Из родных мест на фронт приходят вести, что дома ждут, не дождутся своего кормильца — сына, мужа, брата. Богатеи все к рукам прибрали, дыхнуть не дают. Когда же кончатся эти муки? Сколько же терпеть вынужден народ? Ведь ему никакого житья не стало.

А по пыльным дорогам все дальше от дома шагают и шагают сотни, тысячи мужчин. Что их ждет? Никто равнодушно смотреть не может на юные, хмурые лица, на ясные глаза, которые могут померкнуть, на стройные тела, которым, может, суждено скоро покоиться в земле... Вот и призывают большевики положить конец этому кошмару.

— Ох, нужен, нужен Лачплесис, — озабоченно произнес Мартынь. — Да где же он? Что-то не видно, не слышно.

— Лачплесис есть, Мартынь, — уверенно заявляет учитель.

Старик махнул рукой.

— Не говорил бы ты лишнего!

— А я говорю — есть, — настаивал Ян Алексеевич.

— Во сне ты его видел, что ли?

— Почему во сне? Наяву. Так же, как тебя сейчас. А почему ты не веришь?

— Да где ты мог его видеть, может, скажешь?

— На съезде социал-демократов.

Дядюшка Мартынь от души расхохотался:

— А ты чего там делал, на съезде-то?

— Как говорится, уму-разуму набирался, — добродушно ответил Ян Алексеевич. — Что ты, Мартынь, думаешь, Лачплесис по сей день сражается с черным рыцарем? — учитель заглянул в самые глаза Мартыня. — Он давно с ним покончил! Знай это... Мне посчастливилось увидеть другого Лачплесиса. На съезде. Он сильнее и умнее нашего во сто крат. Трудно обо всем рассказать простыми словами. Он — Лачплесис всех угнетенных народов. Родом с Волги. Есть такая великая русская река. Да ты ведь знаешь... Он задумал для всего российского народа добиться счастливой жизни: сбросить царя, разогнать помещиков. Богатства страны будут принадлежать народу. Всех, кто живет чужим трудом, заставят работать. Угнетенный обретет свободу, каждый станет хозяином своей судьбы. И земли, и леса, и реки, и озера — словом, все будет народное... Имя тому Лачплесису — Ленин. Владимир Ильич Ленин...

Дядюшка Мартынь не перебивая слушал Яна Алексеевича.

Теперь заговорил он:

— Мне ясно, — Он улыбнулся. — Я тоже кое-что слышал... И не зря, видать, говорится в народе, что наши древние боги поднялись против наших исконных врагов — потомков крестоносцев... Понимаю, понимаю, Ян, что это легенды. А в жизни, видать, и враги почуяли силу нового всемогущего русского Лачплесиса.

— Все мы сейчас связываем свои надежды с Лениным...

Дядюшка Мартынь поерзал на бревнах.

— Чего уж тут скрывать? Ведь все помалкивают, но давай говорить начистоту, кто не слышал о Ленине?!

Друзья еще немного поговорили, и Ян Алексеевич распрощался со старым приятелем. Оставаться на хуторе учителю было рискованно. А старый Мартынь, продолжая сидеть на дровах, все размышлял над тем, что только сейчас услышал от Яна.

Бои шли верстах в четырех от хутора. Дядюшка Мартынь, тетушка Марианна, Зайга вслушивались в страшные, будто бы приближающиеся звуки, но уходить на восток не пожелали. Остались дома... Дядюшка Мартынь мог гордиться своими женщинами. Обе они — и жена и дочь — не плакали, не кричали, старались не выражать своего горя вслух. Они мало говорили между собой, но понимали друг друга с полуслова.

Вдруг гром сражения стал заметно стихать. «Неужели поворот?» — надеялся каждый, но говорить громко опасались, только переглядывались. Видно, враг потерял много сил — приостановил наступление. Изуродованная, многострадальная земля, три дня и три ночи сжигаемая огнем, больше не дрожала от взрывов. Над ней растекалась звенящая тишина.

На затихшее поле боя собрались жители близлежащих хуторов. Раненых уносили. Ходят, всматриваются в убитых, ищут — нет ли своих. Да как узнать своего среди сотен изуродованных трупов!..

Дядюшка Мартынь с женой и дочкой бродят по полю вместе со всеми.

— Жить должен наш Янис! — сказала тетушка Марианна.

— Он будет жить, — твердо заявила Зайга.

Тетушка Марианна взглянула на дочь.

— Умереть не должен...

