На призывном пункте по жеребьевке Йыван оказался пятнадцатым.

— По его данным быть ему гвардейцем! — сказал один из членов комиссии. — Здоровый, рослый да к тому же еще и грамотный. Все было согласились. Возразил только урядник, скорчив недовольную гримасу.

— В гвардии должны служить самые надежные, а этому Ваштарову доверять нельзя. Он выступал заодно со смутьянами — рабочими завода Мигыты Гаврилыча.

Все снова оглядели Йывана. Такого поворота никто не ожидал. Некоторые недоуменно пожимали плечами, будто сомневались в словах урядника. А больше оказалось в комиссии таких, что склонны были поверить в неблагонадежность Йывана.

— Коли так, пусть идет в кавалерию! — заключил самый старший.

Вот так, с помощью урядника из Царева, зачислили Йывана Ваштарова в кавалерию, в драгунский полк. А он даже обрадовался этому. Не все ли равно, где служить? Кавалерия так кавалерия! Лошадей Йыван любил.

Новобранцев из Царева направили в Казань. Колонна медленно двигалась по пыльной дороге. За ней лениво тянулся обоз — несколько подвод с мешками новобранцев. У иных были наспех сколоченные сундуки или фанерные чемоданы. А у иных ни куска хлеба, ни медного гроша. Большинство шли в старой, поношенной одежде, в лаптях. Одолевала усталость, жажда, голод. Впереди — длинная дорога. Все труднее шагать, начинают болеть ноги. Лапти быстро изнашиваются. Не успеешь оглянуться — уже выбрасывать пора. Хорошо, если есть запасные. А если нет? Можно купить, конечно, но где взять денег? Босиком идти трудно. Но новобранец — уже солдат. Всех ждет одна судьба, всем служить приходится — и имущим, и неимущим. В беде нельзя не помочь соседу. Может, не раз придется из одного котелка хлебать. Коли нужда навалится, помощи ждать неоткуда, разве только от друга, соседа. Начался сбор по копейкам — путь-то неблизкий. Можно до крови ноги натереть, если вовремя не сменить обувку.

Дорога хорошо знакома Йывану — приходилось ездить не единожды и в Казань и обратно. И зимой и летом. И одному и с Каврием. Неделя не прошла, как своего друга Яниса на телеге отвозил. Да, ехали тогда в телеге, а теперь вот Йыван дорогу ногами меряет.

В пути встречается много нового, не замеченного раньше. И новобранцы с грустью смотрят на причудливые холмы, извилистые речки, таинственные овраги, — прощаются тайно с родным краем. Йыван, проезжая по этим местам, нашел глазами сросшееся дерево — на развилке дороги береза и рябина будто из одного корня выросли. Удивительно, как они так сроднились? Просто диву даешься! Особенно сказочно это дерево ранней осенью — кажется, на еще зеленых ветках березы висят кроваво-красные ягоды. Забыл он это чудо Янису показать. Тот бы полюбовался — нечасто такую красоту можно встретить. Видать, кто-то потрудился, чтобы порадовать сердце прохожего. Стоит эта береза-рябина, машет на ветру ветками, будто приглашает заехать хотя бы на минуту в гости к Казаку Ямету — дорога-то отсюда ведет прямо на его хутор, а большой тракт — в Казань.

«Он хороший, душевный человек, — думает Йыван, глядя в сторону хутора. — И не знает, что меня в солдаты забрали. Как теперь судьба моя сложится — один бог ведает, если он есть. Может, старика больше и увидеть не придется».

А Казак Ямет вспоминал Йывана. До него дошли слухи, что паренька призвали в армию.

«Что же я сижу спокойно, грех будет, если не увижу Йывана, не скажу ему доброго слова... Правда, побаливают уже кости. Скакать не близко, но нельзя малого не благословить на дорогу...» — решил старик.

Надел он по важному случаю парадную форму с орденами, сел верхом на вороного коня и догнал колонну новобранцев. Не опоздал, прискакал вовремя. Казак Ямет ищет глазами своего юного друга. Йыван увидел старика, обрадовался.

— Здравствуй, Ямет Иванович! — крикнул он. — Подумать только, где встретились! Куда ты собрался?

— С тобою проститься! — ответил тот, пристраиваясь к колонне.

Вскоре объявили привал. Новобранцы уселись на траве возле дороги. А Казак Ямет и Йыван отошли подальше, на бугорок.

