— Ну, ну, послушаю, — заинтересовался Янис, надеясь отвлечься.
— Собрались древние боги к повелителю — богу богов, — торжественно заговорил дядюшка Гунар. — Всемогущий бог неба Перконс примчался верхом самым первым... Он первым являлся всегда — отставать никогда не любил. На синем коне появился бог воды — Патримпс, попозже бог подземного царства Паколс — на черном, как ночь, скакуне. А следом бог моря Антримпс — на сером красавце примчался. А богиня песни Лиго на крылатом своем прилетела. И дочери света на желтом коне прискакали.
На вершине холма седовласый отец — бог богов — восседает. По правую руку — Перконс и Патримпс, а по левую — Паколс и Антримпс. А дочери их, сыновья — поодаль присели на землю.
— Прошу вас послушать меня, — так начал седой повелитель. — Уж семь с половиной веков миновало, как злые духи сковали в дубовой колоде Лачплесиса и бросили в воды реки Даугавы. Подумайте, боги, как славный народ наш страдал эти годы. Всегда умывался слезами и потом, а кровь проливал за свободу. Над ним чужеземцы глумились, смеялись, топтали в грязи его честь. Земля наша стоном стонала, рыдала. Людей же пытались в рабов превратить. Разили людей непослушных, топтали, земле предавали. Народ так сражался-боролся, себя защищал он бесстрашно! Разбил крестоносцев проклятых в бою под Сауле. Ливонский тут орден возник. В союзе слились меч кровавый и крест вероломный. И в споре кровавом был орден Ливонский разбит. И Рига свободною стала. Свободной, но только недолго — враги страну вновь одолели...
Лишь русские, вышвырнув всех из страны чужеземцев, ее латышам возвратили. И голову вновь подняла красавица Рига, и наша страна возродилась. Вздохнули свободнее люди — работали, сил не жалея. Но наши богатые земли влекли к себе рыцарей прежних потомков... И вновь зазвенели мечи — война началась не на шутку. На нас наступают, все-все по дороге сметая. Детей, стариков убивают. Людей оставляют без крова, без пищи. О боги, нам надо вставать на защиту Отчизны. И русский народ — это наши и други и братья. Должны заодно с ним подняться, иначе не будет нам счастья. Иначе — погибнем. Польются кровавые реки... И голод, и холод, наступят.
И вторил отважный Перконс мудрейшему среброкудрому богу:
— Навстречу злой силе должны мы подняться горою. Недаром дождем поливаю я нашу любимую землю. Земля не бывает в долгу — всегда отдает урожаем... Враги нашу землю хотят превратить в пепелище, страну нашу видеть страною убогой и нищей! Клянусь я громить, как смогу, злую силу! Не можем мы землю свою отдать врагам опоганить. Клянусь своей молнией всех их хлестать, сокрушать своим громом...
Умолк Перконс, и поднялся Патримпс величаво.
— Водою живой я всегда окроплял нашу землю. Озера и реки ее, как было вовек, украшают. Народ благодарен мне наш. Не дам никого я в обиду.
— А я, как и прежде, — Антримпс произнес горделиво, — как прежде, злой мощною силой восстану. И буду топить чужеземцев в холодном бушующем море... Хоть жаль корабли, но свирепых пришельцев не жалко. Мы всех уничтожим. Чтоб было другим неповадно.
Паколс зло усмехнулся:
— Идущим на нас мы место в аду приготовим! Лачплесиса дух сейчас в небе высоком летает. Пусть пробует враг злой пятой топтать нашу землю. Все в лёд превратятся, уж я, как могу, постараюсь...
— Я тут младше всех вас! — красавица Лиго сказала. — Народ летней ночью костры в мою честь разжигает. Танцуют, смеются, поют молодые. Ликуют, встречая меня ежегодно. Бессильны пред женскою властью моей чужеземцы. Я все, на земле торжествуя, живу. Растут в мою честь и цветы и колосья. В сердцах зажигаю огонь я и людям дарю силу песни. Она — всемогуща, бессмертна, пока существует народ мой! А он будет вечно живой, ведь песнь никогда не умрет.
Лишь кончили боги совет, как было не раз, прибежал к ним седой Стабурадзе, владыка реки Даугавы.
— Я ночью сижу на скользких камнях Стабурагса, бездумно на реку смотрю. Вдруг слышу крик громкий: «Мечом ты его порази!» Я в воду всмотрелся — кипела она, как обычно. Вдруг деву я вижу — с мечом у реки стоит дева. Вода же бурлит и бурлит, о берег бьют мощные волны и пена и брызги летят. А волны все бьются и бьются... Но что это? Вижу, река вдруг окрасилась кровью... Темнее, темнее вода. Подводная битва кипит. И с ревом свирепым каменья ворочают волны. Два воина бьются, лишь искрятся грозно мечи. И вдруг — вижу, в схватке меч одного разломался. Остался один без меча, а противник в железной кольчуге готов уж удар нанести — смертельный последний удар. Вот, кажется, близок конец, но с берега бросилась дева и ловким ударом своим поразила врага под водою. И тот сразу стал бездыханным, а волны его подхватили, и быстро течение вниз понесло.
