Он отломил кусок от каравая, потом передал дальше. Коврига пошла по рукам. Вскоре командир спешился. По приглашению Каврия последовал за ним. Они поднялись на возвышение.

— Дорогие братья и сестры, к нам пожаловали долгожданные гости. Самому старшему из них, командиру, я даю слово. Он хочет что-то сказать, — объявил Каврий.

Красный командир внимательно посмотрел на сельчан, улыбнулся. Кашлянул в кулак и начал:

— Дорогие мои, от имени всех нас поздравляю вас с восстановлением в вашей деревне Советской власти. И я, можно сказать, ваш односельчанин. Первый раз я прибыл сюда поневоле несколько лет назад. А сейчас — с освободителями. Помните, наверно, латышского парня, который, находясь здесь в ссылке, вместе с вашими мужьями работал на лесных разработках. Тем латышским парнем был я — Янис Крейтусс.

— Янис! Сыночек ты мой! — выкрикнула пожилая женщина.

Все повернулись к ней. Это была тетушка Овыча, мать Йывана. Расталкивая людей, она подошла к командиру и крепко обняла.

— Это я! Я! — улыбаясь, похлопывал Янис тетушку по спине.

— Сыночек ты мой! — крикнула снова тетушка Овыча, не в силах удержаться от рыданий.

— Тетушка моя, неужели я настолько изменился, что ты меня оплакивать решила? — улыбаясь и обнимая Овычу, спросил Янис. — Я это, я! Ну постарел, ну виски седые. Чего же убиваться?

Никто из крестьян и думать не мог о такой встрече. Все были изумлены, узнав в командире близкого всем человека — Яниса Крейтусса. Никто не остался безучастным — ликовали, заглядывали ему в лицо, старались подойти поближе.

Каврий, пунцовый, словно ошпаренный, не знал, что предпринять. Не признал бывшего каторжанина, ай-ай! А теперь он красный командир. Такой поворот дела Каврия нисколько не устраивал. И насильственная улыбка уже не получалась, и слова он растерял. Хоть бы провалиться на месте!

— Сыночек, сыночек мой! — рыдала тетушка Овыча.

— Ну что ты плачешь? Все плохое пройдет.

— Горе пришло в нашу семью! — глотая слезы, говорила старушка. — Мигыта силой увез Лайму и Пиалче... Не пускает домой, звериная душа!

Яниса будто током всего пронзило. Он почувствовал, как невыносимая боль распространилась по телу. Лицо его побледнело и стало мрачным. С трудом оторвался от тетушки Овычи и бросил взгляд на Каврия. Тот как волчок крутился на месте.

— Йывана нет как нет! — продолжала плакать тетушка Овыча, не замечая происходящего.

— Он очень скоро вернется! Ты успокойся... Я дело говорю... Вернется твой сын в край родной... С победой! — Янис, уговаривая мать Йывана, постепенно приходил в себя.

— Спасибо, спасибо, сынок! Счастье, что ты явился. Порядок наведешь.

Янис попросил тишины. Все смолкли.

— Теперь вы видите, — начал Янис, — все мы очень близки друг другу. Тетушку Овычу я считаю матерью, а Оксю — сестренкой. Федор Кузнец был для меня братом, дядюшка Тойгизя — отцом. Пиалче — моя жена. Когда я уезжал из Нурвела, многие вышли меня провожать. Многие тогда даже плакали, не хотели отпускать. И сейчас я тоже вижу на ваших глазах слезы. Но теперь слезы не горькие, а радостные. Тогда, провожая меня, вы делились со мной хлебом-солью, а сейчас так же встречаете. Большое-большое спасибо вам, дорогие мои...

Толпа зашумела.

— И тебе спасибо!

— За все спасибо!

— Ты и друг наш, и брат, и сын!

— А что же, друзья мои, среди вас я не вижу всеми любимого старичка — дядюшки Тойгизи? — Какое-то мгновение Янис смотрел на примолкшую толпу, потом прокашлялся в кулак. — Может, Каврий скажет, где он?

Вопрос был неожиданным, и Каврий замялся. Его смуглое лицо покрылось потом, а на лбу жестче выступили морщины.

— Язык мой не поворачивается произносить это имя, — забормотал он. — Старик скверно со всеми обошелся. Он не оправдал... В бандита превратился. Помог другим бандитам украсть собранный продотрядом хлеб. Убил нашего уважаемого председателя сельсовета Федора Кузнеца... Бросил в горящий амбар. А потом скрылся.

— А ты не врешь? — раздался среди полной тишины вопрос командира.

