, чтобы на неделю выбить его с тренировок в горах, но интенсивный режим физиотерапии, дополненный плаванием, очень быстро вернул его в строй. Тем не менее, это оказалась достаточно сильная встряска, чтобы подчеркнуть для нас обоих важность концентрации на поставленной задаче, особенно при переноске тяжелых грузов.

Мы решили, что оставшиеся недели до отбора не требуют столь интенсивной программы тренировок, и пришли к выводу, что, просто продолжая тренировки, мы сможем поддерживать свой нынешний уровень, не достигая пика физической формы слишком рано и не перегорая. В недели, предшествующие «тестовой неделе», будет более чем достаточно холмов для подъема.

Стирлинг Лэйнс, 2-е августа 1990 г.

На первом построении группы кандидатов на отбор 2/90, собравшейся на четырехугольном плацу на Стирлинг Лэйнс, мы с Питом заметно выделялись. Стоя в своей боевой камуфлированной униформе, лишенной каких-либо знаков различия, которые могли бы показать нашу принадлежность к роду войск или к какой-то воинской части, мы удостоились более чем нескольких любопытных взглядов.

Создавалось впечатление, что здесь в той или иной форме представлена вся Британская армия. Некоторые из представленных кокард на фуражках, на наш неосведомленный и невежественный взгляд, были, мягко говоря, странными, и я по сей день не знаю, каким полкам они принадлежат. Как и следовало ожидать, здесь было немало парашютистов, собиравшихся в небольшие группы. Представители Парашютного полка, вероятно, составляли около 40 с лишним процентов личного состава 22-го полка САС.

Была проведена перекличка, и нас распределили по различным командам, выделив комнаты в казармах. Казармы были разделены на комнаты по десять человек, и, распаковывая свое снаряжение, я размышлял о том, сколько из этих койко-мест будет занято через четыре недели.

Я всегда твердо верил в первое впечатление. Как только я вошел в свою комнату, я оценил окружающих меня парней и сразу же взвесил их шансы, — что, уверен, было взаимным. Как потом выяснилось, наша команда оказалась очень сильной, и к концу тестовой недели большинство из десяти коек были по-прежнему заняты. Однако этого нельзя было сказать о комнате Пита: к концу игры он остался последним.

Отбор начался на следующий день, и стартовал он со стандартных армейских тестов по физической подготовке: короткий марш-бросок с оружием, который нужно было выполнить менее чем за два часа, и бег на две мили, который нужно было выполнить менее чем за девять минут. К моему удивлению, некоторые с этими заданиями не справились, и их сразу же выставили за дверь.