Изба ожила, словно потревоженный улей. Все засуетились: и мужчины, и женщины.

Янис п Пиалче сели рядышком на почетном месте.

Казак Ямет встал и поднял чарку.

— Сегодня я для вас, дорогие Янис и Пиалче, буду вместо отца. Матерью, как и положено, будет хозяйка этого дома — тетушка Овыча. Жаль, что жены моей здесь нет. Полюбила она Пиалче! Как вы знаете, я говорить складно не умею. Пожелаю молодым: будьте счастливы! II знайте — люди созданы для счастья!

И Кирилл Иваныч, и тетушка Овыча, и другие много добрых слов сказали молодым, на чью долю выпало столько испытаний.

Веселье охватило всех. Пели песни, смеялись, шутили...

Овыча и Оксий объявили, что до возвращения Яниса Пиалче останется жить у них.

— А я буду приходить в гости, — улыбнулась Анюта.

На другое утро, пожелав еще раз всем счастья, уехал к себе на хутор Казак Ямет. Перед отъездом он долго говорил с Янисом о том, что латыша, верно, и впредь ждут испытания; мол, отпустили его на родину, чтобы не якшался он с местным людом, не будоражил крестьян! А уж на родине за ним и подавно следить будут. Янис все это и сам прекрасно понимал, и все-таки радовался возможности увидеть своих. Истосковался он по родным краям. О своих планах, впрочем, как и о своем прошлом, он предпочитал умалчивать.

...Настало утро разлуки. Началось оно мирно — так же, как всегда, улыбалось солнце, глядя на проснувшуюся землю. Но улыбчивое утро сегодня не принесло радости молодой семье.

После печального прощанья с молодой женой Янис сел на телегу, Йыван устроился рядом — решил проводить друга до Казани.

— Ну, пошел! — дернул он вожжи.

Отдохнувшая лошадка пустилась было вскачь, но Йыван осадил ее. Провожающие окружили телегу. За несколько лет, что провел ссыльный Янис в этих местах, его успели полюбить. Немало гостинцев принесли ему деревенские жители в дорогу. Немало высказали на прощанье добрых слов. Грамотный латыш никому не отказывал в советах, помогал и словом и делом — кому нужно, письмо напишет, вдове или сиротам по дому что-нибудь сделает, дров нарубит, поправит крыльцо или крышу. Много друзей оставалось у него в этом крае.

Пиалче снова прижалась к любимому, никак не могла оторваться. Слезы катились одна за другой.

— Не убивайся! — вытирая ей глаза, утешал Янис.

— Когда же мы теперь увидимся? — сдерживая рыданья, жалобно проронила Пиалче.

А дядюшка Тойгизя стоял рядом, гладил молодую женщину по руке. Янис не отрываясь смотрит на провожающих — кроме Пиалче, здесь тетушка Овыча и Оксий, Анюта, Кирилл Иваныч. Чуть в стороне — учивший когда-то мальчишек плести лапти Потап Исай и недавно ставший помощником Кирилла Иваныча на паровой машине Федор Кузнец. И много-много других. Они и радуются, что Янис получил свободу, и жалеют, что теряют друга, помощника, советчика, доброго и отзывчивого человека.

— От нас своим близким кланяйся!

— Не забывай — пиши!

— Возвращайся поскорее.

— Будь счастлив...

— Счастливого пути, сынок! — кричал вдогонку дядюшка Тойгизя. — Если увидишь моего Сапая, поклонись ему. Скажи, мол, отец тебя ждет. Дорогой Янис, пусть он поскорее приедет!..

Старик неожиданно зарыдал, как малый ребенок. Знает Тойгизя, что не дождется он своего Сапая. Поэтому так горько было расставаться с Янисом: будто с сыном простился. Прощальные крики замерли вдали. Янис долго еще махал рукой, хотя провожающие уже скрылись за пеленой пыли. Лошадь увозит друзей все дальше и дальше от мест, ставших Янису такими близкими. Пахотные земли сменяются лесами, лугами. По пути они переезжают речушки, поднимаются на пригорки, спускаются в низины.

Встречные пешеходы с котомками почтительно кланяются. Янис и Йыван желают им доброго пути: у каждого свои заботы, каждого куда-то гонит судьба. Йывану дорога известна с малолетства. Когда он был мальчишкой, ездили с Каврием в Казань за товаром — его отец Макар приторговывал. Как мерз зимой Йыван в этих поездках! Одежонка была плохонькая, мороз пробирал до костей. Сейчас лето. Тепло. Где хочешь, там и отдохнуть можно!