— Лачплесис, — вдруг слышу.
— Лаймдота, — в ответ раздается.
Два любящих сердца друг друга нашли под водой через семь с половиной веков. И теперь посветлела река, перестала бурлить и яриться.
Закончил на этом рассказ Стабурадзе. И боги в волненье его окружили, забыв про величье, о мудром покое забыв. И только лишь сам повелитель спокойно и гордо смотрел без волненья, но радость светилась в глазах.
— Лачплесис!.. — воскликнула Лиго.
— Лачплесис наш жив!
— Лаймдотой прикончен тот рыцарь?!
— Тот черный убит!
— А где ж он сейчас, наш Лачплесис?
— А где же Лаймдота — скажи!
И снова сказал Стабурадзе:
— Вы знаете сами — к чему повторять? Лачплесис с тем рыцарем черным семь с половиной веков беспрерывно сражался. Кипела вода, бурлила вода на том месте, а волны ревели и бились о берег. Устал он. Сейчас отдыхают с Лаймдотой вдвоем у меня во дворце. Семь суток пусть будут в покое...
— А дальше?
— Могу у себя их оставить. Стеклянный дворец мой просторен. Но смогут ли оба спокойно они отдыхать, когда поганят и топчут прекрасный наш край чужеземцы?! Сразится Лачплесис пусть с ними, вернет он народу былую свободу!
Янис слушал легенду, а Гунар, оживившийся было, умолк.
— Теперь нужен конец! — заговорил он снова. — Янис, сын мой. Нашему народу, нашей стране очень нужен сейчас храбрый Лачплесис... Где же нам его отыскать?
— Он сам о себе заявит! — убежденно произнес Янис. — Поверь мне, дядюшка Гунар.
Янис, возбужденный рассказом старика, оделся и вышел из дому в тихую звездную ночь. Долго сидел в саду и все думал, думал... Решение пришло мгновенно — нужно действовать, сейчас самое время. Не дожидаясь рассвета, собрал свои скромные пожитки.
— Ну, дядюшка Гунар, покидаю тебя. Спасибо за приют. Я все понял. Ухожу биться за свободу... Увидимся, быть может, не скоро. Но я постараюсь вернуться...
Не ожидая такого поворота, старик недоуменно посматривал на Яниса. Неужели легенда так подействовала?.. Друзья простились по-родственному. Дядюшка Гунар молча проводил Яниса до ворот. Янис ушел, не оглядываясь. Да и что оглядываться?.. Дядюшка Гунар очень плохо видел. Сгорбившись, он поплелся в свою каморку.
Старик всегда жил в бедности, но у него когда-то были молодые друзья — они и помогали ему, и связывали с жизнью, которая бурно кипела за стенами дома. Теперь дядюшка Гунар совсем одинешенек, гости к нему почти не заглядывают — все помаленьку куда-то разъехались, разметало их по белу свету.
Он продолжал работать — убирал двор, улицу перед домом, но не знал новостей, не предполагал, что беда надвигалась все ближе и ближе. Но вскоре и дядюшке стал ощутимее дух войны. Все чаще и чаще появлялись на улице люди в серых потрепанных шинелях, по мостовой стучали костыли, а вскоре валом повалили раненые, бредущие с фронта.
В лавках начались перебои с хлебом, исчезли с полок крупа, масло, сахар. Дядюшка Гунар пока не испытывал особенных затруднений — много ли одному-то надо. Но все же был весьма обеспокоен. Испугался он в первый раз, когда мимо дома вдруг зацокали копыта: какая-то семья, нагрузив скарб на телегу, спешила на восток.
Гунар начал заговаривать с беженцами — их становилось все больше. Он узнал, что с насиженных мест бегут целые семьи, бросив все: дом, огород, скотину. Война приближалась, все сметая на пути. Смерчем неслась к городам, хуторам, селениям. Кто-то, направляясь в неизвестные края, сумел вывезти часть добра. Кому-то все приходилось бросать, и шагал бедняк вперед и вперед на восток, сбивая в кровь ноги, с единственной котомкой за плечами. А бывало, какой-то умелый хозяин гнал целое стадо: коров, овец, коз. Удивлялся дядюшка Гунар, и порой страх сжимал ему горло. Из случайных разговоров с проходящими дядюшка Гунар узнал о серьезных просчетах командования армии. Кто-то намекал даже на предательство.
