И жена охотника Юсупа все думала, глядя на своего внезапно помолодевшего мужа.
Да, жизнь проходит, на смену одного дня приходит второй, на смену второго — третий. Вот годы уж и к закату клонятся.
Однажды вечером Юсуп приходит домой — жена его Алепа куда-то исчезла. Ждет час, другой — нету! Ищет, нигде не находит. Еще час миновал. И ночь наступает, и другое утро смотрит в окно. Нет жены, что хочешь делай! Словно капля испарилась. «Не иначе как в лес пошла за грибами и заблудилась», — решил он. Волнуется, места себе не находит. «Лишь бы не угодила в лапы дикого зверя!»
Что ни говори, жена есть жена — старая или молодая, сварливая или тихая, покорная. Без нее в хозяйстве не обойдешься, да и в жизни лада не будет! К тому же Юсуп и Алепа столько лет вместе! Привычка одна чего стоит! И горе и радости столько лет делили! Да и без женской помощи трудно! Кто будет обед варить, белье стирать... Чужую не позовешь! А коли придет раз-два, потом откажется... А своя жена — своя! Все увидит, все уладит...
А Юсуп думает, думает и снова идет на поиски. Берет лук, стрелы — и в лес! Ищет день, второй, третий — нигде нет ни старушки, ни ее следов. «Горе-то какое! — аж слезы выступили на глазах Юсупа. — Как же я один теперь буду жизнь коротать?»
Не нашел... Идет домой мимо озера, повесив голову. Не знает, что и думать...
Вдруг он издали услышал всхлипыванья малого ребенка. «Кто там плачет? Кто в лесу младенца оставил? Да быть того не может, чтобы маленького бросили без помощи. Может, с матерью что стряслось?» Прислушался Юсуп: а может это — зверек? Или птичка? Да нет, ребенок плачет, не иначе. Юсуп побежал на жалобный писк. На самом берегу лежит крохотная девочка, совсем голенькая. Кто же ее здесь оставил? Она же еще грудная! Чего только не насмотришься на этом свете! Юсуп завернул малютку в свой шовыр[5], решил немного подождать — может, кто объявится. Не тут-то было.
Ждал до вечера, замерз. Никто не приходил. «Не иначе мать звери загрызли или в озере утонула!» Ждать надоело, да и ребенок пищал — ведь голодный. «Вот еще подарок на мою голову! Что же я с найденышем делать буду?»
Направился Юсуп домой, захватив с собой девочку. Ведь живое существо, еще неразумное, но живое! Отошел шагов на двадцать пять и видит — женская одежда! Значит, правда мать утонула! Если бы звери напали — разорвали бы платье в клочки. Нагнулся охотник — решил закутать ребенка в найденное тряпье, сам-то он совсем промерз. К ночи станет еще прохладнее, простыть вконец можно. И жены нет — некому будет воды согреть, еды приготовить! Заворачивает ребенка в женский сарафан, и кажется он ему знакомым. Смотрит внимательно — так ведь и кофта его жены. Неужели же Алепа в озере утонула? Очень жаль стало старуху. Юсуп чуть не плачет. Рыдай не рыдай, ничего уж тут не поделаешь! Что было, того уж не вернешь.
Ребенок тоже почему-то казался ему знакомым. Чей же он?
«Где я эту девочку видел?» — старался он вспомнить. Стал родственников всех своих перебирать — и далеких и близких. И знакомых... Никак не мог сообразить, у кого было такое маленькое дитя. Юсуп вдруг вздрогнул: заметил на маленькой ручонке продолговатое родимое пятнышко.
— У моей старухи такая же родинка на руке! — вслух сказал он. — Да, да! Точь-в-точь...
Потом он вспомнил кривой мизинец на левой ноге у жены. Тут же посмотрел на ножку девочки — и у нее мизинец кривой. Снова его бросило в жар. Лишь теперь он догадался, кто эта крошечная девочка. Его Алепа. Он, когда сполоснул лицо и попил воды из озера — помолодел ведь! А она, видно, перекупалась!
