— Пойди отдохни немного, мама, — предложила Зайга.

— Пожалуй, прилягу, — согласилась она, — посплю самую малость.

Тетушка Марианна, как только добралась до постели, мгновенно уснула. А раненый вдруг зашевелился, открыл глаза. Старался поднять голову. Видимо, стал приходить в себя.

— Воды! Воды! — попросил он по-русски довольно громко.

Из соседней комнаты дядюшка Мартынь быстро принес кружку. Раненый попытался приподняться. Но дядюшка Мартынь не позволил, как всегда, осторожно поил его из ложки. И все-таки, сделав усилие, раненый прильнул к кружке губами, сделал несколько глотков. Вновь откинулся на подушки и замолк. С этого дня больной начал говорить. Он произносил обычно несколько слов на непонятном для семьи Мартыня языке.

Иногда дядюшка Мартынь, увидев, что раненому лучше, спрашивал его имя, откуда он. Но офицер не отвечал — либо память потерял, либо ему еще трудно было говорить. Хозяева ломали голову, какой же национальности их гость. Слова, которые еле выговаривал больной, были совсем незнакомые. А иногда он что-то бормотал по-русски.

Очень хотелось узнать, кто же перед ними. Ясно пока одно — он офицер русской армии. Об этом свидетельствуют золотые погоны на его мундире, который сейчас аккуратно висит на стуле. Наконец дядюшка Мартынь осмелел и решился заглянуть в его сумку. Там обнаружил какую-то тетрадь с записями. На обложке крупно выведено: «Что несет нам эта война?»

Прежде чем приступить к чтению, дядюшка Мартынь задумался: написано-то по-русски, а говорит офицер чаще на другом языке. Дядюшка Мартынь без очков не очень хорошо видел, а они куда-то задевались, но мало-помалу разбирая строчку за строчкой, он понял, что перед ним в сухих и, казалось бы, маловыразительных словах раскрывался целый мир армейской жизни, ему незнакомый и этим весьма интересный.

Зайга отыскала очки, дядюшка Мартынь водрузил их на нос.

«Стало известно, — волнуясь, начал читать вслух старый латыш, — что в местечке Олайне Кекава в атаку брошены тринадцатая Сибирская стрелковая дивизия, первый Усть-Двинский и второй Рижский латышский стрелковые батальоны. Наступление началось на рассвете, и оно уносит уйму народа. — Дядюшка Мартынь поднял глаза кверху, стараясь представить, сколько же людей погибает только в одном бою. — Солдат гонят в атаку небольшими группами, враги их, как мух, уничтожают. Это настоящее предательство, но почему-то преступника не наказывают. Солдатская братия не верит больше в свои силы и не верит командирам. Сколько трудностей одолели, но впереди полная неизвестность. Говорят, что мир наступит тогда, когда врага разобьем. А как его разбить? Нет смысла в этих словах. «Победа должна быть!» — истерично кричат некоторые офицеры. Но эта «победа» нам грозит настоящей бедой. Все дошли до крайности. Только при одном слове «мир» на сердце делается чуть легче. Но никто не говорит сейчас о мире. А подлость высших чинов следует за подлостью. Еще неизвестно, кто захлебнется».

Мартынь перевернул несколько страниц и с удивлением прочитал: «Наши солдаты готовятся к братанию с немецкими. Один наш солдат выбрался из окопа, встал во весь рост и затянул: «Из-за острова на стрежень». Постепенно из окопов начали выходить и немецкие солдаты. Наши и немцы осторожно сближались, улыбались друг другу, говорили что-то на своем языке. Завязалась дружеская беседа... больше знаками.

Вдруг вражеский солдат крикнул по-русски:

— Долой войну! Мир!

Солдаты обменивались подарками, а наши командиры бесновались:

— По окопам марш!

С вражеской стороны тоже доносились отрывистые крики. Солдаты нехотя начали расходиться. Через несколько дней всех солдат с передовой заменили... Скоро по окопам стали появляться воззвания против войны, за мир. Офицерам в листовках угрожали «деревянным крестом», если они будут гнать в наступление. Все чаще и чаще стали раздаваться голоса против начальства. Командование пытается пресечь революционную деятельность, которую развернули большевики в воинских частях...»

— Папа, как он не боится такую тетрадь при себе носить? — удивилась Зайга.

— Молчи, дочка, лучше спрячь подальше, — заговорщицки произнес Мартынь.