— Сколько убитых! — бормотал дядюшка Мартынь. — Сколько пролито крови! Трудно представить...

— Их скоро зароют, — сказала тетушка Марианна. — Ничего им теперь не надо.

— А они-то нужны, нужны живые! — почти выкрикнула Зайга. — Нужны матерям, отцам, женам, братьям, сестрам, детям, нужны, как нам нужен наш Янис...

Прошло несколько дней. И дядюшка Мартынь стал понемногу приходить в себя от пережитого потрясения, и на душе вроде полегчало. Нет уже того напряжения, как в те дни, когда доносился гром войны. Тетушка Марианна и Зайга хлопочут по дому.

А Мартынь ходит по двору, проверяет, все ли на местах, будто отлучался надолго. Но в хозяйстве полный порядок. А тревога, смутная, неясная, все же не покидала его. И не только страх за Яниса, будто что-то мешает старику или чего-то не хватает. Иногда в душе поднималась такая тоска, что все валилось из рук. И он топтался без толку, разыскивая то, чего и не терял вовсе. И вдруг взглянул на сосну.

Дерево как дерево — вверху колесо, а в нем гнездо. «А где же аист? — озадаченно спросил себя старый Мартынь. — До осени еще далеко. Куда же он улетел?» Попытался вспомнить, когда видел птицу последний раз в гнезде. Сообразить не может. Что за напасть?

— Пожалуй, давненько я его не видел! — сказал Мартынь вслух, но тут же мелькнула мысль: «Аисты попусту гнезд не покидают. Не к добру это!»

Коли аист улетел — беды не миновать. Проверено веками! И говорить тут нечего. А ежели аист прилетит — счастье дому принесет. Не зря каждый хозяин весною на крыше дома или во дворе на дереве для его гнезда место готовит — колесо. Каждый старается заманить птицу. И когда во дворе или около поселится аист, на душе становится веселее. И кажется, что дела в хозяйстве идут удачнее, и цветы растут пышнее, и земля родит лучше... И на душе радостно.

И дядюшка Мартынь любит своего аиста. Но сегодня его нет. Какую еще беду предсказывает? Старик старается, чтобы домашние не заметили, что гнездо пустует.

— Почему же его нет? — спрашивает он себя без конца. — Куда улетел?

Бродит Мартынь вокруг дома, места себе не находит. Выбежала из двери Зайга.

— Пусик! — крикнула она. — Пусик! — повторила уже испуганно. — Пусик, Пусик! Папа, ты не видел его?

— Что-то не замечал, — ответил Мартынь. — Мы тут закрутились, а его, по-моему, давно нет. А Лацис где? Может, убежали вместе?

Зайга разволновалась:

— Да, ведь и Лациса нет...

Через открытое окно Марианна услышала разговор мужа с дочерью. Вышла во двор.

— Ну что вы огорчаетесь? Убежали — вернутся. Свой двор они ни за что не покинут. Вернутся, не беспокойтесь, вернутся!

По правде говоря, тетушка Марианна сама себя утешала.

— А аист где? — вдруг спросила Зайга, поглядев на сосну. — Ведь аиста тоже нет.

— Да, да! — проговорил Мартынь. — Видно, куда-то улетел... Ненадолго. — Он скрывал, что не видит птицы уже несколько дней.

В доме поселилась печаль. Проходит день, второй, третий. Нет ни аиста, ни собаки, ни медведя... Видно, вспугнули их взрывы. Наутро четвертого дня Зайга полола грядки в огороде, вдруг подняла глаза на сосну — там аист!

— Аист прилетел, наш аист прилетел! — радостно крикнула она.

Аист как ни в чем не бывало сидит в своем гнезде и смотрит круглым глазом на молодую хозяйку.

— Папа, мама, наш аист прилетел!

На голос дочери тут же выбежали из дома дядюшка Мартынь и тетушка Марианна. Они были счастливы видеть аиста. У всех полегчало на душе.

— Я же говорила, что прилетит, вот и прилетел, — сказала тетушка Марианна. — Вот увидите, скоро прибегут и Пусик с Лацисом.

Мартынь утвердительно кивнул:

— И я так думаю.

Зайга даже прыгала от радости. Как не веселиться, раз аист вернулся — значит, в семье будет полное благополучие.

Все в доме ликовали. И петух не остался в стороне, своим громким «кукареку» известил о радостном событии. Петухи из других дворов откликнулись: дали знать, что они разделяют общее ликование. Жизнь продолжается!