— Я ее вытащил сегодня на зорьке, — сказал он, улыбаясь, гостям.

А Йыван ни на рыбу, ни на уху внимания не обратил — не может отвести глаз от Анюты. Встречаются же такие красавицы! А какие косы! Просто чудо — ниже пояса! У его любимой Сандай были такие же. Да и ростом она не ниже. Такая же стройная. А глаза голубые-голубые, но какая-то в них затаилась грусть. Взгляд задумчивый, будто изучающий. У Сандай порою тоже бывал такой грустный взгляд. Когда она болела. И Анюта — будто после болезни. Поэтому, видно, Кирилл Иваныч сам во всем ей помогает.

Йыван решил заговорить с девушкой.

— Мне кажется, что я тебя где-то видел...

— Вы забыли? — она ответила лукавым вопросом. — А я вас хорошо помню. У Мигыты Гаврилыча я служила. А сейчас тут живу.

— Ну как же, теперь вспомнил, — сказал Йыван и замолк — почему-то сжалось сердце от внезапно нахлынувшей печали. Молчала и Аннушка. Опустила ресницы, но изредка нет-нет да бросит взгляд на Йывана. Йыван волновался. Волнение передалось девушке. Молодые люди продолжали молчать. Да и другие гости словно в рот воды набрали.

— Видать, кто-то на свет сейчас появился, — нарушил тишину дядюшка Тойгизя. — Это у нас — старая примета.

— Пусть себе рождаются на счастье! — улыбнулся Янис.

Все весело посмотрели на латыша. Хозяин пригласил гостей за стол.

— Рыбка любит плавать, — пошутил Кирилл Иваныч и достал из буфета бутылку водки. Анюта вынула чарки.

— Ну что, дорогие мои друзья, за наше здоровье! — поднял чарку хозяин.

Чокнулись, выпили. Принялись за уху.

— Ну и угощенье! — похвалил Янис.

— Ай да уха, — подхватили другие.

— А рыба-то какова!

— Такую только у настоящих рыбаков и поешь! — объявил дядюшка Тойгизя.

Исчезла легкая скованность, иногда возникающая в первые минуты застолья. Языки развязались.

Поговорили о рыбах, зверях, птицах, обитающих в приволжских и приветлужских лесах. Потом разговоры пошли о местных людях — почему разбогатели Мигыта и Каврий, какими силами они завод строили. Никто не оставался равнодушным. Каждый высказывал свое суждение. Богатеев этих все не любили. Особенно возмутил их случай в дубраве.

— Надобно нам всем собраться в единый кулак! — вдруг сказал Кирилл Иваныч. — Действовать один за всех — все за одного. Иначе у нас ничего не получится. Всех работников согнут в турий рог.

Три дня бездействовал завод, три дня ждали появления хозяев. Они словно в воду канули. Приехали, наконец, на четвертый день, да еще вместе с земским начальником. Шел слух, будто все это время они обретались в уезде. Что они там делали, никто не знал.

Каврий, Мигыта и земский начальник ничего не предпринимали. Казалось, завод их не интересует. Никто не выражал недовольства. Хозяева пошли на уступки. С лесорубами рассчитались сполна. Даже прошение, написанное друзьями Кирилла Иваныча, было принято самим земским начальником без возражений. Снова ожил завод, а земский начальник, наобещав все решить, как положено, благополучно отбыл. Но в воздухе сгущалась тревога. Спустя неделю после отъезда земского начальника прискакал отряд казаков. Тут же начались аресты и допросы. Кирилл Иваныч, Янис и Йыван были схвачены раньше других, и на них, как на опасных преступников, надели наручники. Кирилла Иваныча увели. Анюта успела вовремя собрать и спрятать свое добро и самые ценные вещи Кирилла Иваныча. И скрылась — куда, никто не знал, да и не очень интересовались. Рабочие гудели — возмущались расправой с людьми. Узнала и Пиалче об аресте Йывана и Яниса. Не могла она придумать, как помочь им, только плакала.

— Слезами не поможешь, — утешала ее жена Казака.

А сам Казак неожиданно предложил:

— Поезжай-ка ты, девушка, в Царево. Скорее всего они туда отправлены — в тюрьму. Сама в пекло не лезь. Свяжись с другом Яниса. Зовут его Сапай. Ты вроде знать его должна. Он из здешних мест, сын Тойгизи.

Казак Ямет объяснил Пиалче, куда идти, что говорить. И девушка немного успокоилась. Она знала теперь, как поступать, и вскоре простилась со своими гостеприимными хозяевами. Не остался безучастным к судьбе друзей и сам Казак Ямет. Надел парадный мундир с орденами, фуражку.

