Спускаемся южнее. Следующим важнейшим потенциальным кратополитическим полюсом является Колумбия. Эта страна исторически была центром “империи Боливара” или “Великой Колумбии”, которая включала современную Колумбию, Перу, Эквадор, Боливию, Венесуэлу. Среди всех этих стран Колумбия обладает стратегически центральным значением и способна стать полюсом возможного кратополитического блока на севере южноамериканского континента. Колумбия по совокупности всех кратополитических факторов значительно превышает соседние страны и обладает локальными интеграционистскими амбициями. По определенном стечении обстоятельств Колумбия могла бы стать “второй Мексикой”, и в этом случае к ней можно было бы отнести все те геополитические соображения, которые мы высказали относительно Мексики.

В Колумбии довольно сильны традиции герильи, основанной на марксистской теории. Но на практике сегодня там существует военизированный полицейский режим, целиком ориентированный на США. Наличие антикапиталистической и (ориентированной против США) герильи характерно и для соседних стран (Эквадор, Венесуэла), но особенно сильна она в Перу (знаменитые “Сендеро Луминосо”). Показательно, что, как и большинстве других мест, социальный остов герильи основан практически целиком на этнических индейцах, ставших париями и в социальном, и в национальном, и в культурном планах.

Особым кратополитическим качеством обладает Бразилия, самая крупная территориально и демографически держава Южноамериканского континента. В отличие от большинства латиноамериканских стран в Бразилии распространены португальский язык и португальская культура. Бразилия менее других латиноамериканских стран интегрирована в общеамериканскую жизнь, предпочитая значительную внутреннюю автаркию. Но и в этом случае правящая элита традиционно ориентированна на США и строго подчиняется геополитической доминации, даже не пытаясь выдвигать минимальные претензии на суверенность. Показательно, что масонские идеи в Бразилии играют настолько важную роль, что выступают не просто в качестве закрытых “фоновых” организаций, но как суррогат общей культуры или своеобразной синкретической традиции, официальной идеологии. Стратегический потенциал Бразилии вполне достаточен для того, чтобы в определенной ситуации она могла бы претендовать на кратополитическую самостоятельность, но исторических прецедентов такого поворота не существовало, и даже наиболее “националистические” силы подчеркивали свою лояльность геополитической воле США.

Последние две страны Латинской Америки, способные, теоретически, стать кратополитическими полюсами, — это Аргентина и Чили. Чили в социально-политическом смысле является продолжением на юг “Великой Колумбии”, и поэтому общий баланс сил там в целом повторяет картину, характерную для северных регионов Южной Америки. Вытянутая вдоль тихоокеанского побережья, населенная в значительной степени индейскими племенами, Чили отрезана Андами от восточной части континента. В этой стране крайне развиты левые тенденции, и правление проевразийского Альенде вызвало в свое время прямое вмешательство США в политику этой страны и поддержку проамериканской диктатуры Пиночета. Но в любом случае общий стратегический потенциал Чили значительно уступает Мексике, Аргентине или Бразилии, а ее география не имеет решающего значения.

Наконец, Аргентина. Огромная испаноговорящая страна, имеющая серьезные основания для того, чтобы быть кратополитической единицей. При генерале Пероне, сумевшим объединить «левых» (противников США) и национал-патриотические силы (также противников США, но по совершенно иным соображениям). “Хустисиализм” как официальное мировоззрение Перона является, в некотором смысле, наиболее совершенной парадигмой того пути, по какому должны были бы следовать латиноамериканские державы, выбирающие кратополитический суверенитет. Кратополитические традиции Аргентины настолько значительны, что даже совсем недавно стали причиной вооруженного конфликта между Аргентиной и Англией (за Мальдивские острова), что является беспрецедентным случаем в истории урегулирования конфликтов в зоне устойчивого геополитического контроля атлантистов.

Уругвай не обладает достаточным кратополитическим масштабом для того, чтобы даже потенциально быть самостоятельным стратегическим фактором, и может быть рассмотрен как провинция Аргентины (хотя в свое время эта страна была насильственно включена в состав Бразилии).

