– Матвей! – позвала она слабым голосом.

Услышала. «Ясно, сегодня будем помирать», – ругнулся он про себя.

– Уже иду.

Подойдя к тумбочке, придвинутой вплотную к дивану, он выгрузил на нее все заказанные лекарства и две пол-литровые бутылочки минералки, чтобы было чем запить таблетки и порошки.

– Как ты себя чувствуешь, мам? – сказал он будто бы через силу.

– Нормально, – вопреки ожиданиям, быстро ответила она.

«Дело плохо».

– Нет, ты мне расскажи про пожар в доме. Ладно бы офис, ты ж там и живешь в том же здании, так что про пожар расскажи мне. Ты не пострадал?

– Мам, ну ты же видишь, вот он я, цел и невредим. Я не пострадал.

– А кто пострадал?

– Никто не пострадал, насколько мне известно. Ты откуда про пожар узнала?

– По радио сказали. И по телевизору.

– А что, там разве говорили о пострадавших?

– Нет. Но они разве скажут! – Мама поднялась выше на подушках и всмотрелась в его лицо. – Ты где жить будешь?

– У друга пока остановился.

– У которого?

– Мам. Ты его не знаешь.

– Друг, а я его даже не знаю?

– Именно так, мам. Не волнуйся.

– Как мне не волноваться! Это же направлено против тебя.

Матвей раздосадованно прищелкнул языком.

– Мам, что ты фантазируешь! Кому я нужен! Я просто мелкий клерк на своем рабочем…

– Ты ребенок от смешанного брака.

– Мама. Я очень давно уже не ребенок.

– Это не отменяет!

Она села прямо, глаза загорелись прежним огнем. Иногда Матвей про себя любовался ею и думал, что знает, за что ее полюбил отец. А иногда ломал голову: зачем отцу-кромешнику понадобилась самая обычная смертная женщина? При том, какими красавицами были все их девушки, кромешники редко брали в жены представительниц рода человеческого. Вот обратная ситуация была вполне типичной, всевозможные василисы чаще привлекали смертных мужчин – и не могли не привлекать.

Что связывало его мать и его отца?

Любовь не называть. От любви так быстро не уходят, бросив ребенка и не возвращаясь, чтобы посмотреть на него хоть разок.

– Не отменяет, мам, – умиротворяюще сказал Матвей. – Конечно. Я знаю свою природу. И никому я не нужен. Беспокоиться не о чем.

– Как это не о чем? Ты думаешь, если я человек, то я не в курсе, что творится?

Она обиженно отвернулась и стала капать себе в кружку резко пахнущие капли. Матвей вздохнул.

– Как ты себя чувствуешь, мам?

– Да нормально в целом. – Она сделала паузу. – Переночуешь сегодня со мной? Мне одной как-то…

Конечно, он остался.

Утром Матвей выпил с мамой чаю, оценил цвет ее лица и общую бодрость как удовлетворительные и собрался на работу, отчитываться.

Офиса у него, правда, уже не было, но данные он сохранял в «облаке», ничего не пропало. Надо дать знать заинтересованным лицам, где его теперь искать, а для начала хорошо бы определиться, где, собственно, ему теперь осесть.

Выходя из подъезда, он вытянул из кармана пачку сигарет. Раз уж не удалось совместить курение и кофе, так хотя бы постоять на свежем воздухе, подумать в тишине. Мир встретил его пением птиц, яркими солнечными лучами и яркой, как языки пламени, брюнеткой, ожидавшей его прямо у подъезда. На ней был брючный костюм из алого шелка, отчего и возникла ассоциация с огнем, но причиной столь необычного впечатления была не только одежда.

– Матвей… – Она сделала небольшую, но полную смысла паузу перед отчеством. – Анатольевич, если я не ошибаюсь?

Бюро внутренних расследований по поводу пожара прибыло, что ли? Он посмотрел, сощурившись: точно-точно, кромешница стопроцентная, значит, нет, не нейтральные службы. Да ну, разве станут они подлавливать его на улице, они его к себе затребуют и холку намылят, что отчет до сих пор не предоставил.

– Не ошибаетесь, – сказал он вежливо. – Он самый. Собственной персоной.

– Пройдемте?

Она сделала плавный жест, показывая на красную ауди.

– А прямо здесь никак?