Поговорили о том, о сем. Старый кавалерист, узнав, что Йыван тоже будет служить в кавалерии, очень обрадовался. Не выдержал старый воин — рассказал кое-какие эпизоды из своей солдатской жизни. Йыван почтительно выслушал советы Казака, как ухаживать за конем: не перекармливать, водой поить только чистой и только в меру. Почти четверть века прослуживший в армии, отважный воин расстегнул ворот мундира, снял с шеи старый медальон на серебряной цепочке.

— Много-много лет назад, когда меня, как и тебя сейчас, призвали в солдаты, повесил мне его на грудь мой отец. Никогда я с этим талисманом не расставался. Побывал и под пулями, и в атаку мчался с саблей наголо... Однако выходил из боя всегда невредимым. Это меня талисман охранял. Видишь, здесь — богатырь Онар, а внутри — щепотка нашей родной ветлужской земли. Онар-богатырь вселял веру в победу, наделял бесстрашием, а земля помогала, звала домой. Вернулся в родной край живым и здоровым. Я теперь, можно сказать, век свой прожил. Служил талисман моего отца мне на славу. Теперь тебе дарю, пусть охраняет от всех бед. Поможет и тебе вернуться здоровым в родную семью. Только служи честно. Я был драгуном, и тебя призвали в кавалерию! — восторженно произнес старик.

Казак Ямет поцеловал медальон, повесил его на шею Йывану.

— Не снимай, носи его всегда, — строго наказал он.

Йыван обнял доброго старика, расцеловал. Невольно оба прослезились. Раздалась команда строиться. Йыван и старый солдат, пожелав друг другу здоровья, удачи, снова обнялись, простились.

На третий день колонна новобранцев дошла до Казани. Разместили их в большом доме из красного кирпича с решетчатыми окнами. Команду в казарме принял дежурный офицер Новиков. Взял он в руки список, прочитал его сначала про себя, а потом начал выкликать фамилии. Назовет — тут же на солдата посмотрит. Спрашивает, кто грамотный. Запнулся на фамилии Йывана, подошел к нему, осмотрел с головы до ног.

— Ну, как ты, Ваштаров, намерен служить? — вдруг ни с того ни с сего задал он непонятный вопрос.

Йыван немного растерялся.

— Не могу знать, Ваше благородие! — отрубил он, смешавшись, не найдя лучшего ответа.

Новиков помолчал, снова почему-то окинул Йывана недовольным взглядом и принялся вызывать новобранцев дальше. Йыван поначалу не мог понять, чем он заслужил особое внимание, но вдруг его озарило: видно, и сюда сообщили о его сочувствии бунтовавшим лесорубам!

...Начались трудные дни муштры. Учили всему — стрелять, маршировать, за лошадьми ухаживать. Служить в кавалерии нелегко. Сколько времени приходится тратить на уход за лошадьми! Особенно трудно на марше, да и в будни нелегко. У кавалериста свободных минут не остается. Сам, как все, стирает белье, в казарме порядок наводит, оружие надраивает. И о коне не должен забывать — поить, корм вовремя подкидывать, скребницей чистить.

Чаще других кавалерист лишается и сна, и отдыха. Дежурный по эскадрону, унтер-офицер, в полпятого утра уже будит:

— Встать на уборку!

Каждый знает — пора коня поить. А если конь норовистый попадется? Сколько с ним повозиться надо, чтобы его приучить! Что и говорить — на первых порах мало кто из кавалеристов доволен выпавшей ему долей.

Однажды на заре солдат подняли по тревоге. И как гром поразило известие — война началась! Сколько было разговоров об этом! Да, война, видно, будет долгая — спор между собой затеяли многие страны.

Кавалерийский полк, где служил Йыван, срочно перебросили в Литву, в город Сувалки. И здесь солдат муштровали. Сюда же прибыли еще одна кавалерийская дивизия, гусарский и драгунский полки.

Йыван тревожился: господи, неужели и вправду воевать придется! Но узнать, что же намеревается командование предпринять дальше, было не у кого. Да лучше об этом ни с кем не говорить. А для себя решил: «Коли выпадет доля воевать за отечество — в бою себя не посрамлю».

Глава восьмая

Хорошо было Янису дома. Бродил по лесам, полям, наслаждался запахами родной земли. Помог дядюшке Мартыню много дел переделать по хозяйству. Все необходимое в доме исправил, повеселил рассказами о своей жизни в ссылке. Веселиться, кажется, было нечему, но Янису не хотелось говорить о своих мытарствах на чужбине. Тем более, что собеседники, обрадованные его приездом, тоже не хотели думать о грустном. Да и редко Янис бывал веселым, чаще — замкнутым и задумчивым.