Каврий перекрестился.

— Истинный бог, не вру! И другие так же скажут, спроси у любого.

— Значит, дед скрылся, говоришь? — спросил Янис.

— Скрылся.

Сткуда-то из толпы выскочил Эвай.

— Врет черный Каврий! — звонко крикнул он.

— Кто врет, я?! — крикнул Каврий.

— Ты! — Эвай указал на него пальцем, — Я ведь уже говорил вам, дядя Янис!

Каврий всполошился:

— Слышите, люди добрые, что говорит этот щенок?!

— Тихо! — крикнул командир, обращаясь к Каврию, — Умей слушать других! Эвай, не бойся, подойди поближе, расскажи, как было дело.

— Черный Каврий все врет! Не верьте ему! Я все видел сам... Зерно мы сторожили с дедушкой Тойгизей. Ты тогда, черный Каврий, пришел к амбару в полночь. Подошел к двери. Позвал сторожа. Дедушка к тебе навстречу вышел. Ты велел ему открыть амбар, он отказался. Потом раздался выстрел. Я видел, как обошлись вы с дедушкой. Все сам видел! Сильно испугался тогда и побежал в деревню. Сообщить отцу. Отец сел на лошадь, ускакал к амбару. Вы его убили. Убили и бросили в горящий амбар.

— Врешь! — прошипел Каврий.

— Не вру!

— Дорогие соседи, этот мальчишка в смерти отца винит меня, — заголосил вдруг Каврий. — Врет он, истинный бог, врет!..

Неизвестно откуда незаметно появился дядюшка Тойгизя.

— Не прибавляй себе грехов, Каврий! И так твоя ноша — полна! Как только выдерживаешь такой груз? А?

Все оторопели. Кроме Эвая, никто не знал, что дядюшка Тойгизя жив. Каврий сперва остолбенел, потом попытался улизнуть, но его вовремя схватили красноармейцы. Тойгизя теперь подошел к Каврню поближе. Снял рубашку.

— Видите, сельчане, это подарок Каврия. Вот сюда попала пуля, а вышла — на другой стороне, — показывал свои раны старик. — Целились-то, видать, в сердце, но промахнулись. Меня бросили в яму, посчитали мертвым. А я, смотрите, жив, выкарабкался из ямы-то.

— Вот так, дорогие мои, — снова начал командир. — Теперь судите сами, кто вам Каврий: друг или враг.

— Падаль! — кто-то крикнул из толпы. — Расстрелять его!

Мужики навалились на Каврия и крепенько связали.

— Глаз с него не спускайте. Он будет держать ответ перед революционным законом!.. А теперь по коням! Хоть времени в обрез, но визит его сыночку нанести необходимо — слишком большой должок за ним значится. Получить необходимо. — Янис лихо вскочил на коня и вылетел на дорогу, оставляя за собой лишь клубы пыли. Отряд направился к дому Мигыты...

Так и не удалось Йывану Ваштарову доехать до родного дома, что от Казани — рукой подать. Не отпустили!.. Но что поделаешь, коли время такое горячее! За Советскую власть народ бьется. Вот война и мотает людей по просторам матушки-России. Теперь красный латышский кавалерийский полк, где первым эскадроном командует Йыван, стоит уже в городе Свияжске.

А в маленьком доме на далекой латышской земле, занятой врагом, часто вспоминают Йывана дядюшка Мартынь, тетушка Марианна и Зайга, вырвавшие его из лап смерти. Особенно вспоминает Зайга и... ждет.

Об этом Йыван, сидя сейчас в полутемной комнатушке, читает в письме, которое девушка прислала в ответ.

— Дорогая моя, — сказал он вслух невольно. — Потерпи немного. Как только мы покончим с врагом, приеду биться за тебя...

РОМАНЫ А. ЮЗЫКАЙНА

У каждого писателя своя дорога в литературу. А. Юзыкайн, автор четырех романов, пришел к созданию масштабных, многоплановых произведений своим путем, но в то же время чем-то близким и для других марийских писателей. Его путь лежал через малые жанры литературы. От первых стихов, относящихся к 1947 году, до появления в печати первого романа в 1967 году прошли два десятилетия, наполненные напряженным трудом, поисками той внутренней сути, того главного стержня, которыми определяется истинное лицо художника. Эти поиски привели к созданию эпических произведений с широким, многогранным авторским взглядом на прошлое и настоящее своего народа, с глубоким проникновением во внутренний мир человека, с ярко выраженным социальным и нравственным его обликом, приметами национального характера, богатством художественных красок.