Девушка улыбнулась – ослепительно, но вместе с тем так, что эту улыбку вряд ли кто захотел бы увидеть снова. Нет, поправка: речь о тех, кто хоть как-то пересекался в жизни с кромешницами. Обычный мужик повелся бы только так. Увидел бы лишь тридцать два зуба-жемчужины идеальной формы. Волосы взметнулись, хотя ветра на улице Матвей не заметил.

– Мне нужно отвезти вас к тому, кто хочет с вами поговорить. Так что здесь – никак. Садитесь, пожалуйста.

Упираться дальше было глупо, и он последовал за ней, правда, сел на заднее сиденье. В салоне пахло чем-то приторным. Алая девушка заняла место за рулем. Ауди тронулась, и зазвучала музыка, от которой у Матвея почему-то похолодело в груди.

– Вам нехорошо? – спросила кромешница, глянув в зеркало заднего вида.

Матвей помотал головой, борясь с неожиданно нахлынувшими воспоминаниями. Алый шелк, музыка, легкая насмешка, почудившаяся ему в паузе, которую девушка взяла перед тем, как произнести его человеческое отчество, – все сложилось в единую картинку, и теперь он знал, куда его везут. Намеренно или нет, но спасибо – ему дали время подготовиться.

Ауди подкатила к забору белого цвета, от которого разило волшебными защитами. Матвей поморщился. Ворота раскрылись: вероятно, невидимый охранник нажал на кнопку, просканировав машину.

Дом высился в глубине участка, большой, белый и не от мира сего, как многоэтажный круизный лайнер. Кромешники, если им удавалось оторваться от того кусочка вселенной, к которому они крепились, чаще всего жили на широкую ногу и среди людей слыли богачами и звездами. Отец Матвея не был исключением. «Понадобился! – стучали в висках короткие, злые мысли. – В кои-то веки! Понадобился я! Сподобился! Прислал! Тарантас! Ведьму!»

Ауди не заслуживала статуса тарантаса, и ведьмами кромешниц не называли уже давным-давно даже самые отсталые люди: это было неприлично, но Матвей хотя бы в мыслях позволил себе слов не выбирать. Алая девица на алой ауди была настолько вызывающей, что феей ее величать было вовсе неуместно, а еще Матвея бесила мысль, что мать могла увидеть их из окна и вечером ему придется объяснять или ссориться.

Он не видел отца несколько лет. Больше десяти лет.

Он видел отца, разумеется, по телевизору. В интернет-роликах. Это отец его не видел.

А вот теперь почему-то воспылал желанием немедленно лицезреть отпрыска. Да, наверное, таких чад у отца было немерено во всех городах на одной шестой части суши, не считая тех, которые теоретически могли воспитываться под водой, но, но, но…

Ауди подрулила к белому крыльцу заднего хода. Столбы крыльца обвивали цветущие розы. Не сезон еще, но когда кромешникам это мешало. Дешевый выпендреж. Матвей на мгновение прикрыл глаза, стараясь взять себя в руки. Если бы не пожар, он бы справился быстрее. Ему только сейчас пришло в голову: пожар – и… Анатолий. Не мог ли папа, пролетая, пыхнуть на дом и по совместительству офис сына? Мог. Но зачем же ему?

Алая леди взмахнула длинными ресницами. Скомандовала:

– Выходим.

Матвею хотелось огрызнуться, но это было бы недостойно, особенно после того, как он мысленно припечатал ее грубым словом, поэтому он смолчал. Выбрался из удушающе-ванильного салона и глубоко вдохнул, ожидая, что его встретят, но к нему никто не спешил. Машина отъехала.

Он вновь вынул сигареты. Кромешники терпеть не могли табачный дым, а ему необходимо было успокоиться. Он выкурит сигарету, в дом успеет, раз уж его встречают с настолько распростертыми объятиями. Папе придется перетерпеть!

Матвей прошелся вдоль белого дома, наблюдая за окнами. Ощущение сходства дома и лайнера усилилось. Любопытно, замечают ли люди, что дом не принадлежит этому участку? С одной стороны, он словно сам вырос из-под земли вместе со всеми этими цветами, которые, будто настойчивые змеи, лезли на его стены и опоры. А с другой стороны, точно притаился на низком старте, так что в любой момент может стартовать и умчаться в неизвестном направлении – то ли вновь уйти под землю, то ли взмыть в небеса. Зная отца, Матвей проголосовал бы за второй вариант, но заземление дома оказалось для него неожиданным.