— А ты-то куда собрался? — удивилась жена.

— Не могу я отсиживаться, когда в тюрьме сидят добрые люди. К губернскому начальству поеду. На моем месте так же поступил бы и его превосходительство генерал Ермолай Гаврилович Петропавловский.

Казак оседлал коня и ускакал, на прощанье обняв жену. С зарей поднялась и Пиалче, прошла пешком все сто верст до Царева. Летела стрелой, можно сказать. В маленькой деревушке — по дороге — ее пустили переночевать. До города добралась на следующий день, к полудню. Разыскала улицу, которую назвал Казак Ямет. Она вся в колдобинах. «Здесь в дождь, пожалуй, лошади вязнут», — почему-то мелькнула посторонняя мысль.

Пиалче подошла к дому под железной крышей, постучала в дверь. Открыла сгорбленная старушка.

— Кого тебе надо? — спросила она не очень-то ласково.

Пиалче сказала, что разыскивает человека по имени Сапай.

— Он здесь давно не показывался, — покачала головой старуха. — Не знаю, где его искать. Помогла бы, да не могу.

Постояла Пиалче какое-то время у двери, раздумывая, и пошла к тюрьме. Как зловещая крепость предстало перед ее глазами огромное здание с толстыми стенами из красного кирпича, с узенькими зарешеченными окнами. Пиалче то приближалась к тюрьме, то оглядывала ее издали. И входить было страшно, и медлить ни к чему!..

Осмотревшись, Пиалче проскользнула в дверь с переулка, узенькую и обшарпанную. Очутилась в комнате, где ждали свидания с заключенными.

Народу в комнатушке набилось полным-полно. Пиалче с трудом протиснулась в середину.

— Не стесняйся, девушка, — сказал старик, сидевший возле двери, он заметил ее растерянность. — Проберись к окошку, постучи, назови, к кому пришла.

На стук окошко распахнулось. Показалось лицо немолодого человека с безразличными оловянными глазами.

— Тебе кого надо? — сумрачно спросил он.

Пиалче рассказала о Янисе и Йыване, когда и где они были взяты под стражу.

— Один — латыш, — добавила она робко. — Янис, по фамилии Крейтусс.

— Тебе-то, черемиске^[6], зачем латыш нужен? — грубо крикнул человек из окошка и захлопнул дверь, не дослушав.

К растерявшейся Пиалче сквозь толпу пробралась такая же молоденькая девушка.

— Кирилл Иваныч, машинист, взят вместе с твоим Янисом, — сказала она. — Второй день прошу о свидании — не разрешают. Меня Анютой звать, может, слыхала? Была в прислугах у Мигыты Гаврилыча, а последние месяцы убирала и готовила у Кирилла Иваныча...

Анюта, когда жила в богатом доме, всем напоминала птичку, попавшую в клетку. Не зря держал ее Мигыта у себя. Он, совсем потерявший совесть, задумал ее соблазнить. Обещал на ней жениться, бросить старую, надоевшую жену, сулил ей золотые горы, счастливую, радостную жизнь. Но когда услышал от Анюты, что она должна стать матерью, охладел к ней. Правда, виду не показывал, но изо всех сил старался убедить ее, что ребенок пока не нужен. Он унижался, ломая себя, льстил, клялся в вечной любви. Сулил ей распрекрасное будущее и наконец, пообещал неуступчивой девушке немедленно сделать ее обладательницей всего его состояния. Только просил подождать с ребенком. Слово дал связать свою судьбу с ее судьбой навеки, как только она вернется домой от знахарки.

Анюта давно уже ни во что не верила, но наконец, согласилась — с ребенком подождать. Мигыта сам разыскал старуху знахарку. Но чем-то повредила ей старая ведьма — Анюта резко изменилась. Светлые глаза ее поблекли, румянец исчез, кожа пожелтела. Никто бы не узнал в ней прежнюю красавицу. Когда Анюта вернулась, в доме Мигыты уже хозяйничала юная, такая же голубоглазая, такая же красивая девушка, какой была Анюта еще так недавно. Тут она окончательно убедилась, что обманута. «Что же делать? Как быть? Куда деваться?» О, как требовался ей дельный совет! А кто мог помочь? Не было родителей, родственников, близких подруг. Да и сил не так уж много. И она решила поступить, как когда-то Сандай... Села на крутом берегу реки. Всю свою жизнь перебрала по дням. И уже прощалась в душе с веселым горячим солнцем, с цветами сочных лугов, с сосновым бором.