Старик лежал на огромной кровати, сейчас таких не делают. Вернее делают, но не покупают. Точнее покупают, но только разные извращенцы. Словом – старику не нравилась эта кровать. Она слишком сильно напоминала ему похоронное ложе. Примерно на такой же кровати очень много лет назад умерла его мать. Старые воспоминания старого человека. Размышлять о смерти вообще и о собственной смерти в частности хорошо в молодости, когда ты ещё бесконечно далёк от неё и знаешь это. Но в старости, когда каждый следующий день приближает тебя к ней – в мыслях о смерти нет ничего интересного.

И всё-таки старик думал именно о ней.

Он лежал на кровати, которая ему не нравилась. Смотрел в потолок кажущийся слишком высоким и белым. Стены – слишком пустые. А если не пустые, то увешаны дурацкими картинами. Взять хотя бы вот эту – корабль и море. Что она здесь делает, откуда до моря нужно ехать без перерыва дней пять, не меньше?

Картина, кровать, весь дом целиком – всё вызывало раздражение. Привычное, как разношенная рубаха, раздражение на весь мир вокруг, на самого себя, на собственную слабость, возраст, неотвратимость смерти, которую сколько не отталкивай разными препаратами и процедурами – она всё равно придёт и возьмёт своё. Справедливейшая из судий – уравнивающая бедняка и богача, подданого и властителя, глупца и мудреца – всех. Старику это казалось несправедливым. Он имел богатство и власть. Его богатство было следствием доступной ему власти, а власть подпитывалась богатством. Почему он должен умирать как обычный человек, в жизни не имевший и миллионной доли его богатства, не говоря уже о власти и влиянии? Людям его круга подобное всегда казалось крайне несправедливым. Как хорошо, что наконец-то нашёлся способ исправить досадное недоразумение!

Кровать, дом, даже дурацкая картина с не менее дурацким кораблём взбирающемся на дурацкую волну в дурацких брызгах – всё было не важно. Это лишь кокон. А он – бабочка что родится в нём. Точнее, пока ещё гусеница, но скоро станет бабочкой.

Врач заверил: -Весь процесс под контролем. Опасности нет. Засыпайте и проснётесь вы уже новым человеком.

Второй врач благодушно улыбнулся и кивнул.

Какие у них обоих уверенные лица. Так и должно быть. Он платит им, в том числе, за эту уверенность очень больше деньги. Но всё же. Не волноваться сложно. Это ведь ему, а не им, предстоит превращение из гусеницы в бабочку. Из старой, морщинистой, вредной гусеницы в юную и прекрасную у своей юности бабочку.

Одна-единственная волшебная таблетка. Ценой в сотни тысяч, наверное, даже больше, жизней. Ценой кардинального разворота в политике самой сильной в мире страны. Ценой предательства? Какое неприятное слово. На том уровне, где существует он и подобные ему люди понятия «предательства» не существовало. Есть только свои и чужие интересы. Есть только политика и бизнес и часто это одно и тоже. Есть возможности и есть ресурсы. Люди это тоже ресурсы. А вот «предательства» не существует. Это слово для тех, кто стоит на ступеньку ниже. Или на две ступени. Или на все десять. Слово не из его круга.

Волшебная таблетка.

Старик повертел её в руках, понюхал, положил в рот и запил половиной стакана воды. Волшебство не имело ни запаха, ни вкуса. Наверное, так и должно быть.

Врачи ушли, заверив что будут внимательно следить по приборам, а если понадобятся, то уже через секунду кто-нибудь из них будет здесь.

Картина, изображающая корабль и волны, осталась. Надо было сказать, чтобы её убрали, но тогда, на стене, останется пустое место и всё равно будет привлекать взгляд.

Дурацкий дом. Дурацкая старость. Волшебная таблетка. Скоро всё изменится, и он станет бабочкой.

Старик сам не заметил, как заснул.

И проснулся полным сил юношей. Чистая, без старческих пятен, упругая кожа. Сильные руки и ноги. Голова, которая не болит. Вообще ничего не болит. Это было чудо! Это было волшебство! Это была чужая, невоспроизводимая земными средствами инопланетная технология.

