Ничего не поделаешь! Таков ритуал, и так уж от многого отступили. Вера требует соблюдения своих законов. Коли их не исполнить, на всех большая беда может нагрянуть.

Народ готовился. Все приводили в порядок хозяйство и дом; мыли пол, потолок, стирали. Иначе нельзя, бог грязи не терпит. Женщины варили квас, готовились печь блины, согласно древним обычаям.

На четверг все было приготовлено. Каждый, кто верил и не верил в моление, уже не мог идти на попятную.

К назначенному дню с вечера стали стекаться крестьяне из окрестных деревень. В основном шли пешком. В деревне Нурвел останавливались у родных или близких знакомых. Иначе не могло быть — каждый должен был вымыться с утра в бане.

В противном случае нарушившие обычай окажутся проклятыми богами, и никогда не познают они счастья. Кроме того, их и на том свете ждет кара. Многие в это верили.

И молодежь охотно выполняла все обряды, но втайне ждала для себя интересного забавного зрелища. Нельзя же ведь жить только в печали? Можно иногда и развлечься.

Шелык олмо^[8] возле деревни Нурвел подготовлено к церемонии. Посреди поляны расчищено место для костра. Здесь же лежат заготовленные березовые дрова. Так полагается: костер — большой или маленький — должен гореть до самого конца обряда.

Занялся день. К восходу солнца на поляне собрался народ. Выстроились шеренгами в три ряда лицом на восток против будущего костра.

Костер пока не зажигали, но все было приготовлено — охапка лучин, горящая свечка. Огонь добыли еще вечером, как полагалось по обычаю, — от трения. Лишь такой огонь считался священным и, как говорит предание, таит в себе волшебную силу, способную победить любое зло.

Люди терпеливо ждали. Все молчали, кое-кто переговаривался шепотом. Вместе с другими в первом ряду стояли тетушка Овыча, Оксий и Пиалче.

Они пришли сюда принять участие в общем молении, но в душе желали здоровья и благополучного возвращения своим — Йывану и Янису.

Явился на этот языческий праздник и православный священник Онуфрий — на сей раз не побрезговал варварским обрядом. Уж он-то, конечно, не верил в пользу этого моления, однако сменил рясу. Пришел, как все, одетым по марийскому обычаю — в белом, чистом, даже блины принес. Молча занял место в шеренге. И языческие жрецы согласились с его присутствием.

— Пусть и нашему богу помолится, — изрек один. — Авось польза будет.

Людей собралось видимо-невидимо. Многие пришли из дальних деревень за двадцать — тридцать верст. Шли, чтобы участвовать в молении, выпросить у богов доброй жизни. Просить, чтобы было покончено с войной, чтобы кровь больше не лилась. А заодно уже напомнить богам о ниспослании дождя, хорошего урожая, приплода скоту.

В этот ритуал включились не только марийцы. Вот в одном ряду с тетушкой Овычой стоят русские женщины.

— И вам разве марийский бог помогает? — спросила одна старушка.

— Я не знаю, помогает он или нет, — ответила одна из них. — Вот пришли испытать. Не зря же говорится, что бог один. Но каждый народ называет его по-своему. Целыми днями Христу молимся. Но помощи нет как нет. Двоих сыновей проводила в солдаты. Оба погибли. Напрасными оказались мои молитвы. На той неделе третьего забрали. Может, ему, третьему, марийский бог поможет. Но не похоже что-то, чтобы боги думали о нас — марийцы мы, татары или русские.

Пиалче на все смотрит с большим интересом. Еще бы! Она впервые присутствует на таком величественном зрелище. Молодая женщина, как и все другие, собравшиеся на поляне, стоит лицом к утренней заре и ждет появления солнца.

Заря волнует ее, тревожит. Грустно у Пиалче на душе. Не верит она в такую помощь — ее друга нет как нет, сколько ни молилась! Вот сейчас она здесь и тоже надеется — а вдруг...

С приближением восхода люди немного повеселели. Ведь появление солнышка всегда радует. Пиалче часто встречала его по утрам, работая во дворе. А вечерами она провожала солнце, любовалась закатом, вечерними красками неба. Там, где солнце садилось — родина ее Яниса. Он много раз говорил об этом. И были дни, когда они смотрели вслед солнцу вдвоем, а вон уж сколько долгих вечеров она все одна и одна.