— Если мы спрячем тетрадку, он сразу догадается, что мы читали ее. Лучше положим тетрадь в изголовье.

Раненый офицер, услышав шепот, громко вздохнул и открыл глаза. Он пришел в себя и настороженно огляделся, стараясь понять, где находится. Никак не мог сообразить, как очутился здесь, на удобной постели. Сначала решил, что видит сон. Но, рассмотрев старика, прячущего что-то за спиной, вдруг понял — жив, и все происходит с ним наяву!

Офицер расслышал шаги — кто-то осторожно ступал по половицам соседней комнаты... Это Зайга выходила из дому. «Я вижу, я слышу, я жив», — пришла радостная мысль... Он попробовал заговорить.

— Где это я нахожусь? — спросил по-русски.

Старик озабоченно посмотрел на раненого.

— В моем доме, — ласково ответил он.

— А как вас зовут?

— Мое имя Мартынь. Зови — дядюшка Мартынь.

— Мне чудился медведь, собака, а я не в лесу — в доме... Чего только не померещится в бреду!

— В таком состоянии всякое может быть, — отозвался дядюшка Мартынь. — А как тебя-то зовут?

— Жил в наших краях один охотник... — быстро заговорил раненый. — А медведь каждое лето к нему в гости наведывался... Я вас за этого человека принял...

— Тебе не трудно говорить? — поинтересовался дядюшка Мартынь.

— Нет, уж очень долго я молчал, по-моему...

— Ну, так расскажи о дружбе охотника с медведем. Только, когда устанешь, передохни.

— Так вот, — начал раненый. — Не знаю, от, кого уж он там, спасаясь, бежал куда глаза глядят, но только заскочил медведь во двор к охотнику. Тот сумел его как-то приручить. Но ведь у зверя повадки звериные. Летом он жил во дворе охотника, а осенью уходил в лес, зимовал в берлоге, — раненый умолк.

— Потом доскажешь, — предложил дядюшка Мартынь, — поспи немного. Скоро есть будешь...

— Да нет, я не устал... Все это к добру не привело, — продолжил раненый. — Охотники подняли медведя из берлоги... Решили полакомиться медвежатиной. Они не знали, что медведь верит людям. Подстрелили, но не убили. Медведь сам на них напал, хоть и был смертельно ранен. С обоими разделался, хотя сам истекал кровью. Во двор своего друга еще приплелся, там и испустил дух. Старше охотник никак в себя не мог прийти от горя. Все себя винил — приручил зверя, зверь людям верил... И вот тебе...

— А охотник сейчас жив?

— Сейчас не знаю... Вроде старик был крепкий. Если ничего не приключилось с ним, жить должен... Шкуру с того медведя он снял, обработал, подарил мне. Она хранится в моем доме. Мать ее проветривает, чистит... Мне и почудилось в лесу, будто тот медведь, живой, пришел ко мне с охотником и спас. А еще с ними собачонка была — веселая такая, суетливая... Чего только в бреду не повидаешь! А вы меня подобрали на поле?

— Нет, мы тебя нашли за четыре версты от места боев. Лежал ты в лесу возле ручья.

— Да, да... Видно, там почудились медведь и собака.

Дядюшка Мартынь улыбнулся:

— Они тебе не почудились. Тебя как раз нашла собака. Она тебя, обессиленного, спасла от смерти. И медведь у меня живет ручной. Дружат они с собачкой. Может, и он к тебе подходил...

Раненый подумал, что старик хочет его развеселить — сказки рассказывает.

— А откуда же медведь? — все-таки спросил он недоверчиво.

— Живет у нас в доме, — ответил дядюшка Мартынь.

— У вас?.. Как у нашего охотника?

— Вот поэтому и интересен мне твой рассказ. Да, Лацис летом живет у нас во дворе. А с ним собака Пусик. А на сосне гнездится еще и аист.

Раненый с удивлением посмотрел на старика. Видимо, никак не мог ему поверить.

— А увидеть их можно?

— Почему же нельзя! Конечно, можно.

Старик встал со стула, подошел к окну. Раненый с живым любопытством следил за стариком глазами.

— Зайга! — позвал он дочь.

— Иду, папа!

— А ну посмотри, какая радость — наш больной очнулся. Моим рассказам не верит. Хочу показать ему Лациса и Пусика. Приведи их...