— Лошаденка наша вспотела, — прервал Янис мысли Йывана.

— Да, сегодня с утра жарко, — вытирая влажный лоб, отзывается Йыван. — Лошади нелегко, да еще мошкара не дает покоя.

— Дождя бы надо, — взглянув на небо, проговорил Янис.

— Да, нужен дождь, очень даже. Вот ведь как! Гром погромыхивает, а дождя нет как нет. Даже лист не шелохнется на дереве. Еще неделю такой погоды, глядишь — все хлеба сгорят.

— У меня на родине редко бывает засуха. — Янис внимательно оглядел поля. — Дожди часто выпадают.

— Наверно, ваш бог щедрее нашего, — пошутил Йыван, — или умеете его задобрить. А здесь молись не молись — все одно, людскую заботу во внимание не принимает, постарел, видать, бог, уши у него заложило. Янис улыбнулся.

— Да у нас молятся ничуть не больше, чем у вас! Земля ухода требует. А влаги много. Море недалеко. За день погода раз тридцать меняется. Только солнце выглянуло — тут же набежит туча. Осенью слякоть. Не поймешь, не то снег падает с неба, не то дождь.

Йыван вздохнул.

— Эх, побывать бы хоть разок у моря!

— А что, это не так уж сложно. Устроюсь — вернусь за Пиалче, и тебя тогда прихватим.

— Трудно это. Далеко ты живешь. Тут до Казани больше ста верст. А до вас я даже не знаю сколько.

— Было бы поближе, в ссылку бы сюда не отправили! — рассмеялся Янис.

Миновав невысокий ельник, выехали на поляну.

— Вот и до горы Онара добрались! — Янис показал кнутом направо.

— Смотри, смотри! — завороженно вскричал Йыван. — Она, как и говорил дядюшка Тойгизя, словно огромная куча земли, сваленная неподалеку от дороги. Великан Онар защищал свой народ от врагов. Лес был ему по колено. А из камня он мог выжать воду — такая у него была силища. Силу свою не тратил, попусту времени не проводил. Попавшего в беду — вызволял. Уставшему — в труде подсоблял. Часто его видели и лесорубы в чащобе, и пахари на поле, и косари на лугах. Где только его не встречали!

— Как наш Лачплесис, — вставил Янис. — Он тоже помогал народу.

— Однажды Онар присел отдохнуть, — рассказывал дальше Йыван, — подсоблял одному мужику на пахоте. А в лапти набилась земля. Разулся да как тряхнет левым лаптем — гора выросла, тряхнул правым — тоже гора. Видишь, верстах в четырех отсюда! Видишь?

— Конечно, вижу, — отозвался Янис. — Ох, и высок же ростом был Онар, — усмехнулся он.

— Объявился бы такой Онар, — мечтательно произнес Йыван, — помог бы и взаправду нам встать на ноги.

— И сейчас Онар притаился где-то, выжидает, — убежденно сказал Янис. — Сил набирается. И поверь — наступит такое время, он избавит народ от тяжелой рабской жизни...

Въехали в бор. На полянке у небольшой речки остановили лошадь. Напоили, накосили ей травы. Умылись, поели, попили свежей водички. Стало не так жарко. Отправились дальше. Когда выехали из леса, солнце собиралось на ночлег.

— Дорога-то какая длинная! — сказал Янис.

— Скоро постоялый двор, — объявил Йыван. — Я его с детства запомнил. Там переночуем. Лошадка отдохнет. Спать под открытым небом не очень-то приятно!

Вскоре вдали сверкнуло озеро, справа от него виднелась деревушка. А поодаль, у самой воды, стоял дом.

— Смотри-ка, какой-то зверь к нам бежит! — заметил Янис.

— Собака, — определил Йыван. — Да какая большущая!

На них залаяла, подбежав, огромная лохматая псина. Внезапно, словно увидев знакомого, смолкла и завиляла пушистым хвостом, как бы приглашая:

— Добро пожаловать в гости!

Лошадь остановили возле ворот.

— Лацис, Лацис! — Янис тут же принялся гладить пса. — Лацис, добрый пес! Славная собака. — Перехватив удивленный взгляд Йывана, пояснил: — На медведя похожа.

— Твоя правда, — согласился Йыван.

Янис ни одну собаку не пропустит — будь она хоть самая злая, — приласкает ее, погладит. Последним куском поделится. И сейчас вытащил из мешка хлеб. Пес мигом проглотил ломоть. Снова начал умильно поглядывать, махать хвостом.