Генерал покусал жидкий рыжеватый ус.

— Меня принято знать в лицо. Я же выучил ваше имя.

Генерал пошёл, загребая длинными ногами. И Александер легко представил его в уланской форме. А также в драгунской. И что самое любопытное — в кирасирской. Но ещё более ясно Джеймс увидел своего собеседника в голубом мундире, на который был небрежно накинут плащ с воротником из морского бобра. О да, такое себе могли позволить только русские — хозяева Аляски.

Бугский полк после поворота и атаки поехал к лагерю. Александр Христофорович помедлил, пропуская вереницу нарядных всадников, и окликнул своего старого приятеля генерал-майора Гейтерна, командовавшего дивизией.

Тот спешился, пожал Бенкендорфу руку, и они вместе пошли вперёд.

— Видел нашего шпиона, — с лёгкой досадой заявил гость. — И выгнать пока не за что.

— Как государь терпит? — возмутился старый кавалерист.

— С христианским смирением, — Бенкендорф тряхнул головой. — Вообрази, обо всём хотел знать. Только не расспрашивал, сколько пики весят! Ну да ладно. Мальчишка мой здесь?

Гейтерн всё понимал. Ему и самому было выгодно иметь под крылом Жоржа. Знать, что прежний сослуживец, а теперь правая рука императора, — обязан. Поэтому сын актёрки и неведомого благородного отца продвигался так поспешно, как только позволяли приличия. Он уже был вахмистром и носил на левой стороне груди солдатскую георгиевскую медальку — за натиск под Анапой. Шумное было дело. Уланы отличились. А сорвиголова — среди первых. Одно плохо — кисть руки постоянно болела. И прижимающий пику локоть тоже.

Командир дивизии послал за Жоржем адъютанта, благо держал парнишку не слишком далеко от себя, надеясь при первом офицерском чине забрать курьером.

— Я его у тебя на неделю-другую возьму. Он мне нужен, — тоном, не допускающим возражений, заявил Бенкендорф. — Дело служебное. Не к тёще на блины.

Гейтерн закивал. Хоть и не рад отдавать, но разве возразишь?

Жорж появился в шатре и был почти испуган явлением тайного покровителя. Александр же Христофорович удержался от того, чтобы присвистнуть. Парень-то рос. И раздавался в плечах. Матерел. А бесконечные тренировки с пикой только закаляли его.

Словом, Жорж вышел к нему — красавец мужчина. С румянцем во всю щёку. С кудрями, причёсанными наконец по моде. И форма шла. Впрочем, кому она не идёт?

Шурка даже усомнился. Неужели и я был такой?

— Вы хотели меня видеть? — почти с робостью осведомился молодой вахмистр. На лице читалось: «Я не заслужил вашего одобрения?»

— Ты мне нужен. Пойдём, поговорим.

Они вышли из палатки, и Шурка побрёл рядом с сыном, постоянно одёргивая себя, чтобы не взять парня за плечи.

— Оставишь полк ненадолго. Тебе дадут короткий отпуск. На сие время поступишь в распоряжение майора Стогова. Нужны твои актёрские таланты.

Жорж кивал. Он понимал, что дело срочное, а план рискованный.

— Прикинешься слугой-французом, который родился в Одессе. Наш наблюдатель недавно лишился своего. Тебя порекомендует Стогов. И если дело выгорит, то поначалу ничего не предпринимай. Просто смотри. Надо улучить момент и добраться до тетрадей господина официального представителя. Не красть. Упаси боже! Посмотреть, что там. Сам Стогов этого сделать не может. Как он войдёт в каюту официального британского представителя? А ты… камердинер всегда улучит минутку один остаться с платьем.

Юноша продолжал кивать. Ему всё было понятно.

— Как одеться?

— Ну, примерно так, как ты вышел ко мне из театра. С чужого плеча.

Готовность Жоржа помогать, которой, в сущности, отец и добивался, будучи получена, испугала его.

— Возможно, ты недопонимаешь. Этот капитан по-настоящему опасен. Нужно быть очень осторожным.

Жорж посмотрел на генерала почти с укоризной: «Мы хотим бумаги добыть? Или сохранить мне жизнь?»