Некоторой культурной особостью обладает Парагвай, бывшее искусственное государство иезуитов, но его кратополитическая суверенность, даже в региональном масштабе, давно утрачена. Вследствие завоевательных походов Аргентины и Бразилии значительная часть территорий Парагвая входит сегодня в состав соседних государств, а политическая власть парализована тотальным контролем североамериканской сверхдержавы.

Географическое понятие Европы не совсем уточнено. Есть тенденция считать Европой всю территорию Евразии от Атлантики до Урала. Иногда это понятие берется в более узком значении и обозначает земли, лежащие на Запад от России и на северном побережье Средиземноморья. В геополитическом смысле точнее понимать под Европой “романо-германский мир”.

Вплоть до последнего столетия Европа была мощным геополитическим центром, состоящим из нескольких самостоятельных кратополитических субъектов. Со второй половины ХХ века, когда США стали безусловным стратегическим лидером мирового масштаба в рамках всей атлантистской цивилизации, страны Европы утратили в значительной мере эту самостоятельность, превратившись в подсобные геополитические образования. Но значительную степень кратополитической субъектности некоторые европейские державы сохранили и по сей день.

По этническому признаку Европа делится на три зоны: романскую, германскую и славянскую. Конфессиональное деление: католичество, протестантизм, православие. Эти три ареала повторяются и на кратополитическом срезе, хотя несколько в ином соотношении. Европу можно разделить на Западную Европу, Среднюю Европу и Восточную Европу. Наконец, в чисто геополитическом аспекте вся Европа вместе взятая представляет собой важнейшую “береговую зону” Евразии, растянутую между двумя альтернативными полюсами притяжения — атлантистским и евразийским.

Наиболее западной, чисто атлантистской, страной европейского полуострова является Англия, которая, осознав себя в XVII веке Островом, Кораблем, временно пришвартовавшимся к европейским берегам, а не частью материка, отделенной от основной континентальной массы проливом (как это было ранее), долгое время была синонимом “крайнего Запада”, пока не уступила эту функцию своей заатлантической проекции, США.

Англия, населенная преимущественно англосаксами, исповедующими различные формы протестантизма, представляет собой цивилизационный и кратополитический полюс, который может быть рассмотрен как ближайший аналог США в пространстве Европы. Фактически, это не столько европейская, сколько атлантистская, морская страна, породившая современную талассократию в ее наиболее рафинированной концептуальной цивилизационной форме. Англия, в определенном смысле, является не береговой зоной, но плавучей базой США, внешним пределом альтернативного Евразии континента. Сухопутные тенденции здесь минимальны, и в этом отношении в кратополитическом смысле можно отождествить английский полюс с Америкой, родственной Англии по культуре, идеологии, геополитической миссии и т. д. Такая геополитическая функция Англии предопределяет и ее кратополитический статус. Ее влияние и ее стратегические инициативы всегда направлены в сторону моря, а следовательно, разнообразные формы англофилии у других народов представляют собой тенденцию, ориентированную однозначно атлантистски и в чем-то антиевропейски (если понимать под Европой основное пространство этого западного полуострова Евразийского материка).

Внутренней оппозицией в кратополитическом пространстве Англии является Ирландия, а также области Уэльса и Шотландия, населенные преимущественно представителями кельтского этноса. Особенно показателен пример ирландцев, которые отличаются от англосаксов не только этнически, но и религиозно (ирландцы — католики), выступая в английском кратополитическом пространстве как нонконформистский, оппозиционный, отрицательный элемент. Можно считать, что ирландцы (в меньшей степени остальные кельты) представляют в Англии силы континентальной Европы. Франция представляет собой второй кратополитический полюс Европы, бывший долгое время самодостаточным и самостоятельным и игравший в европейском (и мировом) масштабе важнейшую роль. Франция входит вместе с Англией и Португалией в число самых западных стран Европы, но в то же время французская история гораздо в меньшей степени затронута морскими геополитическими тенденциями, чем Англия. Франция была не источником, но реципиентом атлантистских импульсов, идущих из Англии, а в некоторые периоды ее европейская политика становилась синонимом “континентализма”. Именно как выражение интеграционной воли суши понимал, к примеру, Гете, завоевания Наполеона и особенно его конфликт с Англией.