Бывший старик встал с кровати двигаясь осторожно и сковано, словно бывший водитель какой-нибудь древней развалюхи, только-только пересевший за руль новенького автомобиля из элитного сегмента. Роскошная кровать превратилась в что-то ужасное. Слизь, гной, что-то ещё, такое же неприятное, полностью уничтожило и бельё, и саму деревянную основу.

-Неужели всё это вышло из меня? -поразился бывший старик.

На выходе из спальни он столкнулся с врачами. Ему понравился их взгляд. Что-то в нём было такое, похожее на то, как апостолы смотрели на восставшего из мёртвых сына божьего.

-С вами всё в порядке?

-Это вы мне скажите, -потребовал юноша и осёкся. Он первый раз услышал свой голос. Свой молодой голос.

-Пропустите, мне нужно в душ.

-Обследования…, -заикнулся один из врачей.

-Потом. Всё потом. Сначала душ. И скажите, чтобы готовили обед. Хороший обед. Жаренное. Перчённое. Всё то, что мне было нельзя последние двадцать, нет, даже тридцать лет. И женщину. Хотя нет, с этим я разберусь сам. Пока просто обед. И отойдите с дороги, дайте наконец дойти до ванных комнат.

Волшебная таблетка молодости. Бесценная. Но всё же имеющая свою определённую цену.

Босые ноги шлёпают по мокрому мрамору. Статуя нимфы в нише в купальне – какая пошлость. Холодные струи бьют по плечам сменяясь обжигающе горячими и снова по кругу. Молодость это прекрасно. Вторая молодость, когда знаешь альтернативу, прекрасней в сто крат.

А старость, а смерть? Они теперь только для бедных.

…

Чем больше Огнерукая узнавала новую расу, найденную на просторах сферы, тем больше она ей нравилась. Ей нравилось трёхразовое горячее питание и отдельные камеры для пленников. Нравилось то, что в каждой камере имелась своя собственная кровать и питьевой фонтанчик откуда, в любой момент, можно было попить воды или умыться. Нравились маленькие солнца, каждое утро вспыхивающие на потолке и гаснущие каждый вечер. Нравилась выданная ей одежда из серой, с виду, но на самом деле совсем не простой ткани. Всё это и многое другое выдавало высокий уровень новой цивилизации. Некую, достаточно высокую, ступень на которую они смогли подняться. И это вдохновляло.

Когда путешествуешь по сфере миров из одного «живого» мира в другой, избегая безжизненных пустынь или больших холодных каменюк размером с целую планету на которых нет ни воздуха, ни воды, ни жизни, то встреча с различными туземными цивилизациями не редкость. Скорее даже правило. Каждый второй «живой» мир населён своей расой разумных существ. Или был населён когда-то, если Древо или пылающие легионы диких демонов или кто-нибудь ещё не пришёл в этот мир раньше и не помножил местных туземцев на ноль.

Словом, Зира повидала огромное число различных цивилизаций и рас. И тех, кто сумел подняться по лестнице развития, пусть даже идя собственным, уникальным путём и тех, кто так остался почти животным, не зная огня и довольствуясь примитивными орудиями из камня или кости.

Надо сказать, что вторых было много больше, чем первых. А тех рас, чей прогресс мог бы заинтересовать многое повидавшую демоницу и вовсе можно было пересчитать по пальцам. И ни одна из них даже близко не достигла того величия, которым когда-то обладало первоначальное Древо, до того, как искажённые хтонью биомашины сначала уничтожили своих создателей, а после возродили их снова, но искривлёнными, словно в кривом зеркале. Сумасшедшие биомашины объявившие себя богами для новых эльфов коих они возродили по своему подобию – такими же безумными и опасными для всего окружающего. Зира отказывалась считать этих выродков и слуг безумных биомашин такими же эльфами, какой, когда-то, очень давно, была она сама. Категорически нет! Её сёстры и братья, весь её народ погиб в развязанной биомашинами междоусобной войне. Первоначальное, оно же единственное, Древо сгорело и от него остался лишь пепел. Выросшее на его месте образование, которое сейчас называют Древом и взрастившие его существа, которые называют себя эльфами – это чудовищный симулякр рождённый отравленными хтонью безумными биомашинами.