— Мне будет тяжело, если с тобой…

Нет, к подобному они ещё не были готовы. Простились. И разошлись, чтобы не вызывать лишнего внимания.

Чета Дисборо никак не могла покинуть Петербург. Уже простившись с августейшей семьёй, английский посланник с посланницей застряли на севере, поскольку из Лондона медлили привезти необходимые документы.

— Неужели придётся остаться ещё на год? — негодовал Спозо. — Ведь мы получили прощальную аудиенцию. Как будет выглядеть наша задержка в глазах здешнего двора?

Похоже, дома это никого не беспокоило. Как и своевременная доставка жалованья мистеру Дисборо. А также его секретарю сэру Кеннеди, брату жены, и нескольким служащим.

— Даже не отваживаюсь спрашивать, сколько мы издержали?

— О-о! — Анна сделала страшные глаза. — Когда мы только ехали сюда, ты сам сказал, что Петербург очень дорогой город. Здесь ничего не производят на месте. Всё везут из Европы, стало быть, завышают цены.

— И всё же?

Леди Анна вспыхнула.

— Могу только сказать, что мы не накопили, — заявила она с завидным хладнокровием. — Однако мы стирали на дому, что экономило пятьдесят рублей в неделю. А мои платья были привезены из Парижа, здесь я не шила. Таким образом, мой гардероб сберёг нам 400 фунтов стерлингов. Их мы привезём в Олтон. В Твери я потратилась по десять рублей на тюфяки. Думаю, их ты не поставишь в вину?

Посол задумчиво кивал. Он спрашивал для порядка. Его беспокоили не расходы супруги, а складывавшаяся в высшей степени неясная ситуация. Анна прекрасно вела хозяйство. 10 тысяч фунтов стерлингов за дом в год, так 10 тысяч.

— Тебе не кажется, что наша задержка связана с тем капитаном? Ну помнишь? — леди Анна поместилась на ручке дивана, за спиной мужа, и начала массировать ему плечи. Эдвард только что приехал из дворца и не спешил снять синий с золотым шитьём дипломатический мундир.

— Дорогая, если ты станешь растирать меня не через рубашку, на бархате останутся следы твоих прелестных пальчиков. А так как здесь никто не может поверить в искренность супружеских чувств, то на меня станут смотреть как на чудака, который ездит к любовнице в форме и с лентой.

— Ты уходишь от вопроса, — леди Дисборо с силой нажала мужу на оба плеча, тот застонал. — Возможно, русское правительство в чём-то подозревает капитана Александера, а заодно и нас?

Эдварду сотню раз приходила в голову эта мысль, но он боялся даже обдумывать её хорошенько. Ибо раскрытие миссии официального наблюдателя грозило ему немалыми дипломатическими неприятностями.

— Возможно, дорогая, — сухо сказал он. — Но тебя это касается ровно настолько, насколько нам придётся раскошелиться на новую шубу.

— Ого-го! — невесело воскликнула супруга. — Где твоё жалованье, Эдвард? Я вышла за нищего?

Юсуф-паша отступал медленно. В день по шагу. Сегодня — почётная сдача всего войска с оружием. Завтра — неприкосновенность имущества жителей. Послезавтра — вывоз пушек.

В конце концов сошлись на том, что русские не возьмут город на саблю. Напротив, гарантируют жителям жизнь и скарб. Домов у них всё равно уже нет.

— Капудан-паша может отказаться, — визирь не был доволен тем, что рядом с ним, как бы не доверяя, держали другого важного османского вельможу. И это недовольство с каждым днём всё яснее давало о себе знать. — Если мы сдадим город, на какие гарантии с вашей стороны могу рассчитывать лично я?

Вот это уже был разговор по существу. Воронцов сделал Грейгу знак не вмешиваться. Прямодушие адмирала сейчас не играло русским на руку.

— Я спрошу у его величества о размере пенсиона, который наша казна сможет предложить вам, — дипломатично сказал он. — От себя добавлю, что в Одессе, где живут разные народы и всем есть место, мы предоставим вам убежище и один из особняков.

Юсуф пожевал губами. Размер пансиона его, конечно, интересовал. Но было и другое.

— Вы должны гарантировать мне, что я ни при каких условиях не буду выдан моему повелителю и не попаду в Стамбул даже после заключения мира.