Хозяин сменил гнев на милость, лицо озарилось улыбкой, будто пахнуло на него прошедшей молодостью, хоть в ссылке и молодым тянуть лямку нелегко.

Он охотно расспрашивал Йывана о том, как теперь живут в тех краях, где он так маялся много лет назад. Попытались даже отыскать общих знакомых, но таковых не нашлось.

Старик остался доволен своим нежданным знакомцем и снабдил Йывана необходимыми эскадрону продуктами: хлебом, солью, картошкой. Сколько же было ликования, когда Йыван вернулся к своим с провизией! Устроили пир на славу: на всех хватило.

Вечерело. Командир долго колебался, но все-таки принял решение готовиться к переправе через болото. Ждать больше нельзя. Враги могут сжать клещи, и тогда поспешное бегство приведет к гибели...

Он повторил уже знакомое многим:

— Мы в кольце. С трех сторон немцы, впереди болото. Если вступим в бой — мало надежды на то, что хоть один из нас останется в живых. Болото есть болото. Незнакомое... Топкое... Верст на десять-пятнадцать тянется, а в ширину — более трех верст. Но рискнуть придется — иного выхода нет. Иначе не жить нам на белом свете. Значит, вперед! Двигаться осторожно, с умом. Оказывайте помощь друг другу. Ну, с богом!

Эскадрон медленно двинулся через болото. Кавалеристы вели лошадей в поводу. Все твердо знали — болото местами непроходимое, поэтому выверяли каждый шаг, осторожно нащупывали почву.

Шепотом предупреждали, если оказывалась топь. Кто увязал, помогали выбраться. Вытаскивали коней сообща — с ними потруднее! Но животные будто чувствовали опасность — не было слышно ржания, только грязь хлюпала под копытами.

Видимо, враг не ожидал от русских такого смелого решения, о себе никак не заявлял. Все обошлось как нельзя лучше. К утру усталые, измученные, но живые и невредимые солдаты эскадрона добрались до своих. С превеликой радостью встретили в полку прославленный эскадрон. Командир полка уже не надеялся на возвращение эскадрона. Хоть это и не положено было, но он даже расцеловал Кучевальского.

— Спасибо за проявленную храбрость! — воскликнул он. — Вы будете представлены к награде.

И вот сейчас для Йывана и его соратников наступили дни короткого отдыха. Со своим земляком Никоноровым, марийцем из деревни Морки, блаженно разлегся на траве.

— И думать не думал, что я такой душегуб, — вдруг сказал земляк, исподлобья поглядев на Йывана.

— Что такое? — удивился Йыван.

— Да знаешь, не дает мне покоя один случай. Я как-то ненароком врагу пикой в рот угодил. Проколол насквозь. Страшно было смотреть, как он мучился. Как вспомню, с души воротит...

— А ты забудь, — посоветовал Йыван. — Разве ты в убийстве виноват? Война виновата!

Никоноров задумался.

— Так-то оно так, — заговорил он снова. — Немец-то очень уж молод был. Мать, поди, и его со слезами на фронт провожала.

— Все может быть... И тебя провожали со слезами.

— Ну, скажи, зачем она нам, эта война?

— Нам-то она с тобой не нужна. А царям нужна, видать. Они ее и затевают.

Никоноров только вздохнул глубоко... Война продолжалась. Йыван, присмотревшись к командиру эскадрона, теперь захотел о нем побольше узнать. Оказалось, Кучевальский сам из простых. Говорят, из мужиков. Родом из Белоруссии. Вначале на военной службе был рядовым. После шести лет на действительной сдал экзамены на прапорщика. На очередной переподготовке показал высшее мастерство в джигитовке, ему поручили руководить учебной командой в полку, где готовились войсковые кадры. После трех выпусков унтер-офицеров его самого послали учиться в офицерскую кавалерийскую школу. Он оказался очень способным — учился блестяще. Вскоре его назначили командиром эскадрона.

Кучевальский был знающим офицером. В его эскадроне людских потерь было значительно меньше, чем в других. И коней он как-то умел беречь. Йыван гордился своим командиром, старался подражать ему.