На горизонте засветилась солнечная дуга. Пиалче перевела взгляд на главного жреца — он взял лучину и торжественно поднес к священному огню. Лучина от свечи запылала, а жрец не торопясь нагнулся, поджег лучинки под дровами, что-то нашептывая. Костер вспыхнул буйным пламенем, приветствуя восход солнца.

Пиалче не отрываясь следила за действиями жреца. Вот он распрямился, что-то тихо сказал стоявшим рядом. Двое подошли к старику ближе. Один из них протянул главному палку. Жрец, опять что-то причитая, сунул ее в костер. Она загорелась. То же немедленно проделал он с другой палкой. Оба горящие факела он передал своим помощникам. Они втроем повернулись к людям. Подталкивая друг друга — не все же знали правила, — собравшиеся на моление опустились на колени, Пиалче последовала их примеру. Она только теперь заметила, что перед молящимися на земле стояли миски с блинами.

Жрецы снова повернулись к костру. Переводя взгляд с огня на солнце, старший жрец воздел руки кверху.

— О великий и могучий бог солнца! — громко проговорил он. — Мы собрались сегодня на твой праздник. Ты — отец света, тепла и жизни! Весь наш народ пришел к тебе со свежеиспеченными блинами. Просим тебя принять наше угощение и послушать слова, что вырываются из наших душ.

— Посмотри-ка, великий бог наш, на народ свой, и ты увидишь, как он истово молится, — в один голос сказали два жреца с пылающими факелами в руках.

Кое-кто из стоявших на коленях стариков склонился до земли в поклоне. Многие последовали их примеру.

— Молимся тебе, всемогущий наш бог! — прозвучали отдельные голоса.

Пиалче, стоя на коленях, внимательно наблюдала за всем происходящим.

Жрецы ходили с факелами вдоль рядов и что-то приговаривали. Что именно, Пиалче не смогла разобрать. Их перекрыл голос главного жреца.

— О великий наш бог, — возопил он. — Все, что есть вокруг нас, да и мы сами, созданы тобой. Не будь тебя, не было бы трав, деревьев, колосьев, скотины, зверей и птиц. Не было бы и земли нашей! Ты творец всего. Мы сегодня все собрались, чтобы славить тебя! Хотим показаться тебе! Не осуждай нас, не гневайся. Принесенное нами угощение — плод нашего повседневного тяжелого труда. Мы встречаем тебя хлебом. Для нас, великий бог солнце, нет ничего выше тебя и выше хлеба. Прими наш подарок, не осуди нас, всемогущий бог.

Пиалче показалась таинственной эта торжественная церемония. Глядя на невозмутимые лица стариков, она сохраняла серьезность.

Главный жрец перешел на левый край шеренги. Тут же ему подтащили огромную деревянную чашу, и в нее он стал перекладывать из мисок блины, принесенные участниками церемонии. Когда жрец подходил к концу первой шеренги, деревянная чаша наполнилась доверху.

Жрецы продолжали ходить взад-вперед с горящими факелами. Они монотонно пели молитву, из которой Пиалче поняла, что они прославляют и просят милосердия у бога Перке юмо — хозяина молнии, грома и дождя.

Закончив сбор блинов, главный жрец подошел к костру. Взял несколько блинов и поднял глаза к небу.

— О великий и всемогущий бог солнца! — опять зычно выкрикнул он. — Мы тебя первым угощаем священными блинами. Бери! Ты — наш создатель, ты — наш защитник. Нас не так уж много сюда собралось! Нет наших сыновей. Они — на войне... Сохрани их от смерти и ранений! Помоги, наш добрый бог, покончить с войной! Останови бога войны! Лишь на тебя, всемогущий, надежда. О великий бог, не гневайся на людей! Измучился наш народ, хочет покоя. Прими наше небогатое угощение.

Главный жрец бросил блины в костер. Оба его помощника преклонили колени. Один за другим все участники моления тоже становились на колени.

Главный жрец усердствовал, молил у Перке юмо хорошего урожая. И обращался к другим богам с разными просьбами.

Все слушали жреца. Встав с колен, кланялись. Кланялась и тетушка Овыча, и Оксий, и Пиалче — вслед за другими.