— Что же ты наделала с собой, старушка? — спросил Юсуп дрожащим голосом. — Сколько же ты в воде барахталась? Юсуп поднял было руку, чтобы отшлепать свою легкомысленную жену как следует, но ребенок виновато захныкал... Юсуп не бросил свою Алепу, при себе ее держал — кормил, поил. Ну а почему своего родного человека кому-то отдавать? Вскоре все узнали историю Юсупа и его жены, веселились немало, но стали понемногу омолаживаться, тайно купаясь в озерной воде. Жители этих мест жили долго. Болели редко. Видно, помогал свежий воздух от озера и дремучий нехоженый лес.
В стародавние времена одно из двух озер — Кандай — и близлежащие земли с дремучими, непроходимыми лесами между Волгой и Ветлугой подарил Иван-царь кому-то из своих воинов, помогавших ему победить хана из чужедальных земель, а народ заставил на него работать. А у того приближенного, сказывают, угодья те дивные перекупил как раз пращур помещика Еремея.
В прежние времена жители этого края жили вольно, были хозяевами своих земель, рек и озер. Теперь все окрестные деревни работали на Еремеевский род. А баре наслаждались блаженством и властью. К озеру Кандай никого не подпускали. Пили исцеляющую воду, купались, омолаживались и совсем забыли, что озеро — создание бога Перке юмо.
Народ терпеливо переносил все. И не сдержался бог неба. Прискакал ночью на своем огненном коне к озеру Кандай, на берегу которого стоял дом помещика, да ударил бичом-молнией. В земле осталась огромная трещина, и вся чудодейственная вода вытекла ручейками в Ветлугу. От озерной воды Ветлуга приняла чистоту и голубизну. А на месте озера осталась грязная мутная лужа.
Утром глянул прапрапрадед Еремея — озера-то нет! Он не на шутку разгневался. Тут же работникам своим приказал сделать запруду. Но вода в ней не удерживалась, а грязная лужа плесневела, покрывалась гнилой ряской.
Нынешний управляющий имением Терей решил всеми правдами и неправдами отобрать у бывшего ординарца его превосходительства генерала Ермолая Гавриловича Петропавловского — Казака Ямета — другое озеро Яндай. Для начала возвести на берегу новую усадьбу для барина. И себе неподалеку выстроить домишко. До него никто на собственность отставного кавалериста не посягал.
Глава четвертая
Управляющий Терей стал полновластным распорядителем всех помещичьих земель и угодий. Творил зло по своему усмотрению. Словно был твердо уверен — не вернется в родовое гнездо ни помещик, ни его сын. Каврий и Мигыта купили еще несколько делянок леса.
Терея во всем поддерживал земский начальник. И он, как оказалось, получил какую-то долю от торгов. Труднее и труднее жилось крестьянам. Однажды они сговорились и пришли за советом к Казаку Ямету.
— Ямет, — сказал ему самый почтенный старик округи. — Мы тебе во всем верим! Больше некому верить! Для нас наступила трудная пора. За аренду земель платим вдвойне. Житья нет от священников. Жалобы, что ли, послать губернатору и архиерею? Да ведь нас не поймут. Ну, должна же быть управа на наших хозяев?!
Казака Ямета уговаривать долго не пришлось. Да и объяснять ничего не нужно было. Но Ямет поехал за советом на завод Каврия, к мастеру Кириллу Иванычу, попросив пока не расходиться.
— Напишем-ка мы в нижегородскую газету. Там должны напечатать! А письмо я сам составлю! — с таким решением приехал Ямет. Недолго сочинял Казак Ямет. Получилось недлинное письмо, но убедительное.
«Мы, нижеподписавшиеся крестьяне-домохозяева Нижегородской губернии Сурского уезда Ернурской волости, в июле пятнадцатого числа собрались на сельский сход в присутствии сельского старосты Христофора Евстигнеева, где имели суждение о своем бедственном положении и о причинах нашего обеднения, так как с нас, крестьян, все стараются взять, но получать нам неоткуда. Ввиду чего мы с каждым годом разоряемся, много у нас развелось бездельников. Сами не работают, а живут за наш счет. Во времена крепостного права нас обирал не только помещик, а кто только мог. Теперь нам приходится выплачивать за аренду помещичьей земли двойную цену да разные поборы нашим духовным отцам — яйцами, маслом, мукою, шерстью, волокном и деньгами.
По обсуждению сего решили искоренить остатки крепостного права.
№ 1. Прекратить плату за аренду помещику.
№ 2. Прекратить сбор священникам:
а) Во время пасхи яйцами по десять штук.
б) Петров пост — яйцами, маслом, крупою, мукой.