— Что ни говори, наш командир — опытный вояка, — рассуждал как-то старый бывалый солдат. — Ты, Йыван, молод еще. Но заметь — наш командир не терпит трусов. Выказывает им свое презрение. Помнишь, каким был у нас Николай Коренко? Не раз командир сердился на него, налагал взыскания, ругал. Коренко всегда пытался от всех отстать, плелся где-то сзади. А когда видел врага, стрелял не целясь, пригнувшись к седлу.

— Так ведь он убит, — сказал Йыван.

— В судьбу мы, конечно, не верим, — продолжал собеседник Йывана. — Но бывает так, что не хочешь, да поверишь. В перестрелке Коренко был трижды ранен и скончался в госпитале. «Трусы — те же предатели, — всегда говорит наш командир. — И тех, и других обязательно постигнет кара».

— Да, отличный у нас командир! — согласился Йыван.

Старый солдат усмехнулся.

— Все равно, как бы ни был хорош командир, дома-то лучше, чем на войне... Так домой охота!.. Я уже давно служу. Вдруг накануне моего увольнения началась война, и мы, старики, вместо дома на фронт угодили. И кому только такое кровопролитие нужно?

— Ты о чем это? — изумился Йыван.

— Скоро поймешь о чем, — сурово произнес старый солдат. — Сколько людей гибнет напрасно! Сколько отцов и матерей своих сынов теряют! Сколько жен война делает вдовами! Сколько детей остается сиротами!

Долго размышлял Йыван над словами старого солдата...

Йыван очутился на самом трудном участке — кавалерийский отряд всегда на передовой. А враг все наступал. Техника у него подвижная и мощная. Бьет бесперебойно. Кавалеристы много раз наносили немцам контрудары. Но сложное это дело. Нужно действовать согласно с другими частями. А тут необходима хорошая связь. Установить же ее в условиях боя трудно.

Йывана направили связным в казачью часть. Он знал, что в действующей армии связного на каждом шагу ждет опасность. Он должен не только быстро и точно выполнять поручения, но и уметь ориентироваться на местности, помнить расположение частей.

Прибыл Йыван в казачью часть, и есаул немедленно вызвал его к себе. Расспросил, кто он, сколько служит. Йыван отвечал живо, бойко, без запинки.

— Умеешь ли читать топографическую карту? — неожиданно осведомился есаул.

— А что ж, можно попробовать, — ответил Йыван. — Многому уже научился.

— Вот мы здесь находимся, — есаул, развернув карту, ткнул пальцем.

— А штаб нашей части вот здесь, — указал Йыван.

— Да ты шибко грамотный! — удивился казак. — Из простых солдат мало кто умеет читать топографическую карту.

Йыван своей сообразительностью поразил есаула. Он внимательно посмотрел на драгуна.

— Молодец! Иной офицер так быстро не сориентируется.

Есаул послал за подхорунжим. Тот не заставил себя долго ждать. Вошел, отрапортовал.

— Сейчас мы вас обоих проверим, — сказал есаул.

Он задавал вопросы, выяснял знание топографии у обоих. Йыван нисколько не уступал сопернику. Наоборот, и знал больше, и оказался более находчивым. Есаулу Йыван явно пришелся по душе. Вскоре он вызвал его к себе и вручил бумагу.

— Это — секретное донесение, — пояснил он. — Вражеская артиллерия в составе пятнадцати батарей ведет интенсивный огонь по расположению двух наших пехотных дивизий. Потери огромные. Донесение надо немедленно доставить в ваш штаб. И смотри, будь внимательным в дороге! — прибавил есаул, похлопывая Йывана по плечу.

Вихрем помчался Йыван выполнять задание. Он твердо знал — донесение надо вручить как можно скорее. В случае если он попадется в руки врагов, бумагу обязан уничтожить. Но рвать ее в клочки и выбрасывать категорически запрещено...

Видимо, Йыван рожден был под счастливой звездой — беды миновали его в дороге. Донесение подоспело вовремя — немецкой артиллерии был нанесен сокрушительный удар.

Однако, несмотря на частые успехи и подвиги русских солдат, немцы неуклонно наступали. Русские войска оставили Варшаву, а затем Новогеоргиевск и отошли на линию Рига — Ковно, Брест — Ковель. Комендант генерал Григорьев сдал Ковенскую крепость врагам без сопротивления со всем оружием и провиантом.

В армии начались брожения. Неуклонно росло недовольство войной, особенно среди солдатской массы. Всех тянуло домой — к семьям, к земле.